Николай Николаевич попытался выйти из Интернета, чтобы хотя бы сохранить партию в положении статус-кво: обдумать создавшееся положение и спокойно выработать новую тактику. Но снова у него ничего не вышло — игра продолжала развиваться по самому скверному сценарию. Оказалось, враг намного умнее и изворотливее. А если и реальные натовские генералы тоже вовсе не такие уж ограниченные в своих способностях? Тут было над чем серьёзно задуматься. Вероятно, его ошибка изначально заключалась в том, что он в какой-то момент уверовал в то, что умнее, хитрее, беспринципные своих врагов. Позволил себя убедить, что его недоброжелатели на Западе наделены "первобытным интеллектом", застрявших в прошлом "папуасов", то есть умеют действовать только в соответствии с хорошо усвоенными клише холодной войны: тупо верят в своё могущество, и совершенно не способны к творческому "маневрированию". "И винить-то их в коллективном слабоумии нельзя, — ещё недавно снисходительно посмеивался он, — ведь даже если какой-нибудь пентагоновский генерал имеет семь пядей во лбу, такой умник всё равно, находясь в рамках своего окружения, уверовавшего, как в религию, во всемогущества США-НАТО, как победителей грозного Советского союза и Варшавского договора, будет вынужден размышлять в соответствии с предложенными ему стереотипами", — так думал Крымов, свысока поглядывая на западных "партнёров" и не очень напрягаясь из-за их временного военно-стратегического преимущества.
Но смоделированная война продемонстрировала, что плетью обуха не перешибёшь, даже если это очень хорошая плеть... Не имея настоящего авторитета в мире и надёжных союзников его крымовская России оказалась колоссом на глиняных ногах, за внешней мощью которой скрывается подточенное коррупцией и тотальным непрофессионализмом прогнившее нутро. На ум невольно пришло сравнение себя с другим венценосным персонажем отечественной истории, которого Крымов весьма прежде почитал. Но ведь тот коронованный неудачник тоже за 30 лет своего правления довёл страну до полной внешнеполитической изоляции, разгула чиновничьей коррупции и в конечном итоге катастрофы Крымской войны 1856 года...
И самое неприятное, что даже с Киевом у Крымова в итоге ничего не вышло, — не получилось блицкрига как в 2014 году! Неожиданно практически разгромленный враг упёрся на последнем рубеже обороны. Оказалось, что даже один храбрец способен иногда переломить ситуацию, и один может быть в поле воином. Так красноармейцы генерала Кирпоноса фактически до последнего солдата защищали Киев летом-осенью 1941 года.
*
Чехословацкие войска в марте 1939 года не решились сопротивляться немецкому вторжению. В одиночку противостоять гитлеровской Германии, которая в то время превратилась в гигантскую военную машину, у чехословаков не хватило мужества: после долгих переговоров руководство страны сдалось и приняло судьбоносное решение — позволить Адольфу Гитлеру без единого выстрела оккупировать большую часть страны.
Городок Мистек, который сейчас уже носит название Фридек-Мистек, располагается на востоке Чехии, совсем рядом с Судетской областью. Последняя обычно ассоциируется с провальной "политикой умиротворения", в результате которой европейские страны фактически дали право Адольфу Гитлеру аннексировать эту территорию. К весне 1939 года Судетская область была уже занята Третьим рейхом, а в Мистеке после капитуляции чехословацкого правительства немцев ждали с минуты на минуту.
Армия Чехословакии даже не готовилась давать отпор: из-за недальновидности командования, которое постоянно и практически во всём шло на уступки Гитлеру, военные части были сформированы по нормам мирного времени и возвращены на места своей обычной дислокации. Всё армейское начальство получило строгий приказ: немцам никакого сопротивления не оказывать, с военным руководством Вермахта — попробовать наладить контакт.
Под руководством капитана Карела Павлика было чуть меньше ста человек, больше половины из них — совсем зелёные новобранцы, призванные на службу совсем недавно. Вместе они составляли 12-ю пулеметную роту 3-го батальона 8-го Силезского полка. В одних с ними казармах, названных Чаянковыми в честь текстильной фабрики Йоханна Чаянека, разместились ещё несколько пехотных рот. С вооружением были серьезные проблемы — тяжелое оружие оказалось вообще бесполезным, поскольку боеприпасы от него уже увезли обратно на склад, а патронов оставалось всего-ничего.
Вечером 14 марта немецкий батальон пересек границу и подошёл к двум кирпичным четырехэтажным зданиям. Солдаты Вермахта не ждали никакого подвоха: другие отряды буквально мчались по чешской земле, обгоняя друг друга, и только успевали отчитываться о том, что без всяческого сопротивления берут под свой контроль один рубеж за другим.
38-летний капитан Павлик, прослывший далеко не самым дисциплинированным и довольно легкомысленным офицером, в этот день задержался на службе, он проводил для личного состава дополнительные занятия. Остальные офицеры по большей части были уже у себя дома: начальство тщательно следило за тем, чтобы все служили так, как в мирное время.
У Чаянковых казарм, как и положено, стояли часовые — ефрейтор Пржибыл и рядовой Саган. Первых немецких мотоциклистов они пропустили без всяких вопросов, поскольку в сумерках перепутали их с чешскими жандармами, носившими в то время похожее обмундирование. Впрочем, часовые быстро осознали свою ошибку, увидев подъехавшие грузовики с солдатами Вермахта. Один из немцев обратился к часовым и приказал им сложить оружие, Пржибыл и Саган в ответ на это дали первый залп. Никто не пострадал, зато немцы сразу одумались — вести переговоры они уже были не намерены. Открыв массированный огонь по постовой будке, они заняли позиции рядом с казармами. В то же время Пржибыл и Саган вбежали в расположение своей части с криками: "Немцы уже тут!"
Капитан Павлик действовал расторопно: услышав крики, он сразу же свернул занятие и приказал солдатам взять пулеметы и занять огневые позиции у оконных проемов. Свет в казармах потушили — стали ждать активности от противника. Немцы, рассчитывая, видимо, на то, что чешское командование одумалось, предприняли первую робкую попытку занять казармы. Рота капитана Павлика с присоединившимися к ней солдатами из других подразделений встретила солдат Вермахта плотным пулемётным огнём. Немцам пришлось отступить — они не досчитались нескольких бойцов. Сам Павлик в это время, как рассказывали впоследствии очевидцы, игнорируя всю безысходность ситуации, пытался воодушевить своих солдат. Другие офицеры такой храбрости не проявили: некоторые бездействовали, кто-то пытался связаться с командованием для того, чтобы получить указания.
Следующий штурм немцы решили провести с гораздо большей осмотрительностью: они окружили казармы, заняли соседние строения, а перед началом атаки обстреляли кирпичные здания, занятые чехами, из миномётов и противотанковой пушки. Построены Чаянковы казармы были на совесть — с ними ровным счетом ничего не произошло. Армия вермахта пошла в наступление, теперь при поддержке бронемашин. Силуэты солдат этим вечером подсвечивались ярким светом фар, направленным на окна казармы для того, чтобы ослепить противников.
Одним из первых во время повторного штурма был убит немецкий фельдфебель, сидевший в не полностью защищавшем его бронеавтомобиле. В солдат Вермахта, которые смогли подобраться ближе к казармам, из окон полетели ручные гранаты. Всё это сопровождалось канонадой из ружейных залпов и пулеметных очередей. Гитлеровские войска, не ждавшие вообще никакого сопротивления, потерпели очередное поражение — им вновь пришлось отступить.
Бой в общей сложности длился около сорока минут. Дело приобретало уже совсем нешуточный оборот: кто знает, сколько бы продолжалась эта маленькая война, если бы в распоряжении капитана Павлика было достаточное количество боеприпасов. Впрочем, стрельбу пришлось прекратить: дело в том, что полковник Элиаш — непосредственный начальник Павлика — наконец вышел на связь и потребовал свернуть сопротивление. Тем, кто не выполнит приказ, Элиаш угрожал военным судом.
Рано утром чешский батальон капитулировал — над казармами взвился белый флаг. Чешское командование уже вступило в переговоры с немцами: солдатам, принявшим бой, пообещали сохранить жизнь. Офицеров вместе с Павликом гитлеровцы отправили под так называемый домашний арест, а рядовым чешским солдатам позволили вновь вернуться в казармы, однако уже под присмотром немецкого караула. Согласно некоторым свидетельствам, в знак уважения к проявленной отваге у Павлика даже не стали отбирать личное оружие.
Пришло время подсчитывать потери: в ходе единственного серьезного сопротивления во время немецкой оккупации Чехословакии Вермахт потерял, по разным данным, от 12 до 24 солдат убитыми и ранеными. Среди чехов лишь несколько человек получили ранения. Чешское правительство всю ответственность за произошедшее свалило на офицеров, находившихся в Чаянковых казармах. Тем не менее ни один из них так и не предстал перед судом.
Сам Павлик впоследствии объяснил свои действия так: он думал, что гарнизон казарм в Мистеке подаст пример другим чехословацким частям, которые смогут объединиться и дать бой немцам на своей земле. Практика показала, что Павлик заблуждался: ни одна чехословацкая рота в эти дни не проявила себя так, как его солдаты.
Несмотря на поражение, капитан не разочаровался в своей борьбе: во время немецкой оккупации он начал работать в подпольной антифашистской организации "Защита нации", которая пыталась поднять восстание против оккупантов. В 1942 году Павлика выдал провокатор гестапо: после многочисленных допросов и пыток его отправили в концентрационный лагерь Маутхаузен. Надсмотрщики застрелили капитана чехословацкой армии Карела Павлика за отказ повиноваться их приказам.
Глава 365 "Гость из склепа"
На телефон Крымова "продолжали" прорываться предложения от "глазастого добряка" договориться и действовать вместе. И хотя "всё восточное побережье США было смыто серией мега-цунами, вызванными пуском беспилотных атомных торпед "Посейдон", а Вашингтон, Нью-Йорк и ещё десять крупнейших городов США лежали в руинах, новому президенту США удалось ускользнуть и оказаться на борту поднятого в небо самолёта "судного дня", откуда он нанёс ответный удар. Радары Московской зоны ПВО извещали о приближении целого роя вражеских ракет". Пальцы снова забегали по клавиатуре, зашуршала мышка, Николай Николаевич едва успел "спуститься из кремлёвского кабинета в личный бункер "Метро-2"". Но тут же поступило сообщение системы безопасности бомбоубежища, что периметр нарушен: "В систему кондиционирования проник вирус. Вирус не опознан".
"Эй, крутой! Последний раз предлагаю подружиться, иначе тебе хана!" — уже откровенно глумился над ним таинственный хакер. Он начинал злиться, теперь его иконка выглядела как само лицо войны — черепушка стала бордовой от злости, сердито рычала, щёлкала челюстями, верхняя часть черепной коробки подпрыгивала, выпуская облачка пара, словно крышка кипящего чайника.
Крымов уже ничего не мог понять. "Ведь это просто невозможно! Здесь четыре контура защиты! Системы личного бункера полностью автономны. Как такое произошло?!".
"Вы заражены, — известил его игровой арбитр. — Срочно нужна вакцина, иначе умрёте через 3 часа!".
Следом пискнул телефон:
"Есть вакцина, — сообщал "глазастый добряк". — Условия прежние".
...Прошло ещё три минуты и всё было кончено. Стол, экран монитора, обстановку кабинета, будто закрыло мутным стеклом, ломило затылок. Николай Николаевич выключил настольную лампу и устало откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Несколько минут сидел не шевелясь.
Вдруг отчётливо запахло мертвечиной, затхлый тошнотворный запах, будто из склепа. Под кем-то скрипнул стул в углу. Повеяло пробирающей до костей могильной сыростью.
Президент открыл глаза. В темноте довольно отчётливо был очерчен чей-то силуэт, будто кто-то в самом деле появился в углу на стуле у стенки — там, где обычно сидит вызванная стенографистка. Кто бы это мог быть? Холодок по спине пробежал. Как охрана могла пропустить?
— Лёня, Бляхер, мать твою! — кликнул он охранника
Снаружи заглянул обеспокоенный телохранитель:
— Я здесь, Николай Николаевич, звали?
— Да!.. То есть...нет, ничего, свободен.
— А почему у вас свет выключен, может включить?
— Нет, иди! — отослал прислугу политик, но свет в кабинете зажигать не торопился, хотя внутри всё по-прежнему сжато в комок. А с другой стороны любопытство разбирало. После того, как авторитетные профессора заверили, что видения не представляют для него ни малейшей опасности и вскоре окончательно перестанут беспокоить, Николай Николаевич даже стал жалеть, что может лишиться особенного дара.
Хотя, с другой стороны, не слишком ли он рискует? А если это убийца, — пробрался в кабинет, затаился и готовит покушение?.. "Нет, вроде не похож, — пригляделся политик. — Старик какой-то, в лохмотьях, безумные глаза будто два угля светятся из провалов глазниц на обтянутом кожей худом, словно череп, лице... И вдруг Крымов признал ночного посетителя, отчего аж вздрогнул. Царь Грозный! Ведь тут неподалёку кости его лежат... Пришёл из царской усыпальницы.
Незваный гость старчески кашлянул. Раньше Николай Николаевич окостенел бы от парализующего ужаса, а тут смог сохранить самообладание. Это уже хорошо. Крымов словно со стороны наблюдал за ситуацией и, не смотря на накал момента, был доволен собой.
Грозный смотрел на него зло, как на самозванца. Кажется, ещё чуть-чуть вскочит и вцепится в горло своими длинными костистыми пальцами, или хватит по темечку железным посохом.
Николай Николаевич и сам по первому времени чувствовал себя случайным человеком, — захватившим трон узурпатором. Лже-Дмитрием. Тогда ему частенько снилось, что все вокруг, словно очнувшись от наваждения, вдруг узнают в нём узурпатора и поднимется жуткий ор: "А король-то — ненастоящий!". Но ничего, как-то привык, перестал бояться.
Будто тихий шёпот из— могилы нарушил тишину кабинета:
— Самозванец, бежать тебе надо. Плохой год приближается. Порвут тебя в клочья. За стенами этими крепостными не спрячешься. Это ловушка. Свои же бояре, прячущие измену за фальшивыми оскалами любовной преданности и медовыми словами, накинутся подло... Прямо в этих кремлёвских палатах! А холопы их и смерды с великой радостью присоединятся к расправе...Тёмный, злой народец. Как Гришку Отрепьева и прочих, что на мой осиротевший трон посягнули, растерзают тебя, тушку сожгут, пепел в пушку забьют и выстрелят на Запад, откуда пришёл...
Сердце Крымова снова сдавило ужасом, а горло сковало спазмом. Он зажёг лампу, поднялся из-за стола, подошёл к тому месту. Никого. Только на книжной полке прямо над пустым стулом треснуло стекло.
Взял книгу, прочитал: "Даже сам Иван Грозный панически боялся быть растерзанным толпой. Говорил придворному лекарю англичанину Бомелию в доверительных беседах о своём намерении в случае малейшей тревоги немедленно бежать в Англию под защиту Королевы Елизаветы от дикого люда своего, лишь до поры безропотно сносящего бесконечные казни и опричный произвол: "Если молчат — значит готовят бунт. Внезапный и беспощадный, так что никакая стража не спасёт..."".
