— Grandmère (бабушка (фр.) — прим. пер.) велела мне, — возразил Герман, тем не менее подхватывая своих питомцев и возвращая их за пазуху.
— Бабушка велела? — как правило, Джейми больше не удивлялся способам лечения, которые предлагала его жена, но этот казался странным даже для нее.
— Ну, она сказала, что с бородавкой на моем локте уже ничто другое не справится, кроме как потереть ее мертвой лягушкой и похоронить ее — я имею в виду лягушку — в полночь на перекрестке дорог.
— О, думаю, скорее всего, она шутила. Ну, а что тебе сказал тот француз?
Герман поднял широко раскрытые любопытные глаза.
— О, так он не француз, Grandpère (дедушка (фр.), — прим. пер.).
Джейми овладело удивление.
— Не француз? Ты уверен?
— О, да. Он сильно сквернословил, когда Саймон приземлился ему на туфлю — но не так, как обычно делает папả, — Герман нацелил вкрадчивый взгляд на отца, который выглядел так, словно собирался повторить подзатыльник, но жест Джейми его удержал. — Он англичанин, это точно.
— Он ругался по-английски? — спросил Джейми.
Тогда понятно: французы, когда сквернословят, частенько используют овощи, нередко смешивая их с упоминанием святых. Англичане же, ругаясь, обычно не обращаются к святым, таинствам или огурцам, но довольствуются Богом, шлюхами и экскрементами.
— Да. Но я не могу повторить, что он говорил, иначе папả рассердится. У него очень целомудренные уши, у папả, — добавил Герман, с ухмылкой глядя на отца.
— Перестань дразнить отца и скажи мне, что еще тот мужчина говорил.
— Ну, хорошо, — с готовностью произнес Герман. — Когда он увидел, что это всего лишь пара лягушат, то рассмеялся и спросил, не несу ли я их домой, чтобы съесть на обед. Я сказал, что нет, что они мои питомцы, и спросил, не его ли это корабль виднеется, потому что все так говорят, и что он очень красивый, правда ведь? Я прикидывался простаком, да? — пояснил он, на случай, если дедушка не раскусил военной хитрости.
Джейми подавил улыбку.
— Оч-чень умно, — иронично сказал он. — Что еще?
— Он сказал, что нет, корабль не его, что им владеет один знатный дворянин во Франции. Ну, разумеется, я спросил: 'О, и кто же это?' И он ответил, что это барон Амандин.
Джейми обменялся взглядами с Фергюсом, который удивленно пожал одним плечом.
— Потом я спросил, долго ли он тут еще пробудет, потому что хотел бы привести братишку, чтобы показать ему корабль. Он сказал, что отчаливает завтра с вечерним отливом, и спросил меня — но он шутил, это точно — не хотел бы я поехать с ним и быть каютным юнгой во время путешествия. Я сказал, что нет, потому что мои лягушки страдают от морской болезни — как и мой дедушка, — повернувшись, Герман ухмыльнулся Джейми, который сурово на него посмотрел.
— Твой папả никогда не учил тебя: 'Ne petez pas plus haute que votre cul'? (буквально (фр.): не пукать выше задницы, — то есть, не прыгать выше головы, — прим. пер.).
— Мама вымоет твой рот с мылом, если ты будешь произносить такие слова, — благонравно сообщил ему Герман. — А хочешь, я обчищу его карманы? Я видел, как он входил в гостиницу на Черри-стрит. Я мог бы...
— Нет, не мог бы, — поспешно сказал Фергюс. — И не произноси подобных вещей там, где тебя могут услышать люди. Твоя мама убьет нас обоих.
Джейми почувствовал, как по затылку повеяло холодком, и быстро посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что никто ничего не слышал.
— Ты что, учил его...
Фергюс выглядел слегка плутоватым.
— Я подумал, будет жаль, если мастерство утратится. Можно сказать, это семейное достояние. Конечно, я не позволяю ему красть вещи. Мы их возвращаем.
— Думаю, позже я с вами еще поговорю тет-а-тет, — сказал Джейми, угрожающе глядя на них обоих.
Господи, да если Германа поймают за этим занятием... Уж лучше он сам нагонит на них страху Божьего до того, как они оба закончат у позорного столба, если и вовсе не будут повешены на дереве за воровство.
— Что насчет того человека, которого тебя изначально отправили искать? — спросил Фергюс сына, хватаясь за возможность отвлечь Джейми от гнева.
— Я его нашел, — ответил Герман и кивнул в сторону двери. — Вот он.
ДИЛЭНСИ ХОЛЛ ОКАЗАЛСЯ маленьким опрятным мужчиной с тихими манерами подергивающей носиком церковной мыши. Человека, который своей наружностью меньше всего напоминал бы контрабандиста, было бы трудно себе представить. И Джейми подумал, что, вероятно, в данном бизнесе это весьма ценное качество.
— Поставщик сухих грузов, — так осторожно Холл описал свой бизнес. — Я содействую поиску кораблей для определенных грузов, что, как вы можете догадаться, в наши дни совсем нелегко, джентльмены.
— Я догадываюсь, — Джейми улыбнулся мужчине. — У меня нет груза для перевозки, но я надеюсь, что вы можете знать об оказии, которая могла бы мне подойти. Мы с женой и племянником ищем корабль до Эдинбурга, — его рука была под столом, в спорране, откуда он достал три неровных золотых диска, в которые заранее расплющил молотком несколько шариков. И, почти не двигаясь, положил их на колени Холла.
Мужчина ни капельки не изменил выражения лица, но Джейми почувствовал, как тот быстро протянул руку и, схватив диски, мгновенно взвесил их и спрятал в карман.
— Думаю, это можно устроить, — сказал Холл любезно. — Я знаю капитана, который отправляется из Уилмингтона примерно через две недели, его можно убедить взять на борт пассажиров — за вознаграждение.
Спустя какое-то время Джейми с Фергюсом шли в направлении типографии и обсуждали вероятность того, что Холлу удастся раздобыть корабль. Герман задумчиво брел впереди них зигзагами туда и сюда, повинуясь тому, что происходило в его невероятно изобретательном мозгу.
Собственный мозг Джейми тоже напряженно работал. Барон Амандин. Имя было знакомо, но соответствующее ему лицо не всплывало, да и в связи с чем он знал это имя — тоже. Только то, что сталкивался с ним по какому-то поводу в Париже. Но когда? В университетские годы... или позже, когда вместе с Клэр... да! Вспомнил: он слышал это имя при дворе. Но как он ни насиловал свой мозг, тот не мог выдать никакой другой информации.
— Ты хочешь, чтобы я поговорил с этим Бичемом? — спросил Джейми вдруг. — Возможно, я мог бы выяснить, чего ему от тебя нужно.
Фергюс чуть поджал губы, затем, расслабившись, покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я говорил, что слышал о том, что этот человек расспрашивал обо мне в Эдентоне?
— Ты уверен, что именно о тебе? — не то, чтобы земли Северной Каролины кишат Клоделями, но все же...
— Думаю, да, — очень тихо проговорил Фергюс, присматривая за Германом, который принялся тихонько квакать, очевидно, разговаривая с лягушками в рубашке. — Человек, рассказавший мне об этом, сообщил, что французу известно не только имя, но он обладает и некоторой информацией: что Клодель Фрейзер, которого он ищет, был увезен из Парижа высоким рыжеволосым шотландцем. По имени Джеймс Фрейзер. Так что, полагаю, нет, ты не можешь с ним говорить.
— Да, не возбуждая его внимания, не получится, — согласился Джейми. — Только... нам его цель неизвестна, но это может оказаться для тебя чем-то весьма выгодным, так ведь? Зачем бы кому-то во Франции взваливать на себя хлопоты и траты, посылая кого-то, типа Бичема, чтобы навредить тебе, когда они спокойно могли бы довольствоваться тем, чтобы оставить тебя и дальше пребывать в Америке? — он замялся. — Может... барон Амандин какой-нибудь твой родственник?
Сама идея казалась романтической чепухой и даже больше — полнейшим вздором. Но в то же время Джейми был не в состоянии придумать более-менее разумную причину, из-за которой французский дворянин через два континента разыскивал бы рожденного в борделе бастарда.
Фергюс кивнул, но ответил не сразу. Сегодня вместо набитой отрубями перчатки, которую носил на публичные мероприятия, он надел свой крюк. И перед тем, как заговорить, он осторожно почесал им кончик носа.
— Когда я был маленьким, — сказал он наконец, — то долго-долго представлял себе, что я — незаконнорожденный сын какого-нибудь великого человека. Думаю, все сироты так делают, — бесстрастно добавил он. — Так немного легче выносить саму жизнь, представляя, что она не всегда будет такой, что однажды кто-нибудь явится и восстановит тебя на твоем законном месте в мире.
Он пожал плечами.
— Затем я стал старше и обнаружил, что все это ерунда. Никто не придет, чтобы меня спасти. Но потом... — повернув голову, он очень ласково улыбнулся Джейми. — Потом я еще повзрослел и понял, что, в конце концов, все оказалось правдой. Я — сын великого человека.
Умелый и жесткий крюк коснулся руки Джейми.
— Большего я и не желаю.
ГЛАВА 19
ОДИН ЗАВЕТНЫЙ ПОЦЕЛУЙ*
*(строка взята из названия стихотворения Роберта Бёрнса "AE FOND KISS" — прим. перев.)
Уилмингтон, колония Северная Каролина
18 апреля 1777 года
ГОЛОВНУЮ КОНТОРУ 'УИЛМИНГТОНСКОГО ВЕСТНИКА' найти было легко. Тлеющие угольки уже остывали, но сильный запах гари, такой до боли знакомый, все еще насыщенно реял в воздухе. Небрежно одетый джентльмен в фетровой шляпе зачем-то рылся в обугленных останках, но бросил это занятие, когда Джейми поприветствовал его и, стараясь не запачкаться, начал выбираться из руин, высоко поднимая ноги.
— Вы владелец газеты, сэр? — спросил Джейми, протягивая ему руку, чтобы помочь перешагнуть через груду полусгоревших книг, валявшуюся у порога. — Мое сочувствие, если так.
— О, нет, — ответил мужчина, стирая сажу с пальцев большим грязным носовым платком и, затем, передавая его Джейми. — Им был Эймос Крапп, печатник. Впрочем, он в спешке сбежал из мастерской, когда ее подожгли. А я — Герберт Лонгфилд, владелец земли и настоящий собственник этой типографии, — добавил он, бросая горестный взгляд на пепелище. — Вы же не спасатель, не так ли? Хорошая куча железа там получилась.
Печатный станок Фергюса и Марсали был теперь, несомненно, единственным функционирующим прессом между Чарльстоном и Ньюпортом. Станок 'Вестника', искореженный и почерневший, стоял среди развалин: по-прежнему узнаваемый, но не подлежащий восстановлению, как и все другое уцелевшие оборудование.
— Когда это случилось? — спросила я.
— Позапрошлой ночью, сразу после полуночи. Пожарная цепочка подоспела со своими ведрами значительно позже.
— Несчастный случай с печью? — спросил Джейми. Он наклонился и поднял одну из разбросанных брошюрок.
Лонгфилд цинично рассмеялся.
— Вы не здешний, видимо? Вы сказали, что разыскиваете Эймоса? — он переводил настороженный взгляд с Джейми на меня и обратно, вряд ли испытывая склонность откровенничать с незнакомыми людьми неизвестных политических взглядов.
— Джеймс Фрейзер, — сказал Джейми, протягивая руку для твердого рукопожатия. — Моя жена, Клэр. И кто это был? 'Сыны Свободы'?
Брови Лонгфилда удивленно поднялись.
— Вы действительно не местный, — он невесело улыбнулся. — Эймос был с 'Сыновьями'. Может быть, не совсем одним из них, но он разделял их взгляды. Я просил его соблюдать большую осмотрительность с тем, что он пишет или публикует в газете, и он в основном пытался следовать моему совету. Но в эти дни много не требуется. Маленький слушок об измене — и человека изобьют до полусмерти на улице, вываляют в смоле и перьях, сожгут или даже убьют.
Он смотрел на Джейми, размышляя.
— Итак, вы не знали Эймоса. Могу ли я поинтересоваться, какое дело у вас к нему?
— Я хотел бы узнать по поводу небольшой заметки, которая была опубликована в 'Вестнике'. Вы сказали, что Крапп пропал. А вы не знаете, где я мог бы найти его? — и добавил, — Я не желаю ему зла.
Мистер Лонгфилд посмотрел на меня задумчиво, судя по всему, оценивая, велики ли шансы того, что человек, связанный с политическим насилием, привел бы с собой жену. Я улыбнулась, пытаясь выглядеть максимально очаровательно и респектабельно, и он ответил мне нерешительной улыбкой. У него была увеличенная верхняя губа, которая придавала ему выражение весьма озабоченного верблюда, и это ощущение усиливалось необычным расположением его зубов.
— Нет, я не знаю, — он повернулся к Джейми с видом человека, принявшего решение. — Хотя у него действительно были бизнес-партнер и помощник. Может быть, один из них в курсе того, что вас интересует.
Теперь настала очередь Джейми оценить Лонгфилда. Он моментально составил собственное мнение и вручил мне брошюру.
— Да, может. Маленькая новость о сгоревшем доме в горах была опубликована в прошлом году. Я хотел бы знать, кто мог подать это сообщение в газету.
Лонгфилд нахмурился, озадаченный, и потер свою большую верхнюю губу, оставив на ней пятно сажи.
— Сам я этого не помню. Но, впрочем, ладно, я скажу вам, сэр. После осмотра этого помещения я направляюсь к Джорджу Хамфрису. Это бизнес-партнер Эймоса...
Он оглянулся через плечо, сморщившись.
— Почему бы вам не пойти вместе со мной и не задать свой вопрос?
— Очень любезно с вашей стороны, сэр, — Джейми подал мне бровью сигнал, что мое присутствие для отвода глаз больше не требовалась и, таким образом, я могла пойти по своим собственным делам. В связи с этим я пожелала мистеру Лонгфилду доброго дня и отправилась делать запасы в заведениях Уилмингтона.
Дела здесь шли несколько лучше, чем это было в Нью-Берне. Уилмингтон являлся глубоководной гаванью и, в то время как английская блокада неизбежно влияла на импорт и экспорт, местные лодки и каботажные почтово-пассажирские суденышки пока еще заходили в порт. Кроме того, Уилмингтон был значительно больше и по-прежнему мог гордиться процветающим рынком на городской площади, где я приятно провела час, приобретая нужные травы и собирая местные сплетни. Потом я купила булочку с сыром и спустилась к гавани, чтобы съесть свой ланч.
Я не спеша прогулялась по набережной в надежде обнаружить корабль, способный отвезти нас в Шотландию, но на якоре не стояло ничего такого, что выглядело бы достаточно большим для подобного путешествия. Ничего удивительного — Дилэнси Холл сказал, что мы должны будем погрузиться на маленькое судно, возможно его собственный рыболовный кеч (двухмачтовое парусное судно вместимостью 100-250 тонн — прим. перев.), и выскользнуть из гавани, чтобы встретиться с большим судном в море.
Я присела на швартовную тумбу, чтобы поесть и привлекла небольшую стайку заинтересованных чаек, которые подплывали как грузные снежинки, окружая меня.
— Подумай еще раз, приятель, — сказала я, предостерегающе направив палец на одного, особенно упорного субъекта, который подбирался украдкой к моим ногам, уставившись на корзинку. — Это — мой ланч!
У меня все еще была полусожженная брошюра, которую вручил мне Джейми. Я энергично замахала ею на чаек, которые закружились с тревожными вскриками, но все же переместились на более почтительное расстояние. Их глаза-бусинки так и поедали булку в моей руке.
— Ха! — сказала я им, на всякий случай упрятав корзину за ноги, и как следует вцепилась в свой завтрак, одним глазом удерживая чаек в поле зрения. Другой же оставался свободным для изучения гавани. Чуть в стороне стоял на якоре британский военный корабль, и вид государственного флага Соединенного Королевства Великобритании, реющего на его носу, вызвал во мне странно противоречивое чувство гордости и неловкости.
