Vstn_test_test

— С денди?

— Ну вроде да. Вплоть до плейстейшн-один. Я хотел изначально поиграть в старинные игры и почувствовать их, так сказать, временную эстетику. Для этих целей изготовил аналог телевизора годов восьмидесятых — сони тринитрон, через переходники воткнул эту штуку, поиграл — вышло забавно, но особого счастья не получил. Хотя было любопытно.

— Я бы тоже хотел поиграть.

— Нет, я отформатировал флешку на радостях и загрузил в неё новую прошивку — андроид, с графическим интерфейсом и кучей программ эмуляторов компьютеров. Он умеет эмулировать советские и несоветские калькуляторы, БЭСМ-6, Агат — он же условно копия Эпл-2, ZX, и других. Всего девяносто шесть программ-эмуляторов, которые имитируют компьютеры.

— Вот это я понимаю интересно, — покивал Воронов, — прогресс.

— Прогресс, кто же спорит. У него всего один порт — поэтому лучше тот же набор программ запускать на более развитом микрокомпьютере или даже ноутбуке.

— Тоже верно. Ладно, а это куда?

— А это куда хочешь, дело твоё.

* * *

Спать я предпочёл в своей кровати на корабле. Мы с Петром неплохо так подружились на общей почве небольшой прибабахнутости на техническую тематику — просто он был более въедливый. Утром я решил зайти к нему в гости — и узнал предварительно, что в дом понаехал товарищ Семичастный — местный партийный босс. И сейчас он сидел в гостиной, читал доклады Воронова, в то время как сам Пётр держался подальше и ждал вердикта начальства. Начальство, узнав про моё существование — и тем более про Воронова — очень уж наседало на него, и вытащило всю доступную информацию.

Так что мой визит их не удивил — я постучал в дверь и заглянул.

— Доброе утро, джентльмены. Я не опоздал?

— Наконец-то, — облегчённо выдохнул Воронов, — вот он, Владимир Ефимович, собственной персоной.

— И тебе доброе утро, Воронов, — я зашёл и сел на диван, — будем знакомы?

— Будем. Семичастный.

— Вилли.

— Англичанин?

— Ну, относительно, — помахал я рукой в воздухе, — теоретически. Слишком долго и бессмысленно объяснять. Вижу, вам уже всё рассказал Пётр.

— Да, кое-что он поведал, но хотелось бы уточнить детали, — Семичастный положил документы Воронова на стол и строго на меня посмотрел, — давно вы здесь?

— С самого начала. Я бы хотел пожить тихой-мирной жизнью, никуда не лезть, ни в какие исторические события не вмешиваться — но увы, Воронов сразу же бросился влипать, — развёл я руками, — ещё неизвестно, к добру это или нет.

— И где хотели бы жить?

— До сих пор я пребывал во Франции. До двадцать первого века, оказывается, это замечательная страна. Спокойная, мирная, радушная, можно сказать образцовая. Как жаль, что всё это когда-то потеряли — но это уже моё нытьё, оно вас не касается.

— И что мне с вами делать?

— А почему это вы хотите со мной что-то делать? — спросил я в ответ, — я по мере сил помог Воронову на его нелёгком пути — подкинул пару железяк, чтобы жилось теплее и уютнее.

— Видел я, какие железяки вы ему подкинули. Пистолет это ваша идея?

— Это для самозащиты.

— От кого?

— Да мало ли. Вы, как я понимаю, совершенно не оценили масштабы того, что для вас делает Пётр. Мало того, что он эрудирован во многих событиях, которые мало кто вспомнит из его сверстников — так ещё и предоставляет вам информацию чрезвычайной, стратегической важности. За каждую крупицу которой бились бы только так политики и особенно финансисты. Но вы к этой информации относитесь как к какому-то шарлатанству и совершенно не осознаёте её грандиозную важность.

— Осознаю, — возразил Семичастный.

— Нет, не осознаёте. Как вы думаете, если перевести на, как сейчас модно, доллары, во сколько бы вы оценили документ, что лежит перед вами? Миллион? Миллиард?

Семичастный посмотрел на папку.

— Думаю, больше.

— Намного больше. Несоизмеримо больше, оценить его невозможно в принципе — потому что никто не продаст такие сведения. Но... тем не менее, они в ваших руках.

— И чем ты недоволен?

— Да боже упаси, я всем доволен. Просто отмечаю замеченные факты — я по мере своих скромных сил помог Петру в его нелёгком деле переворачивать колесо истории — а сам этим заниматься не хочу — хотя у меня есть огромное количество информации, которая может быть интересна — но сам я не эрудирован в истории данной эпохи.

— Хорошо, но материальную часть ты всё-таки имеешь.

— О, да. И очень неплохую. Мы тут с Вороновым вчера слегка пошаманили над электросетью второго этажа особнячка, чтобы она соответствовала начинке — и поставили "умный дом" практически со всеми элементами, чтобы было чутка комфортнее жить. К слову, Алина, открой шторы.

Колонка пиликнула и шторы разъехались в стороны.

— Вот в таком вот акцепте. У вас есть какие-то конкретные технические интересы в отношении Воронова или меня? Вам что-нибудь нужно?

Семичастный хмыкнул:

— Нам всё нужно, но увы, не от вас, а от своей промышленности. Я уже видел ваш американский компьютер, Воронов мне показывал.

— Хорошо. Я его купил для себя, для коллекции, но если нужно — могу сделать копию, или дюжину копий. Хорошая штука, полезная.

Семичастный неспешно кивнул:

— Да, доставка подобных вещей в СССР — тяжёлая задача. Поэтому буду премного благодарен. Теперь можно задать вам вопрос?

— Конечно, валяйте.

— Каков ваш интерес во всём этом? Что вы хотите добиться?

— Абсолютно никакого. У меня не горит пониже спины историю в другие русла переправлять и менять что-то. Я просто живу — учитывая огромную разницу в эпохах — я здесь пока как турист. Но надо привыкать. Живу в своё удовольствие — толку от моих знаний немного, поэтому расслабился. Что с железками электронными играюсь — точно так же, как Воронов — то такое, мальчишество.

— А дом зачем напичкали электроникой?

— Это для безопасности и комфорта. Ну и для демонстрации всей этой системы, в том числе. И чтобы кто не надо не сделал тут что не надо, например прислуга не свистнула бы смартфон воронова.

— Понятно. Прислуга тут надёжная — сюда им подниматься запрещено.

— На всякий случай я всё же поставил замок со сканером отпечатка пальца. Ваш, кстати, нужно внести в базу. Я бы не хотел... непредвиденных последствий.

— В этом наши мысли совпадают, никто не хочет. Деньги у вас откуда? Там в сейфе куча денег — и наших и валюты.

— Деньги почти фальшивые. Почти — потому что оригиналы изъяли, копии сделали. Можно хоть по номерам проверять — не подкопаешься, отпечатано и выдано госбанком.

— Понятно. Откуда изъяли?

— У мошенников, местных толстосумов из их кубышек, в общем — у криминального элемента. У них украсть не грех. Так что деньги настоящие, не сомневайтесь, это Воронову, подъёмные.

— А валюта зачем? У нас с ней ой как строго.

Я только хмыкнул:

— Пригодится, если захочет погулять где-нибудь за границей. Там сейчас... то есть в вашей эпохе, так хорошо! Экскурсию я могу организовать — заодно приоденется человек, прикупит всякой бытовой мелочёвки для жизни — мало ли человеку надо.

— Вот только побегов за границу нам не надо.

— А кто говорит о побеге? Я думаю, Воронову теперь поздно бежать — раньше надо было думать. Не вы его достанете — так ЦРУ и их филиалы догонят и отнюдь не будут держать на усиленном питании и с такой свободой, как здесь — там очень быстро всё прикидывают на деньги и на риски — и к информации — если доказать её серьёзность — отнесутся так, что будет он сидеть в бункере под усиленной охраной и строчить всё, что помнит до мельчайших подробностей, круглые сутки. Уж этих "джентльменов" я хорошо узнал. Те ещё заразы.

Семичастный ухмыльнулся, а Воронов погрустнел.

— Ты правда так думаешь?

— Я это точно знаю. Хотя да, человеку твоей эпохи — позднего СССРа, поверить трудно — но как только пахнет выгодой — они забывают про всё — и про все свои ценности и принципы, и даже законы, которые сами же и оглашали, и быстро начинают действовать в лучших традициях НКВД. Тебе, Пётр, не дай бог узнать. Но... ты и так можно сказать счастливчик. Можешь иметь доступ к товарам, которые не каждый советский гражданин имеет — если СССР пустишь по параллельному китаю пути становления технологической сверхдержавой — если хватит сил и у тебя, и у Шелепина, и у Косыгина — то, может быть, и тебя не обидят. Но... на это придётся пахать, пахать и пахать. И осознавать реальность. А она жестокая штука. Америка нам не друг, запад тоже — ни коммунисты, ни демократы, ни царь, ни президент, их не устраивают — так что забудь всю эту шелуху. Понятное дело — будь у СССРа такая предприимчивость и беспринципность в отстаивании своих интересов — и они бы раком нагнули мировую экономику... но это не бывает вечно.

— Да это я понимаю.

— И хорошо что понимаешь. Осознать это ещё предстоит — но да ладно. Я мешать не буду.

Владимир Ефимович посмотрел на Воронова, на меня, помолчал, выдержал паузу, мы тоже, и прервал молчание:

— Работать как обычно придётся много и тщательно. Кстати, Вилли, да? А как полное имя?

— Длинное и английское, вычурное. Вильгельм Карлайл, не люблю его. Я вообще англию недолюбливаю.

— Это почему же?

— Родился я далеко от Англии и от этой планеты вообще, и к англичанам имею только одно отношение — что дедушка мой был им, и то после стольких эпох ассимиляции всяких арабов и негров в английское общество — я такой же англичанин, как и Воронов.

Семичастный подумал, покивал:

— Допустимо. Тогда чем вы планируете заниматься?

— Кто знает, — я развёл руками, — мне неинтересно как Воронову, сидеть тут и работать штатным пророком, так что кто знает... Пока что просто играюсь и пытаюсь освоить допотопное программирование — не самый бесполезный навык в нынешнее время.

Владимир Ефимович закинул ногу за ногу и посмотрел на меня, потом на Воронова.

— В чём смысл этих ваших финтифлюшек я так и не понял — и наверное не пойму, но дом теперь вообще объект крайне секретный.

— Ничего такого. Всё в пределах нормы, — отмахнулся Пётр, — не более, чем раньше.

— Так, журналы я привёз, — он кивнул на стопку журналов, которые лежали недалеко, — а вам что-нибудь нужно? — он посмотрел на меня.

— Всё, что мне нужно — я сам куплю без проблем. Так что по-моему вы тут разбираетесь с Вороновым, что дальше делать хотите — я тут не при чём. Что вы от него хотели?

— Информации и только информации. А какой обладаете вы?

— У меня есть общие энциклопедические сведения, копии видео из ютуба, документалистики, некоторых статей... я уже убедился, что по ним нельзя составить общую картину — они фрагментарны. Многие вещи, очевидные для вас, историкам просто неинтересны, поэтому их пропускают или просто не знают.

— Какие сведения есть?

— Огромное количество самых разнообразных. Вам какие нужны? Всё подряд без разбору разве? Так что сформулируйте свои желания для начала.

— Про ЭВМ есть информация?

Я задумался.

— Секунду.

Взял пульт, включил на телевизоре приём и на планшете передачу потока.

— Есть у меня фильм восемьдесят восьмого года. Конечно, тогда тоже мало что знали о будущем развитии компьютеров — но гораздо ближе к вам по времени. И по стилю, наверное. Сейчас включу.

Когда экран планшета появился на экране телевизора — запустил нужный файл. Фильм всего на тридцать минут — но очень интересный. Там в форме "для школьников" рассказывали про ЭВМ — базовые знания, но зато видеовставки отличные. Фильм произвёл впечатление — но не шёл ни в какое сравнение с последующим — битва ЭВМ и IBM. Это было про то самое отставание СССР в цифровой гонке — про последствия, про причины, фильм в довольно грубом стиле — в СССР такое не снимали и снимать не могли — никакого одухотворённого менторского тона, никаких аккуратных выражений, скандально и жёстко.

После мягких переливов советской документалистики — это работало как контрастный душ. Тем более, там жёстко критиковали советское руководство — а это было архитабу в любом советском кинематографе — КПСС это святое, критики не приемлют абсолютно. Поэтому когда жёстко проехались по решению обезьяннего копирования IBMовских железяк — у Семичастного прямо случился культурный шок. Всех успели полить помоями.

После просмотра он некоторое время молчал.

— И что из этого следует? — спросил он наконец, после долгой паузы.

— А бог его знает, — пожал плечами ему в ответ, — может быть, дело не в одном решении, но принципы советская номенклатура совершенно не понимает.

— Какие принципы?

— Общепринятой теории цивилизационного развития общества, — отмахнулся я, но видя, что Семичастный ничего не понял, пояснил как поясняют ребёнку: — с тех пор, как обезьяна взяла в руку палку и начала доминировать над другими обезьянами начала развиваться цивилизация. Первая её форма — на племенном строе, дальше — на строе религиозно-общинном. Общепринято мнение, что до войны в СССР и России господствовала крестьянская цивилизация, то есть общество с высшими ценностями традиции, обычая. Такое общество не способно в современном мире существовать отдельно. Потому что образование получает не тот, кто им может распорядиться — а у кого больше связей и денег, потому что работу тоже получает не тот, кто лучше работает — а тот, у кого больше связей и знакомств, потому что... в общем, вы поняли.

— Понял.

— Главной задачей цивилизации как таковой является максимально эффективное использование ресурсов человечества и построение собственной модели общества. Отсталая довоенная цивилизация, с преобладанием крестьянства и крестьянских паттернов поведения, сталкивалась с существованием другой — англофильской, прозападной, филиала западной — так называемой элиты, двадцать процентов общества жили в смешанной русско-западной цивилизации.

— Понимаю и это. И? Какое это имеет отношение к дню сегодняшнему?

— Считается, что война закончила существование крестьянской цивилизации — общество, не способное жить по принципам современной высокоразвитой цивилизации — то есть с преобладанием закона, не способно извлечь и использовать необходимые ему ресурсы, построить эффективную модель управления экономикой, не способно использовать человеческий ресурс эффективно. В своё время Ленин пытался как раз таки построить основы для особой, Советской цивилизации — боролся с тем, что составляло основы крестьянской, но его измышления нежизнеспособны полностью. Смысл цивилизации в том, — пояснил я, — что проигравший битву за право существование своей — вынужден становиться в очередь как вагон к локомотиву конкурентов — и ехать туда, куда они решат. Американцы сейчас прекрасно осознают основы этой теории. Хотя, впрочем, Ленин и Сталин тоже осознавали — а вот начиная с Хрущёва и далее во главе страны стояли люди, которые даже не думают подобными категориями — у них мышление узкое, мелкое.

— И у Брежнева?

— Особенно у него. Смысл цивилизации в том, что это битва за право иметь будущее, менее эффективная цивилизация поглощается более эффективной. Более эффективная создаёт более развитую культуру и науку — и они перенимаются менее эффективной, за неимением своих аналогов или тем более — превосходящих разработок — и в итоге более эффективная поглощает менее эффективную цивилизацию. Проникает в культуру, в науку, в искусство, в общественную жизнь, в умы людей, и становится доминирующей.