Полет ч.2

Он отшвырнул меня в сторону с такой силой, что я еле удержалась на ногах и, шагнув к Джеку, схватил его сзади за шею, как и меня. Джек свирепо рванулся и тогда полковник резко ударил его головой о столб.

— Нет! — невольно вскрикнула я и прикусила язык.

"...он запытает тебя у меня на глазах, а я рехнусь".

— А такие люди, как этот...экземпляр, — с невероятным отвращением произнес полковник Мор, крепко держа полубесчувственного Джека одной рукой, точно животное, — вообще ошибка природы. Посмотрите на него повнимательнее, взгляните! Это же паршивый полукровка, его мать наверняка была жалкой подстилкой какого-нибудь английского солдата — а уж воображает из себя бог весть что! Капитан Джек Воробей, скажите пожалуйста! Никак не может уразуметь, что тот, кто родился рабом, остается рабом до смерти. Так почему бы не моим — ведь я купил его! Дважды!

— Может быть, он и полукровка, но он выше и благороднее многих так называемых прирожденных джентльменов! — в бешенстве крикнула я, поднимаясь, — и уже тем более он лучше вас, полковник! Вы просто старый садист, у вас ничего нет, кроме вашей злобы! Вы жалки мне!

Полковник захохотал и отпустил Джека. Тот вскинул голову, и я встретила его сердитый взгляд.

— Жалок? Я жалок? Давно уже не слышал ничего более забавного! — воскликнул полковник, — моя дорогая девочка, вы ответите за эти слова сполна, но сначала потрудитесь объяснить, что вы имели в виду?

— Лишь только то, что сказала, — произнесла я уже без особого подъема, потому что Джек за спиной полковника строил мне страшные гримасы, явно умоляя заткнуться, — на мой взгляд, человек, который лишен таких простых человеческих чувств, как дружба и любовь и находит утешение только в том, что лишает дружбы и любви других людей — просто ущербен. Такого человека нужно жалеть, а не бояться.

— Вот как! — насмешливо произнес полковник, — какая прекрасная, вдохновенная речь, леди! Каким наслаждением будет слышать, как вы отречетесь от каждого своего слова, ползая передо мной в грязи!

Он вдруг развернулся и, схватив Джека за волосы, поднял его голову, заставляя смотреть на меня. Джек зарычал, но полковник не обратил на это внимания, а, наклонившись к пирату, негромко промолвил:

— Как она хороша! Какое юное, чистое, свободолюбивое создание! Как давно я уже не видел глаз, горящих таким огнем, не слышал таких пламенных речей! Ты умеешь выбирать себе подруг, Джек! И сейчас...и тогда. Помнишь маленькую Розалинду, Джек? Мою горничную с Ямайки? Под конец она тоже говорила со мной так же. А хочешь знать, что стало с ней?

Джек, не отвечая, молча вырывался из держащих его рук, волосы упали ему на лицо, тонкие мышцы перекатывались под кожей. Он сопротивлялся так, будто настал его последний час. Полковнику пришлось навалиться на него всем телом, чтобы удержать на месте и пират заскрипел зубами от боли и ярости.

— Знаю, что не хочешь, но тебе придется это услышать. Ведь она погибла из-за тебя — помогла тебе бежать, а сама погибла, потому что ты её бросил!

— Нет!!! Это неправда!! — отчаянно крикнул Джек, — ты лжешь!

Полковник повернул ко мне потное, торжествующее лицо, рубашка его помялась, белый шарф съехал набок.

— Разве вы не знали, мисс? Или ваш новый приятель не сказал вам о своем самом любимом и действенном способе побега с плантации?

— Заткнись!!! — крикнул Джек так, что в лесу отозвалось эхо.

— Но ты же любишь правду, Джек, верно? Мы так давно с тобой не виделись, но я помню, какой ты необыкновенный правдолюбец! Знайте, моя красавица, что тот, кого вы только что назвали благородным, использовал любовь вот такой же юной девушки, как вы, когда-то давно, пятнадцать лет назад! Он так и не смог сбежать с моей плантации — она прекрасно охранялась. Тогда он соблазнил одну из моих горничных, и она помогла ему бежать. А что случилось потом — рассказать, Джек?

— Замолчи! — почти простонал пират, упираясь головой в столб, — избей меня, убей если хочешь, но замолчи, слышишь? Замолчи, сейчас же!

— Джек! — спокойно произнесла я, делая шаг вперед, — ну что ты! Я всё равно ему не поверю, пусть болтает, что хочет!

Джек посмотрел на меня, лицо его было искажено страшной мукой, точно его пытали.

— Это неправда! — почти прошептал он, — я не бросал её, я хотел взять её с собой!

— Но ведь не взял! — в голосе полковника звенело торжество, — а когда я схватил её...о, она долго сопротивлялась! И знаешь что, Джек, — он с улыбкой приблизил губы к самому уху дрожащего от ярости пленника, — она так и не сказала, куда ты отправился! Она любила тебя...верила тебе...верила в то, что ты за ней вернешься! И до самого конца, когда уже горела на костре, всё повторяла твоё имя и не оставляла надежду! Повторяла твоё имя, Джек!

Лицо Джека конвульсивно дернулось, и в следующий миг он с нечеловеческим воплем оттолкнул от себя полковника. Развернулся к нему лицом — я услышала, как хрустнули его плечевые суставы, но Джек, похоже, даже не почувствовал боли. И, вскинув ноги, изо всей силы ударил полковника в грудь. Тот пошатнулся, закашлялся, схватившись за сердце...в какой-то миг во мне вспыхнула надежда, что сейчас мы будем избавлены от всего этого...но она быстро угасла. Полковник оказался крепким малым.

Как ни странно, он не стал бить Джека. Отдышался, медленно выпрямился и с улыбкой посмотрел мне в глаза.

— Судите сами, мисс — разве он стал бы закатывать такую сцену, если бы всё, что я сказал, было ложью? Он просто хочет воспользоваться вами, как и той несчастной девушкой, которую мне пришлось так жестоко покарать за помощь беглым рабам! Впрочем, вы и сами очень скоро убедитесь в том, что я сказал правду.

И тут полковник сделал ещё более неожиданную вещь — он подошел к столбу и расстегнул кандалы Джека. Я бросилась вперед — пират покачнулся, но оперся о моё плечо и не доставил полковнику удовольствие видеть Джека Воробья у своих ног.

— Подумайте хорошенько, мисс, — произнес полковник, как ни в чем ни бывало снимая с гвоздя свой камзол и перекидывая его через плечо, — а я пока вас оставлю. Ночь заканчивается — завтра с утра я увижу вас обоих на моем поле. Или то, что произошло сегодня, покажется вам приятной беседой за чашкой чая!

И он, насвистывая что-то, неторопливым шагом двинулся к дому. Через несколько мгновений мрак поглотил своё порождение, но мы ещё долго слышали стук сапог полковника по сухой, утоптанной земле. Кажется, он даже начал напевать какую-то песню.

Когда шаги стихли вдали, я почувствовала, что Джек без сил опускается на землю. Помогла ему сесть, прислонившись боком к стене сарая. Небо над нами потихоньку светлело, и я уже различала лицо Джека — глаза его были закрыты, он тяжело дышал. Последняя вспышка ярости и удар дались ему нелегко.

— Джек! — мягко произнесла я и сделала движение, чтобы коснуться ладонью его щеки. Но он схватил мою руку и удержал её.

— Нет. Не прикасайся ко мне, Ксю.

Мне показалось, что он бредит.

— О чем ты? Что такое, Джек?

Я попыталась прижаться к нему — он отстранился. Он избегал моих прикосновений.

— Ты сердишься на меня? Ну прости, прости меня за то, что я сорвалась! Я знаю, ты велел мне сдерживаться, что бы ни случилось, но я просто не смогла, я думала, что он тебя сейчас убьет, и не смогла не вмешаться!

Джек молчал, не поднимая на меня глаз.

— Ну неужели я всё так испортила, что ты даже слова мне не скажешь? Джек! Неужто я так сильно провинилась перед тобой? — и я снова потянулась вперед, чтобы обнять его.

— Не надо, — медленно, словно поднимая огромную тяжесть, произнес Джек, — не надо, Ксю...я не знаю, что на меня нашло прошлой ночью...но я, верно, спятил.

Холод прошел у меня под сердцем.

— Джек, что ты такое говоришь? Да я не поверила ни слову из того, что сказал этот ублюдок, ни единому слову! Он просто хочет разлучить нас, вот и всё, он сделал это нарочно!

— Не всё из того, что он сказал — неправда, — промолвил Джек, по-прежнему не глядя на меня, — прости. Но в одном Роджер Мор прав. Такой, как я, просто не имеет права даже помыслить о том, чтобы...

— Джек, честное слово, ты бредишь! Всё это случилось пятнадцать лет назад, это в прошлом! А мы здесь, мы настоящие, живые и мы нужны друг другу...Джек, нет! — последнее восклицание вырвалось у меня помимо моей воли, потому что Джек судорожным рывком поднялся, одновременно отодвигаясь от меня. Я почти чувствовала, как он возводит стену между нами — стену из своего чувства вины и своего страха, страха за меня.

Я не смогла найти правильных слов.

— Розалинда тоже была настоящей и живой, — хрипло произнес Джек и на миг встретился со мной глазами. В них снова была лишь боль, как тогда, на Тортуге, — она помогла мне, а я, ничтожный, не смог её спасти, и она встретила страшную смерть в руках этого негодяя. Я не достоин того, чтобы быть рядом с тобой, Ксю. От меня у тебя одни неприятности...

Он повернулся и медленно поковылял прочь, держась за стену сарая.

— Джек! — прошептала я, глядя ему вслед, в его узкую спину, покрытую неровными струпьями заживающих ран. Слезы ручьями струились у меня по щекам, и я даже не пыталась их вытирать, — Джек, пожалуйста...не надо...не оставляй меня, Джек!

Он скрылся из вида. Утро разгоралось, заливая мир розовым светом. Но на душе у меня в тот миг было гораздо темнее, чем в самом темном погребе и рядом больше не было того, кто мог бы разогнать этот мрак. Мы столько пережили вместе, так долго шли к этому моменту единения — через боль, непонимание, страх — и вот всё пошло прахом. После того, как ничто — ни Дэйви Джонс со своим "Летучим Голландцем", ни лорд Бекетт, ни все испытания мира не смогли разлучить нас — Джек сделал это сам, по собственной воле! Теперь он никогда уже мне не откроется...

Полковник Роджер Мор добился своего.

Я уткнулась головой в сложенные на коленях руки и отчаянно зарыдала.

Пришла в себя я оттого, что кто-то с силой отводил мои руки от лица, гладил меня по голове.

— Ксю! Да Ксю же!

Я подняла отяжелевшую голову. Тело вопило об отдыхе. Сутки без сна и еды, побои и психологические эксперименты полковника окончательно выбили меня из равновесия.

Передо мной на корточках сидела Элизабет и встревоженно вглядывалась в моё зареванное лицо.

— О Ксю, что случилось? Он очень сильно побил тебя? Тебе плохо?

Побил? Побил? О Господи, лучше бы он избил меня до полусмерти, лучше бы прикончил на месте, чем испытать такое! Теперь я поняла, почему Джек готов был на всё, лишь бы снова не попасть в руки к Роджеру Мору...

— Ох, Лиззи... — беспомощно произнесла я, обнимая девушку. Та крепко прижала меня к себе.

— Господи, что он сделал? Что с тобой? — Лиз явно была не на шутку испугана, — меня он не тронул, даже не наказал...я спала на сеновале всю ночь, боялась выйти, чтобы снова не попасться ему...так беспокоилась за тебя...

— Что мне делать, Лиз, что мне теперь делать? — бормотала я, сотрясаясь от рыданий. Такая боль разрывала мне душу, что хотелось умереть, лишь бы не чувствовать её больше.

— Ну, в первую очередь — успокоиться, — резонно заметила Элизабет, — ну всё, всё! Ты отлично поплакала, но нам скоро в поле, полковник накажет нас снова, если мы не появимся...

Я прислонилась к стене сарая и глубоко дышала, стараясь хоть немного совладать со своими эмоциями. Воспоминания, ещё слишком свежие, чтобы можно было их выносить, теснились в моем мозгу, не давая покоя, терзая разум. Сон помог бы мне...уснуть, отключиться хоть ненадолго — тогда боль хоть немного притупится, тогда я смогу её выдержать!

Но спать было нельзя, мне предстоял ещё день работы. Целый день под палящим, безжалостным карибским солнцем...

— Ну вот и хорошо! — удовлетворенно произнесла Элизабет, видя, что я немного пришла в себя, — вот, держи, я принесла тебе поесть. И воды.

Я с жадностью накинулась на еду, не чувствуя её вкуса. Организм требовал своё, но если бы не напоминание Элизабет, я вряд ли стала бы есть...тем не менее, через несколько минут я почувствовала себя значительно лучше. Слабость почти исчезла и я смогла подняться на ноги. Неловким движением поправила юбку.

— Пойдем! Пойдем скорее! — Лиз взяла меня за руку и потянула за собой на поле.

Я шла, как сомнамбула, ничего не соображая, и когда мне сунули в руки ведро, так же машинально, точно автомат, направилась к реке. Зачерпнула воды, отнесла на поле...потом ещё раз и ещё...мне казалось, что всякие мысли, чувства и желания умерли во мне навсегда и сама смерть казалась мне теперь совсем нестрашной и даже желанной. Зачем теперь жить? Для чего? Снова мучиться, снова метаться от отчаяния к надежде?

Ни к чему. Лучше ходить вот так, к ручью и обратно, к ручью и обратно, пока силы не оставят меня. Они больше никому не нужны и я никому не нужна. Ни к чему беречь их. Чем скорее все это закончится, тем лучше...

А солнце всё палило, словно стремясь обратить меня в пепел и, честное слово, я была бы благодарна ему за избавление от мук. Это был бы быстрый и милосердный финал моего путешествия.

XXXXVII.

"Я в тебя верю!"

Элизабет Суонн, ПКМ-2

Опять потекли унылые дни, заполненные тяжелым, однообразным трудом. Я впала в какую-то прострацию — машинально ела, пила, работала и ложилась спать. Полковник больше мог не заботиться о том, чтобы я молчала — я перестала разговаривать по собственной воле. Элизабет так и не смогла добиться от меня, что же произошло той ночью, и мало-помалу оставила меня в покое.

Я периодически видела Джека — он шел на поправку. Несколько дней, видно, отлеживался где-то, а потом появился на поле среди нас и выглядел уже почти здоровым, несмотря на страшную худобу. Постепенно в движениях его появилась прежняя энергия и сила, голову он держал высоко и время от времени, явно назло полковнику, начинал за работой громко распевать индейские песни. Вообще Джек стал вести себя совершенно как раньше — балагурил, всех высмеивал, иногда болтал о чем-то сам с тобой, подтрунивал над полковником, за что тот в один прекрасный день велел опять наказать его. Но это, казалось, Джека мало трогало. Меня он не избегал, но и не заговаривал со мной, скользил по мне безразличным взглядом. Но я и не искала его общества, замкнувшись в своем страдании.

Я не верила, что мы с Джеком снова станем так близки, как были до той ужасной ночи. Видеть его каждый день было для меня теперь всё тяжелее. Он по-прежнему ходил без рубашки, в одних бриджах и босиком и это напоминало мне о тех временах, когда мы жили с ним и Уиллом на острове. Как Джек водил меня по лесу, как учил бить острогой рыбу. Как целый день ходил по джунглям в поисках лекарства для меня...как мы боролись на песке в лунном свете...воспоминания были моим счастьем и моим проклятием. Иногда я не могла удержаться и смотрела на Джека, пока он этого не видел — как он двигается, как небрежными движениями перевязывает бандану — и время застывало, всё валилось у меня из рук. Поворот его головы и взгляд приковывали меня к месту. Но смотрел он на меня редко. А может быть, просто я стала реже оглядываться по сторонам — голову словно тянуло вниз невидимой нитью.