Баллада об атлантах

Прошло три столетия. Маленький отросток цивилизации Эсмиель на острове, названном страна Атлантов или Атлантида, прижился на чужой планете и процветал. О блистательном Посейдонисе, о его дворцах и храмах с крышами из золота и серебра, о беззаботной жизни атлантов и подвластных им людей, которым не приходилось ежедневно бороться с холодом и голодом, шептались у костров человеческих стоянок в самых дальних уголках мира. Неплохо стало и с демографией. Несмотря на немалые трудности приспособления к чуждой планете, количество чистокровных сыновей и дочерей Эсмиель достигло тридцати тысяч. Они стали высшей кастой общества, из их числа избирали девять царей, правивших до самой смерти, а жили атланты долго, два с половиной-три века. Они же назначались управленцами фабрик и сельскохозяйственных поместий, военноначальниками и учеными. Ступенькой ниже стояли полуатланты. Еще ниже истинные люди. Их уделом была работа на фабриках и заводах, служба в армии. Большая часть их — двести тысяч, жила на острове и лишь немногие обитали в разбросанных в диких местах планеты форпостах цивилизованной жизни. Экспедиции на западный материк: Родину цахел, давно прекратились, но благодаря естественному приросту их общее число на острове приближалось к двум миллионам. После двух столетий развития цивилизация атлантов вновь начала строить и использовать законсервированные на орбите межзвездные корабли. Удивительные открытия, необычайные товары и вещи ждали атлантов и их помощников у других звезд и оттуда же пришел враг, сокрушивший казавшуюся непобедимой Страну Атлантов...

"Аркирья Эсмиель", что в переводе с атлантского означало "Знамя Марса" с опущенными парусами и повисшими на реях матросами неспешно скользила на электрическом ходу по каналу, шириной в треть соляра, приближаясь к первой, сверкающей чистой медью стене великолепного Посейдониса. Еще дальше — вторая стена, оббитая оловом, над ней возвышались верхушки жилых пирамид, а в центре города испускала огнистое блистание отделанная орихалком (латунью) стена, отделяющая акрополь, где проживали высшие из атлантов. Седые от пены волны с глухим плеском били в скулу корабля, корпус вздрагивал и судорожно постанывал разболтанными шпангоутами.

Преодолев узость канала, корабль двинулся по портовой акватории. Порт переполнен кораблями от военных до торговых, доставлявших в столицу страны Атлантов товары со всех уголков цивилизованного и варварского мира. Одни судна разгружались, другие загружали. Глухой человеческий говор, оттенявший плеск волн и голоса морских птиц, причудливо вплетался в какофонию непонятных тресков, стуков, гулов и криков. Немногочисленные пассажиры в основном истинные люди и один полуатлант, возвышавшийся над толпой на две головы, столпились на носу корабля, возле задранного к небу стационарного громового копья, служившего главным аргументом в редких стычках с дикарями цахел, и, вцепившись в мокрые леера ограждения, глазели на приближающуюся гавань.

Путь с восточного континента, где Бомани, что в переводе с атлантского означало хитроумный, три года, три долгих года, служил сотником в маленьком форте на границе территории цивилизации и варваров— цахел, был долог и труден, но вот он и, наконец, дома. Весенний дождь стеной, капли воды стекали по лицу, по ложбинам возле носа, но он не замечал неудобств, он был счастлив. Он скоро увидит отца, управителя Посейдониса — Гратиона и обнимет старушку-мать.

Ударом грома зазвенела падающая в воду якорная цепь, моряки забросили на землю канаты, у которых засуетились портовые служители и, наконец, на бетон пристани упали сходни. Тотчас дорогу на берег заступил истинный человек с громовым копьем в руках, весь такой лощеный, с изрядным брюшком, свисавшим над набедренной повязкой. Сразу видно — не видел пограничья, в окружении десятка низкорослых и полуголых цахел с копьями и металлическими щитами. Бомани, облокотясь о борт, с подозрением смотрел на них — отвык он от домашних, цивилизованных цахел. В тех местах, где он провел три долгих года, они каждое лето пробовали на прочность стены форта.

Человек поджал губы, поднял руку в останавливающем жесте и крикнул:

— Кто здесь Бомани?

— Ну я, — с ленцой отозвался с палубы гигант и скрестил мускулистые, развитые воинскими упражнениями руки на груди.

— Бомани, вы пойдете с нами! — сказал человек суровым, твердым голосом.

— А кто ты такой чтобы Бомани — сын благословенного богами атланта Гратиона подчинился тебе? — с ленцой сказал Бомани, — Кто ты такой, ничтожный потомок цахел?

Предводитель побагровел.

— Нет теперь управителя Посейдониса Гратиона! Советом царей он объявлен государственным преступником, а Посейдонисом теперь правит благословенный богами атлант Энкелаид. И он требует при вести тебя к нему во дворец! А я начальник его стражи и выполняю его волю! Ты подчинишься или осмелишься сопротивляться приказу благословенного богами Энкелаида?

— Врешь шакал! — крикнул страшно гигант, руки опустились на леера, а в глазах сверкнуло бешенство, — Не могли цари отстранить Гратиона!

— Вот и задай сам вопрос правителю Посейдониса, почему Совет объявил Гратиона преступником! Или боишься?

— Придержи язык, когда разговариваешь со мной, потомок цахел! Мое копье, — Бомани наклонился и поднял с мешка с немудреными солдатскими пожитками громовое копье, — отняло больше жизней диких цахел чем ты видел цивилизованных. Или желаешь посостязаться со мной в искусстве владения оружием?

Человек на пристани нервно оглянулся на цахел позади. Отпрянули при виде гневного полуатланта — явно не защитники.

— Так что передать благословенному богами Энкелаиду? Что храбрейший из храбрейших Бомани испугался?

— Передай ему, толстяк, что я иду!

Громовое копье отправилось на одно плечо, мешок с пожитками на другое. Гигант легко сбежал по сходням, остановился перед невольно отступившим на шаг посланцем Энкелаида.

— Ну? Веди меня посланец, — полуатлант последнее слово выделил голосом и саркастически улыбнулся, но человек посчитал благоразумным не заметить новое оскорбление.

Дождь закончился. Перепрыгивая через лужи, Бомани шагал по городу детства: в небе — пушпаки, множество экипажей, как электрических, так и движимых парой коней, заполняли проезжую часть. Торговцы, с головы до ног в темных одеждах, устроившись в тени жилых пирамид, зазывали прохожих и, конечно, женщины! Женщины страны Атлантов были восхитительны и тем более для Бомани, успевшего за три года изрядно позабыть цивилизованные места! В куполообразных юбках, украшенных по низу оборками, с узким, зашнуровающимся спереди лифом, с открытыми нескромному мужскому взгляду грудями, они словно магнитом притягивали взгляд ветерана, шагавшего позади то ли охраны, то ли почетного эскорта. Все вроде как раньше, но тренированный взгляд легко подмечал новые черточки, абсолютно невозможные три года тому назад. Во-первых, грязь. Раньше дворники-цахел буквально вылизывали каждый клочок Посейдониса, а теперь на улицах лежали листья, грязь и никому до этого не было дела. И еще на некоторых жилых пирамидах он заметил характерные серые проплешины — замазанные бетоном следы мощного оружия типа стационарных громовых копий. Сражение в столице Земли Атлантов? Немыслимо! На последней остановке в порту Бандари до пассажиров дошли смутные слухи о неких событиях на Родине. Но даже в страшном сне он не мог представить себе, что противоречия между потомками атлантов зашли так далеко! И самое главное, что с отцом? Такими вещами как воля Совета царей не шутят!

Знакомый до последней черточки отцовский дворец под крышей из орхилака, знак того, что здесь живет атлант, встретил небрежно замаскированными следами прогремевшего здесь сражения и пустотой. Ни один из стражников — истинных людей на воротах ему не знаком. Это плохой знак, но по-прежнему сведений о том, что произошло на Родине пока он отсутствовал, не хватало.

Коридор, эскалатор, поднявший на второй этаж, короткая анфилада изысканно оформленных покоев, и Бомани вошел в приемный зал, где прохаживались несколько истинных людей и полуатлантов; они посмотрели на него с какой-то странной улыбкой.

Эта улыбка показалась юному сотнику дурным предзнаменованием; однако запугать его было не так-то легко. Три года в постоянных стычках с дикарями закалили и научили не показывать врагу — а это были несомненно враги, то, что происходило в душе. С гордым видом прошел мимо, подбоченясь, остановился в выжидательной позе у стены.

Служитель зала, кстати абсолютно незнакомый Бомани, вернулся и знаком предложил следовать за ним. Молодому человеку показалось, что за спиной начали перешептываться.

Миновав коридор, Бомани прошел через большой зал, вошел в приемную. На низком ложе-полумесяце у торцевой стены, с двумя миниатюрными фонтанчиками по краям — их хрустальный перезвон был единственным звуком, нарушавшим тишину, лежал незнакомый атлант; рука машинально гладила по шерстке милого и обаятельного зверька, похожего на маленького медведя. Незадолго до того, как Бомани отплыл в заокеанские колонии, их начали ввозить с далекой планеты, открытой экспедицией атланта Зеверса. Атлант повернулся к посетителю, едва тот вошел в дверь.

Волна лихорадочного озноба пробежала по телу Бомани. Однако он не показал виду и, гордо выпрямившись, ждал пока новый хозяин дворца заговорит с ним.

— Итак, — сказал атлант, — вы Бомани, сын государственного преступника Гратиона?

— Я сын атланта Гратиона, ни про какого государственного преступника Гратиона мне неизвестно, благословенный богами Энкелаид, — ответил гордо Бомани — несмотря на почтение и даже страх, испытываемый им перед атлантом, по-другому он ответить не мог.

— Дерзок... — лениво, с легким оттенком раздражения, сказал атлант, — Ну что же, это мне нравиться, я люблю дерзких смельчаков. Я наслышан о ваших подвигах на самом краю обитаемых земель.

Бомани решил, что пора и почтительно наклонил голову.

— Благословенный богами Энкелаид! Мне обещано человечком, представившемся начальником вашей стражи, что я смогу узнать у вас о причинах, по которым мой благословенный богами отец объявлен государственным преступником.

Атлант поморщился, словно проглотил незрелую виноградинку. С его ложа соскочил зверек, забавно шевеля крупными остроконечными ушами, обошел вокруг гостя и неторопливо вернулся назад. Все это время атлант молча наблюдал сузившимися глазами за Бомани.

— Итак вы просите открыть тебе причины, по которым Совет царей объявил Гратиона государственным преступником?

Бомани, с непроницаемым лицом — маской, на котором невозможно прочитать и тень эмоций, утвердительно наклонил голову.

— За попытка мятежа! Вы верно видели свежие разрушения на улицах? Это его последствия.

Бомани совершенно ошарашенными глазами глядел на собеседника. Чтобы отец, до мозга костей преданный стране Атлантов, восстал? Этого не могло быть, но и не верить он не мог. Атланты не врали никогда и никому — это было ниже их достоинства. Мир Бомани рухнул.

Немигающие глаза не отрывались от лица человека, казалось, они без труда могли прочитать самые затаенные мысли.

— Полно молодой человек, — рука хозяина дворца вновь начала ласкать любимца, — не все так плохо. Нарушил законы ваш отец, а вы герой пограничных сражений, дважды отмеченный за храбрость Советом царей. Это немало в столь юном возрасте.

— Бомани! — человек был так поражен услышанным, что атланту пришлось вновь окликнуть собеседника.

— Слушаю вас, благословенный богами, — разжал крепко стиснутые челюсти человек, — но ваше известие совершенно выбило меня из колеи. Прошу простить.

Атлант помолчал, как бы давая понять, что предложение будет выглядеть необычно:

— Вы храбры, Бомани, такие нужны мне, переходите ко мне в стражу. Я люблю сильных и удачливых воинов, — на лице атланта появилось благосклонное выражение.

— Благословенный богами, но зачем вам сын государственного преступника? Разве мало истинных людей и полуатлантов с безупречной родословной мечтают услужить вам?

— Мне нет дела до глупых условностей, — после некоторого молчания произнес атлант. В голосе прозвучали неожиданно мягкие, увещевательные нотки, — Мы не выбираем родителей. Вы опасаетесь немилости из-за объявления вашего отца преступником, но есть ли в его деяниях ваша вина? Нет. И мне не в чем вас упрекнуть. Я наказываю тех, кто не повинуются, а вовсе не тех, кто, подобно вам, храбро сражаются и повинуются приказам вышестоящих. Вы, наоборот, заслужили похвалу! Итак, вы согласны?

— Вы так добры ко мне, благословенный богами, — покачал головой молодой человек, — но, я прошу дать мне время подумать. Еще вчера я был любимым сыном самого могущественного, после царей, атланта, а сейчас я сын преступника. Мне необходимо прийти в себя. Позволено мне будет подумать, прежде чем принять слишком щедрое для такого как я, в один миг потерявшего все, предложение?

— Иными словами вы смеете отказываться? — в голосе атланта появились грозовые нотки.

— Вы неправильно меня поняли, благословенный богами, — вскричал молодой человек, — Я всего лишь прошу дать мне время опомнится, найти мать и разузнать о судьбе отца. Молю вас понять меня правильно. И... быть может вам известно о их судьбе?

— Ну что же, каждый сам творец своей судьбы, но не затягивайте с ответом, боюсь, в этом случае мы можем не встретиться вообще. Что касается ваших родителей то их судьба тайна даже для Совет царей.

Слова атланта выражали страшное сомнение; они ужаснули больше, чем ужаснула бы прямая угроза, ибо это было предостережение.

Молодой человек открыл было рот для ответа, но надменный жест атланта дал понять, что аудиенция окончена.

Бомани вышел, но едва переступил порог, мужество чуть не покинуло его; еще немного, и он вернулся бы обратно. Он повернулся и посмотрел на закрывшуюся дверь и почти протянул руку, чтобы открыть ее, чтобы принять предложение благословенного богами и тут он почти увидел серьезное и печальное лицо отца. Он повернулся и торопливо пошел, почти побежал, провожаемый удивленными взглядами служителей, по залу на выход из дворца. Он должен разобраться, что произошло и, если это возможно, вернуть отцу доброе имя.

Переночевать отправился в казармы гвардии, в которых провел три счастливых года до командировки на границу.

Жгучая обида и негодование мучили его: что же все-таки произошло и где родители, они погибли или скрываются, и как поступить с предложением могущественного управителя Посейдониса? А еще он чувствовал опасность, подстерегающую его. И связана она с некими событиями, которые Энкелаид назвал мятежом и судьбой родителей.

Принять предложение и продолжить привычную жизнь воина или попытаться что-то выяснить? Без всякой гарантии, что чего-нибудь узнает, а не бесполезно сломает себе шею? Сложность была в том, что не в его характере в трудные моменты прятаться в кусты. Если проблема выбора существует, то выбор должен быть определенным.

Несмотря на отчаянные мысли, усталость была так велика, что последовательно анализировать положение он просто не мог. Едва добравшись до лежака, почувствовал, как расслабляется перенапряженное тело, плавно соскользнул в сон.