| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В отличие от предыдущего Самудри, который предпочитал, чтобы португальцы являлись на аудиенцию к нему во дворец, новый правитель Каликута, по-видимому, имел обыкновение лично посещать набережную и довольно внимательно следить за тем, что происходит на морских окраинах его владений. Так, он якобы отправил Кабралу сообщение о том, что в Кочине мусульманскими купцами (в некоторых версиях это Чериан и Маммали Мариккары) загружается корабль, на борту которого ему по праву принадлежали один или несколько боевых слонов. Поэтому он попросил португальцев захватить судно, направлявшееся в Камбей в Гуджарате, от его имени. Кабрал, стремясь снискать расположение правителя Каликута, послал каравеллу, вооруженную артиллерией, под командованием Перо де Атаиде, и завязался бой. Сообщается, что сам Самудри появился на берегу моря (na praia), чтобы понаблюдать за боем, но ушел разочарованным, заявив, что одиночная каравелла не справилась с этой задачей. Однако после погони до самого Каннанура корабль был захвачен и через несколько дней доставлен в Каликут, "так что король был изумлен и преисполнен удовольствия" (34).
С другой стороны, негодование как ближневосточных, так и местных купцов против португальцев с этого момента, похоже, усилилось (хотя некоторые ведущие маппила Каликута, такие как Койя Пакки, поддерживали их), и 16 декабря 1500 г. ситуация достигла кульминации. Непосредственной причиной конфликта стал захват португальцами принадлежащего мусульманам корабля, который собирался выйти из порта в Джидду; португальцы истолковали это отплытие как нарушение договоренности с раджей Самудри о том, что им будет отдан приоритет в закупке груза специй. Когда Кабрал по прямому совету Айриша Корреа захватил корабль, группа мусульманских торговцев в порту в ярости взялась за оружие и напала на факторию; после трехчасового боя Айриш Корреа и другие пытались бежать к лодкам, но были убиты. Потери португальцев составили пятьдесят четыре человека и товары значительной стоимости.
Кабрал целый день ждал послания от самудри; когда оно так и не пришло, он захватил десять (или, по некоторым версиям, пятнадцать) больших кораблей, находившихся в порту, и на следующий день обстрелял сначала Каликут, а затем Панталаини, нанеся большой ущерб этим двум неукрепленным городам (35). Затем флот отправился в Кочин, по общему мнению — мы видели — по совету опытного Гашпара да Гамы, который предположил, что это был лучший вариант в сложившихся обстоятельствах, но все же задержался в пути, однако, чтобы захватить еще два судна из Каликута, которые были без промедления сожжены. К 24 декабря, когда флот прибыл в Кочин, португальцы нанесли в несколько раз больший ущерб с точки зрения человеческих жизней и имущества, чем они сами потерпели в Каликуте; говорят, что один только обстрел города из пушек привел к гибели от четырехсот до пятисот человек на суше. В Кочине португальцев приняли довольно хорошо, несмотря на более ранний эпизод с захваченным ими судном, принадлежавшим маппила; кочинский правитель Унни Года Варма, по-видимому, сразу осознал политические преимущества, которые он сможет получить, переманив португальцев из Каликута в свои владения. Флот оставался в Кочине, докупая ту часть груза, которую не сумел погрузить в Каликуте, до середины января 1501 г.; затем корабли поспешно ушли, опасаясь нападения Каликута, и по пути забрали с собой в Лиссабон двух слуг кочинского раджи (Идиккелу Менона и Парангода Менона), а также прославленного Иосифа Кранганорского, который стал важным осведомителем португальской короны во время пребывания в Европе (36). В свою очередь, несколько человек с португальского флота были оставлены в Кочине, где впоследствии образовалась постоянная фактория; среди них был знаменитый Гонсало Жил Барбоза, которого мы будем иметь возможность упомянуть ниже. Затем в середине января флот посетил Каннанур, где португальцы, по-видимому, были хорошо приняты раджей Колаттири и где был взят на борт груз корицы (как оказалось, довольно низкого качества) (37). Впоследствии, после короткой остановки в Малинди, флот повернул обратно в Португалию и, потеряв в пути еще одно судно (судно Санчо де Товара, как отмечалось выше), прибыл на родину либо в июне, либо в июле 1501 г. (38) Привезенный груз оценивался очень приблизительно в 4000 кантаров разнообразных товаров (но, как можно предположить, в основном они состояли из перца) (39).
Однако к тому времени, когда эти корабли вернулись, в Индию уже был отправлен другой флот из четырех кораблей: это была армада Жуана да Нова при обширном частном участии флорентийца Бартоломео Маркионни (который, возможно, послал Джироламо Серниги в качестве своего капитана и агента на одном из кораблей) и Д. Алвару де Португал (который еще раз отправил корабль под командованием Диогу де Барбозы); корабль Д. Алвару был фактически снаряжен в партнерстве с Маркионни в соответствии с договоренностью, которой он придерживался во флоте Кабрала (40). Отчеты о действиях кораблей да Новы значительно расходятся между собой, и в целом эта экспедиция является одной из самых малоизвестных в ранний период, о которой до сих пор не найдено никаких современных документов (41). Сам Нова был родом из Галисии и, по-видимому, какое-то время жил в Северной Африке, прежде чем занять должность мелкого чиновника — alcaide pequeno — в Лиссабоне. Его главным преимуществом, судя по всему, была тесная связь с Триштаном да Кунья, могущественным фидалгу при дворе дона Мануэла, о котором у нас еще будет возможность поговорить. По-видимому, флот вышел из Тежу 9 или 10 марта 1501 г. и, обогнув мыс Доброй Надежды, взял курс на Килву. Очевидно, Нове было приказано оставить там два корабля, чтобы получить золото, но в конце концов он отказался от этой идеи, поскольку товары, которые он вез, считались бесполезными в Восточной Африке. Ненадолго совершив заход в Мозамбик, Момбасу и Малинди, флот, по-видимому, покинул восточное побережье Африки в августе (42). В следующий раз мы находим следы флота в ноябре 1501 г., когда он к тому времени пристал к побережью Индии в Каннануре, где их приветствовал Колаттири и предложил взять груз; но вместо этого Нова решил направиться в Кочин, где Кабрал оставил факторию. По одной из версий, этот флот захватил два корабля, груженных пряностями, направлявшихся из Каликута в Красное море, и от них узнал о конфликте между Кабралом и каликутскими купцами; эти два корабля были затем сожжены, хотя их грузы были перенесены на португальскую эскадру, а экипажи взяты в плен. По другой версии, Нова уже получил известие об этом деле в бухте Сан-Брас, где Перо де Атаиде из флота Кабрала оставил ему письмо. По пути в Кочин Нова миновал Каликут, где снова атаковал и потопил три судна в порту; сообщается также, что он захватил еще один корабль (предположительно "принадлежащий" Самудри) с драгоценностями и навигационными приборами на борту, а также лоцманом и навигационными картами. На счастье лоцмана, португальцы сохранили ему жизнь и доставили в Лиссабон; остальным членам экипажа не так повезло, и они были сожжены вместе с судном на виду у Каликута, как только ценности были выгружены. Затем португальский флот зашел в Кочин, где было обнаружено, что фактория находится в плачевном состоянии, поскольку португальские товары не находят рынка сбыта. В декабре 1501 г., реагируя на нападения португальцев на торговые суда, продолжавшиеся с перерывами в течение нескольких недель, Самудри, как сообщается, подготовил флот небольших судов в Панталаини, но они не могли сравниться с португальцами по огневой мощи в бою к северу от Каликута. Затем, после относительно безоблачного ответного визита в Каннанур с целью создания постоянной фактории и заготовки груза, эти корабли довольно поспешно ушли в конце февраля (из опасения пропустить сезон муссонов), оставив фактора Д. Алвару Пайо Родригеша и еще трех или четырех человек в Каннануре. Вопреки надеждам венецианцев, они в конце концов вернулись в Лиссабон в сентябре 1502 г., привезя с собой (и здесь различные итальянские отчеты расходятся между собой) 950-1000 кантаров перца, 450-550 кантаров корицы, 30-50 кантаров имбиря и немного лака в качестве основного груза (43). Мы также можем предположить, что они привезли добычу, накопленную за несколько месяцев успешных рейдов, хотя, как сообщается, они вернулись с частично пустыми трюмами.
Ретроспективно, с точки зрения, скажем, арабской хроники Зайна ад-Дина Мабари конца 1570-х гг., "Тухфат аль-муджахедин", действия Кабрала и Новы предвосхитили ситуацию более или менее непрерывного конфликта у побережья Кералы на протяжении всего шестнадцатого века. Но в течение шестнадцатого века конфликт сместился в отношении его основных центров и азиатских протагонистов; как достаточно часто отмечалось в новейшей литературе, маппила не были главными целями ранней португальской агрессии, которая вместо этого была направлена ??против злодейских "мавров из Мекки", считавшихся ответственными за проблемы, с которыми Кабрал столкнулся в Каликуте в 1500 г.
Помимо товаров, стоит отметить, что каждое такое раннее путешествие также приносило ценную информацию, как коммерческую, так и политическую. Что касается флота Новы, то в итальянских письмах того периода упоминается, что он привез из Кералы некоего шестидесятилетнего или семидесятилетнего венецианца по имени Бенвенуто д'Абано, который прожил в Индии около двадцати пяти лет и пребывал в состоянии крайней нищеты; также на том же флоте был валенсиец (по имени Антан Лопес), который был в Индии пятнадцать лет (44). Бенвенуто д'Абано утверждал, что много путешествовал по Персии и посетил Ормуз, Гуджарат и даже Малакку; он также привез жену-индианку и двоих детей якобы для того, чтобы "сделать их христианами" (45).
ВОЗВРАЩЕНИЕ АДМИРАЛА
Рассмотрим же теперь, как обстояли дела в начале 1502 г., когда — мы могли бы напомнить себе — флот Жуана да Новы еще не вернулся в Португалию. Васко да Гама был теперь адмиралом Индий, дворянином с титулом дона и правом доступа в королевский совет, а также с немалым пенсионом. Его амбиции в отношении Синиша (или, если уж на то пошло, какой-либо территориальной базы вообще) остались неудовлетворенными; дон Мануэл, со своей стороны, был также разочарован отсутствием реального успеха первого крупного флота, который он отправил в Индийский океан, флота, который, кроме того, подтвердил, что представление о большом количестве христиан в Индии, которые могли бы стать союзниками против мамлюков, было химерой. Положению и авторитету короля, которые всегда были хрупкими на протяжении его четвертьвекового правления, был нанесен значительный ущерб, несмотря на дипломатические усилия, направленные на сохранение "лица". Похоже даже, что большинство членов Королевского совета высказалось против продолжения экспедиций в Индийский океан (46). Отличное представление о политической ситуации дают два венецианских посольства в Лиссабоне именно в эти годы.
Как заметил Дональд Вайнштейн, эти посольства являются любопытным свидетельством того, как "судьбы Португалии и Венеции переплелись в один из самых драматических моментов в истории обоих государств" (47). Венецианцы, даже после возвращения флота Гамы, не могли поверить, что португальцы обогнули Африку; мы уже отмечали запутанный отчет Джироламо Приули от августа 1499 г. (основанный на купеческих письмах из Александрии), в котором сообщается, что Колумб привел три португальских корабля в Каликут и Аден, что два из них потерпели крушение, а третий был слишком поврежден, чтобы возвращаться. Венецианская республика в 1499-1500 гг. была слишком озабочена другой насущной проблемой, в решении которой ее власти фактически обратились за помощью к Португалии: предполагалось создать объединенный альянс христианских держав для сопротивления османским военно-морским силам султана Баязида II (годы правления 1481-1512), которые совершали набеги на адриатические и эгейские владения Венеции. С этой целью венецианский посол в Испании был отправлен ко двору Д. Мануэла в январе 1501 г. (когда Кабрал все еще находился у берегов Кералы) с просьбой о помощи португальского флота. Этот посланник, Доменико Пизани, должен был в одно и то же время предложить такой союз в интересах католической веры, выразить соболезнования королю в связи со смертью его единственного сына Мигеля (19 мая 1500 г.) и поздравить его с недавним вторым браком с доньей Марией, сестрой его покойной первой жены и дочерью Католических монархов Испании. Фердинанд и Изабелла, со своей стороны, были вполне довольны любым проектом, который отвлекал Д. Мануэла от его заявленной цели (на которую он получил папское разрешение в 1496 г.) — нападения на ваттасидского правителя Феса Мухаммада аль-Шейха (годы правления 1471-1504).
Письма Пизани в Венецию позволяют предположить, что он был хорошо принят, но что Д. Мануэл жаловался ему (что характерно, в своих личных покоях, вдали от ушей любопытных придворных) на отсутствие энтузиазма, проявленного другими правителями в христианском мире по отношению к его собственному североафриканскому проекту. Тем не менее, он заявил о своей готовности помочь в войне против османов, даже время от времени предлагая лично возглавить военно-морскую экспедицию (несмотря на то, что у него не было другого преемника, кроме сумасбродного герцога Браганса)! В конце концов был снаряжен флот из тридцати пяти каравелл под командованием Д. Жуана де Менезиша, графа да Тарука, и Пизани заявил, что доволен; он также отметил в своих письмах в Венецию, что Д. Мануэл объявил об отправке тринадцати кораблей в Каликут за пряностями, которые должны были вскоре вернуться, и что четыре других корабля (флот Жуана да Нова) также были готовы к отплытию в том же направлении. Эти письма пришли в Венецию примерно в то же время, что и официальное послание Д. Мануэла дожу, где он с гордостью сообщил о том же (48).
Синьория почти сразу же отправила вслед за этим посольством еще одно, посольство Пьетро Паскуалиго, который был избран в апреле 1501 г. для выполнения этой миссии. Паскуалиго прибыл в Лиссабон незадолго до возвращения кораблей флота Кабрала, в конце июня 1501 г., и смог сразу же доложить Венеции о значении этого события. На этот раз по крайней мере некоторые венецианцы, и особенно сам Джироламо Приули, восприняли новость гораздо более серьезно, чем в 1499 г.; коммерческая угроза, как он сразу же понял, была "важнее для венецианского государства, чем турецкая война или любая другая война, которая может произойти". Теперь, когда король Португалии получил возможность доставлять пряности прямо в Лиссабон, венгры, немцы, фламандцы и французы — все должны были покинуть Венецию, поскольку пряности, поступавшие туда, во время провоза через мамлюкский султанат облагались "самыми обременительными пошлинами", к которым добавлялись таможенные сборы в самой Венеции. Таким образом, Приули предвидел, что Венеция столкнется с большими коммерческими и финансовыми затруднениями (хотя и не с полным крахом), а ее купцы бдуут подобны "младенцам, оставшимся без молока и питания" (49). Но не все видели дело в таких мрачных тонах. Общественное мнение в Венеции вскоре разделилось: некоторые "оптимисты" отметили, что Кабрал потерял большое количество судов, что враждебность, с которой португальцы столкнулись в этой экспедиции со стороны туземцев Индийского океана, может их обескуражить, и что количество привезенных специй также было не таким большим, как можно было бы ожидать, исходя из затрат ресурсов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
