| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Люди в этой земле смуглые и хорошо сложены, принадлежат к секте Мухаммеда (Mafamede) и говорят как мавры. Одежда их из хлопка и льна, очень тонкая и разноцветная, и полосатая, и богато расшитая. И у всех на головах шапки, с шелковыми кистями (vivos), вышитыми золотыми нитями. Все они купцы и торгуют с белыми маврами (mouros brancos), у которых в этом месте стояло четыре корабля, которые привозили золото, серебро и ткани, и гвоздику, и перец, и имбирь, и серебряные кольца (aneis), и много жемчуга и жемчуга, и рубинов, и все это также приносят люди этой земли. И нам показалось, из того, что они сказали, что все эти товары привозят туда [по суше] на повозках, и что эти мавры привезли их, за исключением золота, и что дальше, там, куда мы направлялись, было много [золота], а камни, и жемчуг, и слоновая кость имеются в таком изобилии, что их нет нужды выменивать, а можно просто собирать в корзины (apanha-la aos cestos). И все это узнал один из матросов капитан-майора, который ранее бывал в плену у мавров, и поэтому понимал этих [мавров], которых мы здесь встретили" (16).
Инвестиции в лингвистические знания начали окупаться, поскольку здесь, наконец, появилось поселение, жители которого говорили на арабском языке. Это была одновременно и знакомая, и тревожная реальность, и португальцам сразу же пришла в голову мысль, что восточные христиане, которых они ищут, должны быть где-то поблизости. Портовые торговцы сразу же успокоили их, уверив, что дальше по побережью находится остров, "половину населения которого составляют мавры, а половину христиане, которые воюют с маврами". Кроме того, "нам рассказали, что недалеко от тех мест правит Пресвитер Иоанн, что у него множество городов на берегу и что жители этих городов великие торговцы, владеющие большими кораблями, но сам Пресвитер Иоанн живет так далеко от моря, что добраться туда можно только на верблюдах". Услышав это, сообщает наш автор, многие португальцы так обрадовались, что прослезились от радости и возблагодарили Бога.
ЗАПАДНАЯ ЧАСТЬ ИНДИЙСКОГО ОКЕАНА, ок. 1500 г.: ОТСТУПЛЕНИЕ
Прервем здесь на время цитирование анонимного текста, когда мы ознакомились примерно с четвертью его повествования, и обратимся к некоторым соображениям более общего характера, чтобы поместить в контекст последующие эпизоды. Какова была природа торговой системы, с которой столкнулась первая португальская морская экспедиция в западную часть Индийского океана? И насколько эта система отличалась, во-первых, от той, которую ожидали найти португальцы, и, во-вторых, от того типа торговли, к которому они привыкли в Средиземноморье и Атлантике? (17)
Историки часто заявляли, что коммерческая экспансия в первые века второго тысячелетия в Индийском океане была частью фазы "арабского господства", и даже в более общем плане этот регион был "мусульманским озером", или что примерно вскоре после 750 г. в Индийском океане сформировалась "исламская мир-экономика" (18). Ключевой вопрос, очевидно, заключается в тесной связи торговых сетей с исламом до такой степени, что историк еще в конце 1960-х гг. мог антропоморфно писать, что когда португальцы прибыли в Индийский океан, "ислам поднял оружие против захватчиков" (19). В настоящее время в большинстве работ по коммерческой истории имеется тенденция рассматривать как ислам, так и мусульман в значительной степени монолитно и недифференцированно, и историки часто поразительно сдержанны как в вопросах идеологии, так и в социально-экономической конкуренции и конфликтах между различными группами, действовавшими в Индийском океане в это время.
Кажется достаточно ясным, что история торговли в Индийском океане в следующие столетия после 750 г. слишком сложна, чтобы пытаться втиснуть ее в прокрустово ложе формальных схем, которые часто встречаются в литературе. Мы имеем дело с политической и коммерческой сетью, которая была полицентричной по своей организации; и не было единого эпицентра, генерирующего импульс, на который откликалась бы вся "система" — даже в западной части Индийского океана. Те, кто доказывает существование "исламского мира-экономики" в Индийском океане в этот период, просто не в состоянии, например, объяснить участие в торговле других групп, кроме исламских, — разве что в качестве второстепенных акторов, действующих в основном в монопольных рамках этого исламского мира-экономики. Но это, безусловно, не совсем точно по двум причинам. Во-первых, другие немусульманские азиатские купеческие группы также участвовали в этой торговле в больших масштабах — и часто полностью или в значительной степени на своих условиях. Среди них были гуджаратские вании, тамильские и телугу четти, сирийские христиане из юго-западной Индии, китайцы из Фуцзяня и соседних провинций и другие, помимо евреев, изученных С.Д. Гойтейн на основе документов из Каирской генизы. Во-вторых, даже мусульмане, чтобы осуществлять монополию, должны были действовать единым фронтом, что просто недоказуемо. Очень сильная коннотация такого термина, как "монополия", предполагает определенную осторожность в его использовании, прежде чем создавать образ монолита там, где его не было.
Остается верным то, что в XIV и XV вв. наблюдалось распространение различных форм ислама на берегах Индийского океана и растущее присутствие мусульманских торговых общин, будь то в Восточной Африке, Индии или Юго-Восточной Азии. Но это не тот же процесс, который предусматривается конструкциями "мусульманского озера" или "исламского мира-экономики", поскольку мы должны иметь в виду, что этот ислам был столь же часто неортодоксальным, сколь и ортодоксальным. Мы видим это, например, в пренебрежении, выраженном знаменитым писателем XV в., к которому мы вернемся гораздо подробнее ниже, а именно арабским мореплавателем Ахмадом ибн Маджидом, в его рассуждениях о малайских мусульманах:
"Это дурные люди, не знающие никаких правил; неверный женится на мусульманке, а мусульманин на неверной женщине; и когда вы называете их "неверными", вы действительно уверены, что они неверные? А мусульмане, о которых вы говорите, действительно ли мусульмане? Они пьют вино на публике и не молятся, отправляясь в плавание" (20).
Несомненно, некоторым более поздним европейским наблюдателям (и особенно некоторым португальцам XVI в.) весь этот процесс представлялся как распространение "закона Мухаммеда", но приравнивать маппила из Кералы и мараккайаров с тамильского побережья к бохра и ходжа из Гуджарата кажется более чем проблематичным, как и предполагать, что все они были тесно связаны в одну социальную и экономическую систему. Что кажется более разумным в качестве утверждения, так это то, что распространение ислама и в меньшей степени буддизма тхеравады — религии, делавшие особый акцент на индивидуальном спасении — возможно, косвенно повлияло на общественное восприятие роли торговли и прибыли. Таким образом, христианство, которое португальцы принесли в Азию, конкурировало с другими находившимися на подъеме религиями, которые распространялись не только путем завоевания, но и путем аккультурации и торговых контактов. Однако нельзя говорить о том, что европейский монолит противостоял более ранней, столь же монолитной структуре, поскольку это не совсем справедливо для истории как до 1500 г., так и после этой даты.
Здесь может быть полезным совершить краткий tour d`horizon (обзорный экскурс (франц.)) по западной части Индийского океана, чтобы прояснить ситуацию. В течение XV в. возникло множество портовых городов-государств, которые стали доминировать в морском мире от Малакки на востоке до Адена на западе. Их возвышение было связано с тем, что недавно было названо "эпохой торговли" в контексте Юго-Восточной Азии, процессом, который лишь смутно позволяют нам понять те ограниченные источники, относящиеся к XV в., которые имеются в нашем распоряжении. Тем не менее, эти источники, включающие китайские путевые заметки, персидские хроники и мемуары, а также европейские отчеты итальянских и других купцов, позволяют очертить сеть взаимосвязанных портов и торговых сообществ, о которых португальцы затем приводят нам более подробную информацию после 1500 г.
На самой западной окраине нашего региона расположен поучительный случай с несколько неоднозначным профилем из XV в.: это мамлюкское государство Египта, имевшее решающее политическое значение как центр сохранившейся структуры Халифата. В текстах XV в. есть многочисленные предположения, намекающие на теневой сюзеренитет мамлюков над некоторыми государствами западной части Индийского океана; султаны Гуджарата, например, по-видимому, официально узаконивали свое восшествие на престол через отправку посольств в Каир (21). Тем не менее, мамлюки довольно ограниченно вмешивались в фактическое ведение торговли в западной части Индийского океана, довольствуясь своим контролем над Красным морем и, в частности, над Хиджазом. Однако непосредственный контроль над Хиджазом по-прежнему принадлежал династии шарифов, мусульманам-шафиитам, которые получали доходы от кораблей, потерпевших крушение в Красном море, часть подарков, отправляемых в Мекку, и 10-процентный сбор на ввоз в Джидде.
Ясно, что мамлюки были в какой-то степени образцом, на который равнялись, по крайней мере, некоторые крупные государства Индийского субконтинента, и в этой степени то, что они представляли, важно для наших целей. Чтобы понять, что лежало в основе подхода мамлюков к торговле в XV в., следует вспомнить, что идея морской силы как инструмента управления государством отнюдь не была чужда этим правителям Египта. Это произошло потому, что их султанат был уязвим для нападения как со Средиземного, так и с Красного моря. В период господства черкесских мамлюков (1382-1517) использование морской силы требовалось в различных пунктах для защиты экономических интересов королевства, и султаны никогда не проявляли признаков талассофобии. Барсбай (годы правления 1422-1438) в 1420-х гг. создал систему береговой обороны, а также флот, чтобы защитить северные берега своего государства от набегов христианских пиратов и каперов, и именно во время правления этого султана мамлюкская политика по отношению к торговле на Красном море претерпела значительные изменения. Была принята сознательная политика развития торговли Джидды в ущерб Адену, поскольку первый порт был гораздо более тесно связан с Каиром в финансовом отношении, чем последний. В период правления Барсбая современный источник сообщал, что одна только Джидда приносила казне в среднем 200 000 динаров в год (22).
Коммерческая политика прежних султанов, сформулированная, например, современным писателем аль-Калкашанди (который в своем энциклопедическом пособии "Субх аль-а'ше" говорит о необходимости доброжелательно принимать торговцев и "справедливо обращаться с ними, так как доходы, получаемые от них... очень велики"), во времена Барсбая до некоторой степени превратилась в свою противоположность. Был создан ряд товарных монополий, сначала на местные продукты, такие как сахар, а затем даже на импортные товары, такие как перец (23). В конце 1420-х и начале 1430-х гг. султан запретил кому бы то ни было, кроме его собственных чиновников, продавать перец европейцам, и эта политика периодически возрождалась более поздними правителями, такими как Хушкадам (годы правления 1461-1467) и Каит-бей (годы правления 1468-96).
Чтобы пример мамлюков не казался нам совершенно уникальным, мы должны также вспомнить, что южноиндийское королевство Виджаянагар, будучи далеко не портовым государством, тем не менее проявляло интерес к морской торговлей уже в пятнадцатом веке. Мы видим это, например, из рассказа Камаль ад-Дина Абд ар-Раззака Самарканди (1413-1482 гг.), который между 1441 и 1444 гг. действовал в качестве посла по особым поручениям тимуридского правителя Шахруха в Персидском заливе и Индии (24). Путешествие Абд ар-Раззака привело его в Ормуз, откуда он отплыл в Каликут на торговом судне в 1442-1443 гг. Находясь в Каликуте, он был приглашен правителем Виджаянагара Дева Райей II к своему двору и провел там несколько месяцев. Рассказ посла из Герата важен по нескольким причинам. Во-первых, хотя из его рассказа видно, что контроль над портами западного побережья со стороны Виджаянагара был довольно незначительным (за исключением, возможно, Мангалора), тем не менее в Виджаянагаре проживало значительное западноазиатское торговое сообщество. Несколько упоминаний, в основном нелестных, сделано также об ормузцах, и в обратный путь посол отправился в сопровождении двух хорасанских купцов Ходжи Масуда и Ходжи Мухаммеда. Во-вторых, он подчеркивает ключевую роль импортных товаров, металлов для чеканки монет и боевых животных в мотивации внешней политики Дева Райи. В отношении лошадей правители Виджаянагара в XV и XVI вв., по-видимому, следовали полумонопсонистической политике (монопсония — ситуация на рынке, когда есть только один покупатель и много продавцов. — Aspar), которая еще более усилилась примерно с 1480 г., когда под их контроль перешел ключевой порт Бхаткал. Торговля между Бхаткалом и Ормузом, в которой участвовали ормузцы, маппила, наваяты и сарасваты, была особенно процветающей в конце XV и начале XVI вв. В свою очередь, сухопутный путь между Бхаткалом и городом Виджаянагар ревностно охраняли правители Виджаянагара, такие как Кришнадеварайя (годы правления 1509-29).
Нам известно, что помимо этих государств, заинтересованных в торговле, примерно в 1500 г. в западной части Индийского океана существовало несколько узловых торговых пунктов, одни из которых входили в состав гораздо более крупных политических структур (как в случае с Камбаятом или Бхаткалом, упомянутыми выше), а другие сами являлись центрами политических образований. К последней категории мы могли бы отнести в качестве прототипа знаменитый пример Малакки на Малайском полуострове, но есть и другие явные примеры, когда политическая власть в равной степени стремилась к самовыражению в форме относительно небольших и компактных торговых государств, не отличающихся от Малакки. Два самых ярких примера — Йемен в Красном море и Ормуз в Персидском заливе, оба которых также контролировали ключевые узлы торговли в Индийском океане — соответственно порты Аден и Джарун.
Если рассматривать в первую очередь Аден, то он приобретает значение как центр торговли в конце IX или начале X вв., за несколько столетий до возвышения Малакки (25). Вместе с портами Зафар и аш-Шихр Аден оставался одним из центров, где корабли из Индии и Юго-Восточной Азии обычно первыми причаливали к аравийскому побережью. При правлении династии Айюбидов портовые пошлины ("ушур") в Адене были впервые систематизированы в XII в. неким Халафом ан-Нахаванди, и эти правители также учредили систему галер для патрулирования побережья и входа в Красное море с целью защиты торговых судов от пиратов. Этот прибрежный флот (аль-асакир аль-бахрия) в той или иной форме просуществовал до начала XVI в. и использовался для защиты Адена от нападений правителей Шихра и других соседей по крайней мере в двух случаях между 1450-ми и 1490-ми гг. (26) Консолидация состояния Адена обычно приписывается Айюбидам в XII веке; но структура торговли и государства в этом районе, несколько неясная в тот период, становится более ясной во время правления династии Расулидов, пришедшей на смену Айюбидам. Особое значение в качестве свидетельства имеет текст 1411-1412 гг. "Мулаххас аль-фитан", в котором довольно подробно излагается управление портом, характер проживающих там общин, размеры доходов и т. д. (27) Из этой работы следует, что портовые сборы Адена были основным источником дохода для султанов Расулидов, проживающих в Таиззе.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
