| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Таким образом, колонизация Майорки является важным эпизодом, который требует тщательного изучения. Источники позволяют провести лишь ее фрагментарную реконструкцию, но, по крайней мере, вопросы, которые следует задавать и решать по очереди, ясны: кто принимал участие в завоевании и почему? Как была организована каталонская колонизация? Что стало с коренным населением? Какова была роль других некаталонских меньшинств, таких как генуэзцы, евреи и завезенные из-за границы рабы? Какая экономика и общество образовались в результате? Как управлялся остров и каковы были его отношения с арагонским миром? Покорение и колонизация Ибицы, близкие по времени, но разные по характеру, а также более поздние завоевания островов, расположенных дальше на востоке, могут быть отложены до тех пор, пока не будут затронуты эти проблемы.
Майорка, "Царство в море"
Несмотря на привлекательность моря для короля Хайме и, в большей степени, для представителей арагонской знати, сухопутные жители не могли совершать морские подвиги без посторонней помощи. Купцы и шкиперы Каталонии и Прованса были призваны обеспечить доставку и экспертные знания. Пере Мартелл, гражданин Барселоны, играл такую ??же роль в организации материальной поддержки завоевания Майорки, какую позднее сыграл Рамон Бонифас Бургосский в кастильском завоевании Севильи (см. с.53). Однако очевидно, что здесь были замешаны не только коммерческие мотивы. В окружении короля, где, по-видимому, зародилась идея экспедиции, сильнее были другие порывы — рыцарские, династические и политические. Барселонский дом имел высоко развитое династийное чувство. Атавистические обращения к общему происхождению часто могли положить конец клановым конфликтам; если конкретная политика могла быть представлена ??в совете как наследственная, это всегда было полезным, а иногда и убедительным аргументом в пользу ее поддержки. Майорка долгое время была объектом алчности предшественников Хайме. Граф Рамон Беренгер III предпринял попытку ее завоевания в 1114-1115 годах в союзе с Пизой, в то время, когда каталонский коммерческий интерес к острову был еще недостаточно развит.
Память о подвигах сохранилась благодаря "эпической" поэме на латинском и разговорном языках, "Liber Maiolichinus", точно так же, как память о завоевании Валенсии должна была поддерживаться и возрождаться посредством распространения и переложения в стихотворную форму истории Сида. Периодически на протяжении двенадцатого века предпринимались дальнейшие попытки организовать завоевание: сначала новые усилия Рамона Беренгера III и Рамона Беренгера IV в союзе с Генуей и Пизой, позднее Альфонсо II в союзе с Сицилией. В 1204 году папа санкционировал создание церковной кафедры на Майорке, когда ее завоевание будет завершено.
Король Хайме, каким бы восприимчивым он ни был к ностальгии по "родословной", также имел более насущные политические причины увезти своих магнатов за границу. Несовершеннолетие, с которого началось его правление, вызвало соперничество за регентство и привело к узурпации власти аристократами. Только в 1227 году, после десяти лет почти непрерывной гражданской войны, Хайме подтвердил свои претензии на достижение совершеннолетия. Ему было девятнадцать лет, он был наследником истощенного государства, пережившим смутные времена. Способом, которым он мог бы легче всего объединить свое королевство, было завоевание Валенсии, мусульманской земли, примыкающей к Каталонии на юге. Но даже в случае успеха — а у Хайме, прощупавшего оборону Валенсии, были основания полагать, что оно потерпит неудачу, — такое предприятие могло лишь увеличить владения крупных феодалов, и без того достигавшие огромных размеров. Делу Хайме лучше служил мир с Валенсией, обеспеченный выплатой дани непосредственно ему самому. Он сохранил мир с Валенсией или, по крайней мере, отложил войну против нее, даже несмотря на риск нового восстания магнатов.
Судя по версиям дебатов в совете, сохранившимся в хронике Хайме, Майорка оказалась приемлемой альтернативой отчасти из-за своей традиционной привлекательности, а отчасти потому, что король был щедр на обещания наград. Отношения короля с арагонской знатью никогда не были отношениями контроля. В лучшем случае они были основаны на компромиссе. Дебаты начались с последовательного возобновления клятвы феодальной верности бывшими мятежниками на строгих условиях. Весьма показательным было заявление Эн Нуньо Санчеса, сеньора Руссильона и Сердани, который внесет наибольший вклад в завоевание и потребует самой большой награды: он напомнил королю о равенстве их происхождения, которым они оба в равной степени были обязаны Богу; он признал, что является вассалом короля и владеет своими землями по дару отца короля, но подразумевал, что часть его наследия была получена в результате божественного избрания, а не королевской инвеституры. Граф Ампуриаса, выступавший после него на совете, недвусмысленно заявил об этом от своего имени и от имени своего родственника Гильема де Монкада: Бог "сотворил их", и они держали земли не только от короля, но и "в качестве собственного аллода"; действительно, все владения, объединенные под властью Барселонского Дома, были и будут ограничены размытой линией между суверенитетом и сюзеренитетом. Далее Нуньо Санчес подтвердил свой мир с королем и условия, на которых он держал свои владения; он уступил королю, по собственной воле, право взимать в своих владениях налог с пастбищ, боваж; он пообещал помочь завоеванию конницей, пехотой и кораблями, включая сотню своих рыцарей-вассалов. Дальше следовало явное условие: "И вы отдадите им часть земли и движимого имущества" перед утверждением: "И я буду служить вам на этой земле, если Бог позволит нам ее завоевать". Ответ Хайме был воплощен в хартии, изданной на представительном собрании или кортесах Барселоны в 1228 году, перед отплытием экспедиции, и адресованной всей знати: "Мы раздадим вам и вашим близким справедливые доли, в зависимости от количества рыцарей и латников, которых вы приведете с собой". Решение попытаться завоевать Майорку стало хорошим примером того, как функционирует королевская власть, основанная на договорных отношениях 3.
Помимо участия контингентов из этого "феодального" мира аристократических взаимных уступок, завоевание было делом рук ополченцев, наемников и кораблей из "торгового" мира городов Каталонии и Прованса. Эти миры были более глубоко взаимосвязаны, чем обычно полагают. Торговля и земельные владения были разными источниками богатства, но значительная часть того и другого часто находилась в одних руках, и между ними не существовало никакого "классового антагонизма", а скорее были общие интересы. "Книга деяний" короля Хайме создает впечатление, что идея завоевания зародилась в коммерческих кругах. В ней описывается большой пир в Таррагоне в ноябре или декабре 1228 года, когда Пере Мартелл принимал короля "и большую часть дворян Каталонии"; вопрос о Майорке представляется возникшим случайно, но Мартелл был к нему хорошо подготовлен, объяснив магнатам местонахождение Балеарских островов с такими подробностями, словно перед ним была разложена ранняя карта.
Собственно, решение к тому времени уже было принято. Подготовка флота для экспедиции против Майорки упоминается в "контракте о конкубинате" короля с графиней Аурембье Ургельской от октября 1228 года — документе, жизненно важном для интересов короля, по которому он обеспечил возвращение короне крупнейшего территориального княжества в его владениях. Это не означает, что пир в Таррагоне был вымыслом или что завоевание Майорки не имело коммерческой привлекательности. Хайме регулярно любил обсуждать дела после ужина: это был типичный светский ритуал Каталонии того времени. Бухгалтерские книги города Майорки после его завоевания показывают, что пиршества в честь знаменательных событий или для стимулирования интереса к общественным мероприятиям были крупным источником расходов, как сегодня "бизнес-ланч". Характерно также, что такой специалист по мореплаванию и купец, как Пере Мартелл, мог принимать короля и встречаться с "высшей аристократией", не испытывая неловкости перед собравшимся обществом. Некоторые дворяне, такие как Нуньо Санчес, имели прибрежные юрисдикции и собственные корабли. Многие купцы, особенно из Барселоны, владели землей. В отличие от Венеции и Генуи, Барселона всегда поддерживала тесные связи со своими внутренними районами. Отказ города от республиканского государственного устройства помогает продемонстрировать это, но более яркие примеры можно найти в карьере отдельных торговцев. Истоки Барселоны как крупного торгового центра можно увидеть в записях о деятельности Рикара Гиллема, который в течение 50 лет в конце одиннадцатого и начале двенадцатого веков сколотил состояние не только на продаже вина, но и на фактическом его производстве в растущем собственном поместье, которое простиралось все дальше вглубь страны. Выступая одновременно как ростовщик, он закончил карьеру как кастелян, так и горожанин, вассал семей Монкада и Кабрера, приобретая замки и сеньориальные права, покупая их или держа в лен от их сеньоров. Во времена Пере Мартелла это еще было le style barcelonais (барселонским стилем (фр.)) 4.
Барселона сама по себе или даже в сочетании с другим великим каталонским портом Таррагоной не могла бы спустить на воду достаточное количество кораблей, чтобы завоевать Майорку. Дефицит был восполнен аристократическими судовладельцами, а также портами и союзниками короля Арагона за Пиренеями, в Коллиуре, Перпиньяне, Нарбонне, Монпелье и Марселе. Вклад Марселя — хотя город и не был вассалом Арагонской короны — возможно, был равен вкладу Барселоны или превышал его. Поставка кораблей для экспедиции Хайме в некотором смысле была совместным усилием каталонского и провансальского миров. Заманчиво усмотреть, что города этого региона коллективно играют в завоевании Майорки ту же роль, что и венецианцы в Четвертом Крестовом походе, перевозя соответственно арагонских военачальников и "франкских паломников" за долю в добыче. Но ни один из них не был городом-государством в том же смысле, как Венеция, и для них на Балеарских островах не было создано никакой "империи". Территориальными наградами были скромные участки для отдельных участников, как и было обещано Хайме I жителям Барселоны и Таррагоны:
"Пусть вам будут выделены земли, которые вы будете держать в лен от нас и наших преемников и соблюдая верность нам в соответствии с обычаями Барселоны [имеется в виду, возможно, без вмешательства промежуточного владения или же с гарантией наследования по женской линии]... и те земельные владения, которые у вас там будут, вы сможете продавать и отчуждать, сохраняя верность нам и наше господство" 5.
Чисто коммерческие выгоды, которые, следовательно, оправдывали столь широкое участие в предприятии короля, должны были быть значительными. О торговле Майорки до завоевания ничего не известно, за исключением того, что остров был печально известным рассадником пиратства. Несмотря на то, что пиратство является довольно грубой формой обмена, в этот период, вероятно, не следует слишком резко отличать его от торговли. Большинство моряков и большинство кораблей занимались тем и другим ремеслом без какой-либо специализации. Король Хайме сделал грабежи корсаров поводом для войны, но разумно предположить, что купцы его флота стремились не только уничтожить пиратов, потому что они были пиратами, но и вытеснить их из их более законных сфер бизнеса. Хотя завоеватели, похоже, завезли на Майорку множество новых продуктов, роль острова как перевалочного пункта в западном Средиземноморье, похоже, была прочно укоренена на протяжении поколений, а возможно, и на протяжении столетий, еще до завоевания Хайме. Укоренившееся положение мавританских торговцев и их привилегированных партнеров из Генуи и Пизы в начале XIII века вполне объясняет ревнивое стремление каталонцев и провансальцев проникнуть в картель, с помощью силы в случае необходимости, на равных или преференциальных условиях.
Крестоносная риторика оправдывала экспедицию, а папские индульгенции помогли ее начать. Можно ли выделить религиозные мотивы на фоне завоевания? Ярко выраженные духовные мотивы крестоносцев Святой Земли, вдохновленные искупительной добродетелью паломничества, явно не подтверждаются ни одним источником, относящимся к завоеванию Майорки. Остается возможным, что в более общем смысле завоевание рассматривалось как благочестивое деяние, поскольку оно было предопределено Богом и даже, возможно, освящено неверием врага. Благочестивые признания, выходящие за рамки обычных призывов к Провидению или заверений в благочестии намерений, редко встречаются в "Книге Деяний" короля Хайме. Обычно более глубокие или более красноречивые призывы к религии выражали королевские собеседники — по большей части епископы — призваны передать, которые могут быть работой клерикального интерполятора или секретаря. Однако завоевание Майорки вызвало в устах короля слова, высказанные с исключительным пылом. Когда неблагоприятные ветры заставили некоторых лиц из его свиты отказаться от путешествия, Хайме, по его собственным словам, ответил им: "Мы отправляемся в это путешествие из-за веры в Бога и против тех, кто не верит в Него, и мы идем против них с двумя целями: либо обратить их в свою веру, либо уничтожить, и чтобы они могли вернуть это королевство к вере в Господа Нашего, и поскольку мы идем во имя Его, мы доверяем Ему вести нас" 6. Вотивные излияния во время опасности — давняя традиция средиземноморских моряков, и, возможно, этот отрывок хроники достоверно описывает момент нетипичного для Хайме духовного подъема. Морские бури, напоминающие о том, как Христос успокоил воды, и о кораблекрушении святого Павла, легко вызывают настроение экзальтации. Хайме представлял конфликт не просто справедливым, он был почти освящен обещанием пролить либо кровь мавров, либо воду крещения. Однако даже здесь акцент был сделан на легитимации, а не на освящении завоевания: Хайме продолжал оправдывать свою войну с точки зрения традиционной теории справедливой войны, поскольку она велась ради возвращения узурпированных земель. Это обычный контекст религиозных аллюзий в текстах западного Средиземноморья; сверхъестественный Восток, где ступали ноги Христа и где изобиловали реликвии, был более продуктивен для чисто духовных мотивов.
Таким образом, завоевание было предопределено, а последующая колонизация определялась жаждой торговли и земли. Майорка была поистине горнилом колониального эксперимента, в ходе которого решались проблемы регулирования баланса коренного и пришлого населения, традиционных и новых элементов экономики. Первоначальные решения изменялись под воздействием опыта. Была создана ??модель, которая оставалась влиятельной на протяжении всей истории экспансии Арагонской короны, а в некоторых отношениях и на протяжении всей истории экспансии Западного Средиземноморья в целом. Проблемы не рассматривались заранее. Данное королем обязательство распределить земли Майорки между своими магнатами и горожанами привело к необходимости лишения собственности, а возможно, и изгнания или истребления мавров. До тех пор, пока не возникли практические проблемы, конкистадоры, вероятно, представляли себе Майорку, созданную с нуля, густо заселенную новыми поселенцами и засаженную их урожаями. Масштаб разделения города, дома за домом, и почвы — участка за участком, о котором сохранились подробные записи, — наводит на мысль о сознательной попытке всеобъемлющей колонизации, подлинном повторном заселении острова.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
