— Я... делал упражнения, которые вы мне прописали, — выпалил он. — Я делаю их каждый день.
Подняв взгляд, я увидела, что Том с какой-то мучительной серьезностью разглядывает меня — его щеки пылали над бородой. И до меня дошло, что эта тема не была такой уж нейтральной, как я думала. Но до того, как я отпустила его руку, он повернул ее и накрыл мои пальцы — не крепко, но достаточно, чтобы я не смогла их освободить без заметного усилия.
— Ваш муж, — он умолк — очевидно, мысль о Джейми до сего момента даже не приходила ему в голову. — Он тоже жив?
— Э, да.
К его чести, Том от известия не поморщился, а только, выдохнув, кивнул головой.
— Я... Рад слышать.
Он посидел немного, молча разглядывая свой недопитый сидр и продолжая держать меня за руку. Не поднимая глаз, Том тихо произнес:
— Он... знает? Что я... Как я... Я не назвал ему причину своего признания. А вы?
— Вы имеете в виду ваши... — я пыталась подобрать подходящие слова, чтобы выразить это, — ваши... эм... прекрасные чувства ко мне? Что ж, да, он знает: и весьма вам сочувствует. Джейми по опыту известно, каково это — быть в меня влюбленным. Я это имею в виду, — добавила я едко.
Том почти рассмеялся, и мне удалось высвободить пальцы. Я отметила: он не сказал, что больше меня не любит. Ох, Боже.
— Что ж, в любом случае, мы не умерли, — сообщила я, еще раз прочищая горло. — А как вы? В последний раз, когда я вас видела...
— А, — он выглядел почти несчастным, но постепенно взял себя в руки, и кивнул. — Ваше более чем поспешное отбытие с 'Круизера' оставило губернатора Мартина без секретаря. Обнаружив, что я в какой-то мере образован... — его рот чуть скривился, — и, благодаря вашим усилиям, могу разборчиво писать, он извлек меня из арестантской.
Я ничуть этому не удивилась. Изгнанный из колонии насовсем, губернатор Мартин был вынужден управлять делами, находясь в крошечной каюте британского корабля, на котором нашел прибежище. А дела эти практически полностью состояли из писем, и каждое из них нужно было не только составить, поправить и красиво переписать, но затем еще и несколько раз скопировать.
Во-первых, копии были необходимы для собственного архива губернатора. Затем, для каждого человека или организации, заинтересованных в содержании письма. И, наконец, нужно было сделать несколько добавочных копий любых документов, которые посылались в Англию или в Европу. Ведь они будут отправлены на разных кораблях в надежде, что, по крайней мере, одна копия достигнет цели, даже если остальные потонут, будут захвачены пиратскими или частными судами, или как-то по-другому потеряются во время транспортировки.
От одного только воспоминания об этом моя рука заболела. Нужды бюрократии времен, когда не существовало магии ксерокса, не дали мне сгнить в камере: неудивительно, что они освободили от ужасного заточения и Тома Кристи.
— Вот видите? — сказала я, весьма довольная. — Если бы я не вылечила вашу руку, губернатор, скорее всего, либо казнил бы вас прямо на месте, либо, на худой конец, отправил бы обратно на берег и замуровал в каком-нибудь подземелье.
— Премного благодарен, — произнес он чрезвычайно сухо. — А вот тогда — не был.
Кристи несколько месяцев провел в качестве фактического секретаря губернатора. Но в конце ноября из Англии прибыл корабль, привезший губернатору официального секретаря и приказы, суть которых была в том, чтобы он снова подчинил себе колонию, но при этом не содержали ни единого полезного предложения, как это можно сделать. Дополнительных войск или вооружения также не предлагалось.
— Тогда перед губернатором возникла перспектива избавиться от меня. Мы с ним... хорошо узнали друг друга, работая так тесно...
— И поскольку вы больше не были неким незнакомым убийцей, он не захотел выдернуть из ваших рук перо и повесить вас на нок-рее, — закончила я за него. — Да, он на самом деле очень добрый человек.
— Так и есть, — задумчиво произнес Кристи. — Нелегкое у него было время, бедняга.
Я кивнула.
— Он рассказал вам о своих маленьких мальчиках?
— Да.
Томас сжал губы, но не от гнева, а чтобы сдержать собственные эмоции. Супруги Мартин во время эпидемии лихорадки в колонии потеряли одного за другим трех маленьких сыновей. Неудивительно, что слова боли губернатора вновь открыли собственные раны Тома Кристи. Однако, слегка покачав головой, Том вернулся к теме своего освобождения.
— Я немного... рассказал ему о... о своей дочери, — Том поднял почти полную кружку сидра и одним глотком выпил половину, как будто умирал от жажды. — С глазу на глаз я сказал Мартину, что мое признание было ложным... Хотя я также заявил, что абсолютно уверен в вашей невиновности, — заверил он меня. — И если вы когда-нибудь будете арестованы за это преступление, то мое признание останется в силе.
— Благодарю вас за это, — ответила я, и с усилившейся неловкостью мне захотелось узнать, известно ли ему, кто убил Мальву. Думаю, он должен был предполагать... Но это далеко не одно и то же, когда знаешь, не говоря уж о том, чтобы знать, почему. И никто не обладал сведениями, где Аллан находился сейчас — кроме меня, Джейми и Йена Младшего.
Губернатор Мартин принял это допущение с некоторым облегчением и решил: единственное, что можно сделать в данных обстоятельствах — это отправить Кристи на берег, где с ним буду разбираться гражданские власти.
— Но ведь гражданских властей больше нет, — сказала я. — Не так ли?
Том покачал головой.
— Способных справиться с подобным делом — нет. Все еще существуют тюрьмы и шерифы, но нет ни судов, ни магистратов. В данных обстоятельствах, — он почти улыбнулся, хотя выражения лица оставалось суровым, — я подумал, что будет напрасной тратой времени — искать, кому бы сдаться.
— Но вы сказали, что отправили свое признание в газеты, — проговорила я. — Люди в Нью-Берне... не приняли ли вас... э... холодно?
— Милостью Божественного Провидения газеты перестали выходить прежде, чем мое признание было ими получено, потому что печатник оказался лоялистом. Думаю, мистер Эш и его друзья нанесли ему визит, и печатник благоразумно решил найти иной род деятельности.
— Весьма разумно, — сухо произнесла я. Джон Эш был дружен с Джейми. Путеводный свет местных 'Сынов Свободы', Эш был именно тем, кто спровоцировал поджог форта Джонстона и тем самым спровадил губернатора Мартина в море.
— Ходили какие-то сплетни, — сказал Том, снова отводя взгляд, — но поток событий оказался слишком велик. Никто точно не знал, что произошло во Фрейзерс Ридж, и спустя время в умах у всех просто засело, что у меня случилась какая-то личная трагедия. Люди стали относиться ко мне с некоторым... сочувствием, — его губы скривились, ведь он был не из тех, кто принимал сочувствие с благодарностью.
— Вы, похоже, процветаете, — я указала головой на его костюм. — Или, по крайней мере, вы не ночуете в канаве и не подбираете выброшенные рыбьи головы в доках. Вот не знала, что написание памфлетов такое прибыльное дело.
Пока мы разговаривали, цвет его лица стал нормальным, но при этих словах Том снова вспыхнул — на этот раз от раздражения.
— Это не так, — огрызнулся он. — У меня есть ученики. И я... проповедую по воскресеньям.
— Не могу представить никого лучше для этой цели, — сказала я весело. — У вас всегда был талант в библейских выражениях говорить людям, что с ними не так. Значит, вы стали священником?
Том еще больше покраснел, но, подавив свой гнев, ответил мне спокойно.
— Я был почти нищим, когда приехал сюда. Рыбьи головы, как вы сказали... да время от времени кусок хлеба или чашка супа, которую мне давали в братстве Нового Света. Я пришел, чтобы поесть, но из вежливости остался на служение, и таким образом услышал проповедь преподобного Петерсона. И слова... проникли в душу. Я попросил священника выйти, и мы... поговорили. Так, одно за другим, — он поднял на меня горячий взгляд, — знаете, Господь отвечает на молитвы.
— О чем вы молились? — спросила я заинтригованная.
Том немного смутился, хотя вопрос был вполне невинный и задан из чистого любопытства.
— Я... я... — он смолк и, нахмурившись, уставился на меня. — Вы ужасно неудобная женщина!
— Вы далеко не первый человек, который так думает, — уверила я его. — И я не собиралась выспрашивать. Мне просто... интересно.
Я видела, как желание встать и уйти боролись в нем с неудержимой тягой поделиться тем, что с ним произошло. Но Том Кристи был упрямым мужчиной и никуда не ушел.
— Я... спросил: 'Для чего?', — произнес он, наконец, очень спокойно. — И все.
— Что ж, с Иовом это сработало, — заметила я. Том выглядел удивленным, и я почти рассмеялась: он всегда удивлялся, когда обнаруживал, что помимо него кто-то еще читал Библию. Но он удержался и воззрился на меня в более характерной для него манере.
— А теперь вы тут, — сказал он, и прозвучало это как обвинение. — Я полагаю, ваш муж организует ополчение... или присоединяется к нему. С меня войны достаточно. Удивляюсь, что вашему мужу она не надоела.
— Не думаю, что это именно склонность к войне, — произнесла я довольно резко, но что-то заставило меня добавить: — Просто он чувствует, что родился для этого.
Глубоко в глазах Тома Кристи что-то промелькнуло... Удивление? Подтверждение?
— Так и есть, — тихо произнес он. — Но неужели... — не закончив предложения, он вдруг спросил: — А что вы тут делаете? В Уилмингтоне?
— Ищем корабль, — ответила я. — Мы уезжаем в Шотландию.
У меня всегда был талант поражать его, но это просто побило все рекорды. Подняв кружку, он отхлебнул, но, услышав это заявление, разбрызгал сидр по всему столу. Последовавшие за этим кашель и хрипение привлекли довольно много внимания, и я отодвинулась, стараясь выглядеть менее заметной.
— Э... мы поедем в Эдинбург за печатным станком моего мужа, — сказала я. Может, там есть кто-то, кого я могла бы навестить для вас? Доставить послание, например? Мне кажется, вы говорили, что у вас там брат.
Его голова взметнулась вверх, глаза слезились. Я ощутила спазм ужаса, внезапно все вспомнив, и хотела откусить себе язык прямо под корень. У того самого брата случилась интрижка с женой Тома, когда после Восстания он находился в тюрьме в Хайленде, а потом жена отравила его брата и впоследствии была казнена за колдовство.
— Мне так жаль, — тихо сказала я. — Простите меня, пожалуйста. Я не хотела...
Том сжал мои руки в своих ладонях так сильно и так внезапно, что я охнула, и несколько любопытных голов повернулись в нашем направлении. Том не обратил внимания, а наклонился ко мне через стол.
— Послушайте меня, — сказал он тихо и яростно. — Я любил трех женщин. Одна была ведьмой и шлюхой, вторая — только шлюхой. Сами вы вполне можете быть ведьмой, но это не имеет никакого значения. Любовь к вам привела к моему спасению, и к тому, что было покоем, как я считал, пока думал, что вы мертвы.
Том смотрел на меня и медленно качал головой, его губы на мгновение сжались в просвете его бороды.
— И вот вы здесь.
— Эм... да, — я снова почувствовала, будто должна извиниться за то, что жива, но не стала.
Том глубоко вздохнул и сокрушенно выдохнул.
— Мне не будет покоя, пока ты жива, женщина.
Затем он поднял мою руку и, поцеловав ее, встал и направился к выходу. — Заметьте, — он обернулся у двери, глядя через плечо. — Я не говорю, что жалею об этом.
Я взяла стакан виски и выпила.
ОСТАЛЬНЫЕ СВОИ ДЕЛА Я ДЕЛАЛА словно в тумане... который появился не только от виски. Я не имела ни малейшего представления, что думать о воскрешении Тома Кристи, но оно полностью выбило меня из колеи. С этим, однако, ничего поделать было нельзя, так что я отправилась в лавку Стивена Моррея, серебряных дел мастера из Файфа, чтобы заказать пару хирургических ножниц. К счастью, он оказался человеком разумным, способным понять, как мои указания, так и необходимость, стоящую за ними, и пообещал сделать ножницы за три дня. Воодушевленная этим, я приступила к более проблемному заказу.
— Иголки? — Морей озадаченно свел свои белые брови вместе. — Вам не нужны услуги серебряных дел мастера, чтобы...
— Иголки не для шитья. Мне нужны более длинные, довольно тонкие и без ушка — для медицинских целей. И мне бы хотелось, чтобы вы сделали их из этого.
Его глаза расширились, когда я положила перед ним на прилавок нечто похожее на золотой самородок размером с грецкий орех. На самом деле это была часть французского слитка, отрубленная и разбитая молотком в бесформенный кусок, который затем натерли грязью для маскировки.
— Мой муж выиграл его в карты, — сказала я тоном, в котором смешались оправдание и гордость, казавшиеся подходящими для такого признания. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь думал, что во Фрейзерс Ридже есть золото — в какой бы то ни было форме. Вряд ли повредит, если я преумножу репутацию Джейми, как карточного игрока: своими способностями в этом направлении он и так уже был хорошо известен — если не знаменит.
Морей слегка нахмурился, записывая характеристики акупунктурных игл, но согласился сделать их. К счастью, он, похоже, никогда не слышал о куклах вуду, а то у меня появились бы проблемы.
После похода в мастерскую серебряных дел мастера я ненадолго зашла на рынок за весенней зеленью, сыром, листьями мяты и еще чем-нибудь полезным из трав. Так что в 'Руки короля' я вернулась уже в середине дня.
Джейми, сидя в пивной, играл в карты, а Йен-младший следил за игрой через его плечо. Но, увидев, как я вошла, он передал свои карты Йену и, забрав у меня корзину, следом за мной поднялся по лестнице в нашу комнату.
Закрыв дверь, я обернулась к нему, но прежде, чем смогла что-либо выговорить, он произнес:
— Я знаю, Том Кристи жив. Я встретил его на улице.
— Он поцеловал меня, — выпалила я.
— Да, я слышал, — он разглядывал меня, определенно забавляясь. Я поняла, что по непонятной мне причине сильно раздражена. Он увидел это, отчего его веселость только усилилась.
— Понравилось, должно быть?
— Это не смешно!
Веселье не исчезло, но слегка понизилось.
— Тебе понравилось? — повторил он, но теперь в его голосе было скорее любопытство, чем поддразнивание.
— Нет, — я резко отвернулась. — Впрочем... у меня не было времени, чтобы... чтобы думать об этом.
Внезапно, он схватил меня сзади за шею и коротко поцеловал. И совершенно непроизвольно я влепила ему пощечину. Не сильно — во время удара я попыталась отстраниться — и, очевидно, я не хотела причинить ему боль. Я была так поражена и смущена, будто сбила его с ног.
— О чем тут долго думать, так ведь? — бросил он пренебрежительно и, отступив на шаг, с интересом окинул меня взглядом.
— Прости, — сказал я, чувствуя себя униженной и обозленной одновременно, и раздражение мое увеличивалось от того, что я совершенно не понимала причину своей злости. — Я не хотела. Мне очень жаль...
Он склонил голову набок, разглядывая меня.
— Может, мне лучше пойти и убить его?
