Джокер провела пальцем по горлу.
— Они бы нашли другого носителя, только и всего.
— Откуда такая уверенность?
Джокер рассмеялась.
— Какая поразительная наивность. Восемь смертей, малышка. Действуй.
Каору бросила на нее еще один яростный взгляд, а затем зажмурилась. Несколько секунд, и новый злой взгляд на Джокера.
— Эти смерти — твоя вина.
Шут рассмеялась:
— О, не бойся за мою совесть. Я-то точно знаю, за что и ради чего сражаюсь. А вот ты будешь остаток жизни винить себя за то, что не нашла способа спасти тех людей, которых убивала. Или не будешь, став циничной сукой. Меня устроит любой вариант. Тяни карту.
Джинчурики вытащила карту из колоды. Тройка.
— О! Скажи, это удача? Убить троих вместо того, чтобы убить, скажем, девятерых?
— Иди к биджу!
— Так я уже здесь, — рассмеялась акацки. — Как ты убиваешь? Одиночных прохожих? Или сразу небольшие семьи, стоящие группой?
Каору ответила ей матерной тирадой, содержащей посылы, нередко извращенно сексуального характера. Джокер на это лишь рассмеялась:
— У, как мы умеем. Но ты просто храбришься, девочка. Половину того, что ты мне тут наговорила, сама бы не решилась применить к пленнику.
— Для тебя сделала бы исключение, — огрызнулась Каору.
— Очень мило с твоей стороны. Три трупа, я жду.
— И не скажешь, в чем именно заключается моя наивность? Тебе, вроде, нравиться болтать.
Шут прищурилась:
— Выторговываешь время? Ну, допустим. Почему тебя, не раздумывая, заменят, если возникнет необходимость? Да потому что ты слабачка. Осваиваешь техники биджу, да, но с трудом. И очень скоро достигнешь своего предела. А дальше — избыток чакры биджу начнет разрушать твое тело, что нормально для любого джинчурики. Вот только ты не полноценный сосуд, не таскала демона с самого рождения. И твое тело не перенесет так просто последствия от ядовитой чакры, — Джокер развела руками. — Да, чакра Исобу наименее ядовитая, но тебе и ее хватит. В другое время тебя бы даже не рассматривали, как потенциальный сосуд. Но политика, все такое. А теперь действуй. Три трупа.
Каору пару секунд сверлила злым взглядом Джокера, а затем закрыла глаза, сосредотачиваясь на технике. Акацки перевела внимание на свои ногти, будто все происходящее было просто душевным разговором двух подружек поздним вечером.
— Ты — проклятая биджева тварь!
— Не преувеличивай. Я — всего лишь убийца. Изощренный и изобретательный, но не боле того. Тяни карту.
Каору потянула руку к колоде, но остановилась.
— Я хочу знать, что мой брат жив.
Джокер пожала плечами:
— Мне плевать на то, что ты там хочешь. Мы играем по моим правилам. Тяни карту, девочка. Мы не закончили.
Каору вытянула еще одну карту и перевернула ее. Двойка.
— Хм, да тебе везет. Не вижу вздоха облегчения.
Джинчурики закрыла глаза и открыла вновь, чтобы внешне выглядеть спокойной.
— А как ты узнаешь, что я стала такой, как ты говорила? Может быть я уже такая?
Но арлекин отрицательно покачала головой:
— Нет. Слишком очевидная разница. Все просто. Убей еще двух. Просто, как пальцами щелкнуть, — для демонстрации "простоты" Джокер действительно щелкнула пальцами.
Каору закрыла глаза и, поморщившись, отвернулась в сторону. Затем снова с вызовом посмотрела на Джокера.
— Выглядишь так, будто пытаешься меня впечатлить, — рассмеялась акацки. — Нет, малышка, игра продолжается.
— Тогда вытяни карту сама, — ответила Каору. — И я докажу, что все не так просто. Я не сообщала им, — она кивнула в сторону стены, — что убиваю жителей деревни. И заминки мои связаны с тем, что я ищу жертв в местах, где их не найдут сразу. Может быть, я уже тебя обыграла?
Джокер с улыбкой безошибочно вытащила из колоды десятку, на что Каору только поморщилась.
— Тогда тебе же хуже. Тебя замочат, а коноховцам скажут, что само так получилось.
— И вы ничего не добьетесь. Треххвостый снова уйдет мимо вас.
Джокер пожала плечами:
— Тебе-то что? Для тебя это, в общем-то, тоже неплохой вариант. Или не хочется отдавать свою жизнь за маленькое ничтожное преимущество?
— Вы все равно проиграете, — покачала головой Каору.
— Но ты нашего поражения все равно не увидишь, — оскалилась арлекин. — Десять. Начинай.
Каору закрыла глаза, сосредотачиваясь. Джокер ее не торопила. Прошло с десяток секунд, и джинчурики поморщилась, вновь отвернувшись в сторону.
— Полагаю, ты видишь, как твои жертвы умирают от кислоты?
— Твои жертвы, — негромко ответила Каору.
Шут рассмеялась:
— Конечно. Ты ни в чем не виновата. Виновата я, что устроила эту игру. И виноваты остолопы в разведке, которые упустили меня, а затем еще и подпустили меня к тебе. Заметили, что я пришла в твой дом, но их остановили простые барьеры, мешающие рассмотреть, чем я тут занимаюсь. И потому не знающие, убила я твоего братика с нянькой или нет.
Каору подняла на Джокера тяжелый взгляд:
— Он же здесь, верно. Никуда бы ты его не дела.
— Я все равно не позволю тебе его увидеть, пока наша игра не закончится.
— Ты сказала... Ты сказала, что дело не в том, сколько людей умрет... Я... Я не хочу больше убивать.
Джокер подняла глаза к потолку, будто задумалась, а затем кивнула своим мыслям.
— Хорошо. Еще три карты. Всего три карты, и все. Ты увидишь своего целого и невредимого братика, и даже сможешь убить меня любым способом, каким захочешь.
Каору потянулась к колоде, но Джокер положила свою ладонь на карты.
— Вот только вытягивать буду я.
И тут же вытащила из колоды следующую десятку, держа ее рубашкой к себе, а картинку демонстрируя только джинчурики.
— Начинай. Всего три карты, и игра закончится.
Каору несколько долгих секунд смотрела на карту, будто надеялась, что это иллюзия, которая исчезнет, и там будет другое число.
— Давай же, малышка. Осталось совсем немного.
Каору зажмурилась, будто пряталась от карты, на которую смотрела. Затем резко открыла глаза, тяжело дыша.
— На улице... Там больше нет одиночных... Я же... Я не могу...
Но Джокер только оскалилась:
— А теперь начинается самое интересное, — она вытащила из колоды еще две карты, оказавшиеся, естественно, десятками, — Убей тридцать человек. Убей быстро, чтобы нам не помешали. Ты же знаешь, что к этому все шло. Давай. Закончи начатое. В сторону эти словесные игры. Просто сделай это. Убей. Это все, что мне от тебя нужно. Всего-то тридцать человек. Это же такая мелочь.
— Это не мелочь, — неуверенно выдохнула Каору.
— Может и так, но это уже не важно. Один-единственный шаг.
Джинчурики снова закрыла глаза. Покров, призрачный, едва заметный, все это время висевший на ней, начал уплотняться. Кожа рук покрылась маленькими чешуйками, под глазами появлялись темные круги. Каору зажмурилась и тяжело выдохнула.
— Сделано.
Джокер хлопнула в ладоши, ее лицо исказилось, став безумной маской.
— Тогда игра закончена. Ты права, твой братик в комнате. Иди, я больше ничего не сделаю.
Джинчурики еще пару секунд сомневалась, а затем вскочила с места и бросилась в коридор. Чтобы через секунду издать крик боли, сдобренный жаждой убийства, идущей от биджу. А еще через секунду стену дома проломил первый хвост демона. Треххвостая черепаха вырывалась на волю, разрушая все своим телом, но, к сожалению, не выпускала в окружающее пространство потоки демонической чакры, создающей стихийные пожары. Впрочем, дождя, обратившегося потоками яда и кислоты, было более чем достаточно.
Глава 137.
— Нет, не вижу, — повторила ответ Хината.
Хиаши едва удержался от того, чтобы выругаться. Это, пожалуй, было слишком. Курохай кивнул и что-то сделал. В этот раз вопроса не потребовалось, Хината чуть наклонила голову, прошептав все еще бледными губами:
— Да, вижу, — без всякой радости произнесла Хината.
Ее глаза, некогда имевшие оттенок лаванды, стали грязно-серыми, какими-то мутными, а кожа вокруг глаз пошла морщинами. Это, вкупе с прочими изменениями внешности, делало невозможным узнавание в ней той самой молодой цветущей куноити.
— Повреждения необратимы, — озвучил диагноз Курохай. — Рекомендую пересадку, это решит проблему со зрением.
Присутствовавший здесь Хиширо Хьюга, один из старейшин клана, тут же спросил:
— К донору есть какие-то требования? Сам я стар, но мои глаза меня не подводят. Я буду только рад помочь.
Курохай перевел на него внимание.
— Позволишь? — он поднял руку.
Старик кивнул. Хокаге подошел и приложил пальцы к его виску. Через десяток секунд он кивнул:
— Думаю, вы можете быть донором. Как минимум, с точки зрения токов чакры проблем возникнуть не должно, остальное — работа ирьенинов.
Хината отвернулась в сторону и попросила:
— Я очень устала. Можно мне вернуться в комнату?
Хиаши мучительно поморщился, осознавая, пусть и временную, слепоту собственной дочери.
— Да, конечно.
Мать Хинаты, с заботой и нежностью смотрящая на дочь, помогла дочери покинуть комнату. Женщина выглядела скромной и ничего не сказала, хотя Хокаге легко отмечал ее волнение по поводу состояния дочери. Здесь остались лишь глава клана, старейшина и сам Хокаге.
— Мы раньше не практиковали пересадку глаз, — постарался задать тему для разговора Хиширо. — И не просто так. Уверен, что...
Он замолчал, пытаясь правильно сформулировать вопрос. Хокаге вопрос понял и так:
— Да. С последней информацией, часть которой вам уже передали, было достаточно как теоретических данных, так и практических наработок по этому вопросу. Орочимару был психопатом, но медиком великолепным. Тсунаде достаточно квалифицированна, чтобы разобраться и повторить его работу.
— А что с малышом? — спросил Хиаши.
Подавить свое беспокойство он не мог, но пытался перевести его на что-то другое.
— Здоров, — ответил Курохай.
— А в перспективе? — спросил Хиширо.
Хиаши поморщился:
— Сейчас не время...
— Мне мало осталось, Хиаши, — оборвал главу клана старейшина. — Хочу знать, что будет с кланом, когда меня не станет.
И он снова посмотрел на Хокаге, ожидая ответа.
— Раннее формирование системы циркуляции чакры. По ряду признаков напоминает то, что было у его отца после рождения. Но если у Наруто, судя по сохранившимся записям, изменения были связаны с работой печати, то у его сына это, вероятно, экстремальная эволюция, наложенная на ваш клановый геном. Он не Хьюга, это понятно уже сейчас, но и не Узумаки. У него нет бьякугана, и некоторых ярких особенностей Узумаки так же не наблюдается. Но можно прогнозировать формирование кеккей-генкая, возможно, оригинального. Большего сейчас не узнать, только года через три или четыре.
Старейшина кивнул:
— Понятно, Намикадзе, значит. Что же... К счастью, Ханаби себя великолепно показывает. Можно быть уверенным — клан останется в надежных руках.
— Не говори так, будто уже завтра собираешься в могилу, — ответил ему Хиаши. — Да и меня Ханаби сменит еще не скоро.
— Она уже присутствует на внутреннем совете клана. Может, бросит тебе вызов, м? — ответил Хиширо.
— Нет, — ответил Хокаге. — Смена главы клана в военное время неразумна. Если бы Хиаши своими действиями или бездействием оказывал бы отрицательное влияние — да, но не в текущей ситуации.
Самому Хиаши оставалось лишь развести руками:
— Мое мнение уже никого не волнует? — он вздохнул и сел, потирая пальцами виски. — Хотя со всей этой историей я действительно на нервах. Особенно, когда смотрю на Хинату.
На публике Хиаши держался отлично, как следует настоящему представителю его клана. Спокоен, холоден, высокомерен. Немного отпустить эмоции он себе позволял лишь в компании самых доверенных людей, и, в некоторой степени, в кругу семьи.
— Ты хорошо держишься, — ободрил его Хокаге. — Мало кто может воспринимать такое равнодушно. Но у меня есть еще... новости. Полученные ею травмы. Она не восстановится полностью, не в ближайшее время точно. Даже если применить все доступные нам методы лечения, она все равно останется на уровне слабого тюнина, в лучшем случае. Ей не быть синоби. Но в остальном ее здоровью больше ничего не угрожает. По нашим прогнозам, она может прожить долгую жизнь, даже будет способна иметь еще детей, но не ранее, чем через несколько лет.
Хиаши кивнул, но ничего не ответил.
— Мне пора, — закончил Хокаге.
Тсуме и Куромару почти привычно ждали у самого входа в часть комплекса, принадлежавшую клану Хьюга. И Курохай, остановившись рядом с куноити, первым делом проверил, насколько она выспалась. Его это в какой-то степени даже забавляло.
— Идем.
Тсуме кивнула и пристроилась за его плечом. Личный посыльный и адъютант, так оценивал ее Курохай. Кем именно считала себя сама женщина, он не знал, не всегда понимая скачки мыслей в ее голове.
Его ждал очередной срочный вопрос, который нужно было срочно решить. А за ним маячил следующий, и еще один, и еще. Сейчас Курохай, как никогда, радовался своему состоянию. Не нужно спать, не нужно есть, нет усталости. Можно круглые сутки работать, лишь изредка прерываясь на медитации. Рай трудоголика. Только подчиненные, работающие по двенадцать часов в две смены, выматываются. Да, можно спать по пять часов в день и большую часть оставшегося времени работать. Но пока в ведении режима полного аврала не было необходимости. Эти люди... Пока не начались открытые военные действия, пусть поживут относительно спокойно. Хотя бы пусть высыпаются и нормально отдыхают.
В "резиденции" менялись рабочие смены, поэтому было людно. Но никто не нес бумаги на подпись, да и вообще не слишком отвлекались на появившегося Хокаге. Большая часть бюрократии осталась там, в не разрушенной Конохе, в той, другой, жизни. В каком-то смысле Курохай был готов пожать этому Нагато руку, прежде чем воткнуть что-нибудь острое ему в тело, желательно несколько раз, для гарантии.
Коноха менялась, менялись отделы, менялись их задачи. Курохай перестраивал селение, менял его. "До" это было селение, в котором жили синоби. "После" это будет маленькая частная армия, базирующаяся в определенном месте. Менялась внутренняя иерархия, менялись должностные обязанности, менялись приоритеты и основные задачи. Резиденция теперь была скорее штабом армии, чем местом, из которого управлялось некое селение. Самое забавное, что такие системные изменения даже не пришлось продавливать. Ни кланы, ни Совет Дзенинов не обратили внимания на перестановки, посчитав их, вероятно, данностью военного времени. Вот только Курохай старательно закреплял все изменения, делая их не временными, а постоянными. После войны это будет другая Коноха. Совсем другая. Оставалось только в этой войне победить.
— Результаты медицинской проверки, — стоило Курохаю зайти в кабинет, как Шикамару оторвал голову от каких-то бумаг и кивнул в сторону тонкой папочки. — Ничего. Безклановая куноити, никаких особенностей, никто и звать никак. Никаких медицинских данных, ни в одном из наших архивов.
Тсуме привычно встала сразу у двери, сложив руки в замок. Ее ручной волк прилег у ее ног.
