Сны мага

Отряд, разделенный на три линии, сопровождает зажиточного купца, собирающегося с семьей в центральные провинции. Путь в Тежан ведет идет через равнины, пересекаемые узкими горными речками, прорезающими между холмов глубокие каналы с обрывистыми берегами, между зеленеющих полей и скромных крестьянских хижин.

Длинный караван тянется между рощиц плодовых деревьев, позвякивает упряжь упрямых мулов, тянущих громыхающие повозки.

Кехан в третьей линии, а значит неспешно идет в охранении, в центре каравана вровень с одним из мулов. Этим фургоном, вызывающе роскошным, правит один из сыновей купца, мальчик в роскошном дорожном одеянии. Зеленая мантия покроем немного напоминает одеяния кесэт, округлое юношеское лицо предельно серьезно. В узких прищуренных глазах вызов миру.

Пятый день дороги не обещал ничего особенного. Рутина подъема, коротких сборов и путешествия в охранении оставляет много времени для размышлений, воспоминаний и построения разрушенного замка памяти.

Были разведчики, были другие охранники в первой линии, были, в конце концов ютама и кеду, регулярно проверяющие караван и сопровождение. С фургонам под его опекой все в порядке, сын купца и другие возницы прекрасно справлялись с управлением тяжелыми повозками.

Поэтому стрелы, вылетающие из-за деревьев ближайшей рощи оказались полной неожиданностью. Короткий свист, частые удары. Пестрое древко проносится мимо, алое оперение дрожит, украшая одну из тележных стоек.

Мгновенно воцаряется хаос. Крики, рев животных, метания людей кажутся беспорядочными. Впереди раздается грохот, мимо проносятся всадники краевого охранения.

Кехан запрыгивает на борт, спихивая мальчика вниз, рубит постромки мула, бешено рвущегося из упряжи.

Оглянувшись, уловил следующий залп. Алое оперение поет в воздухе.

Это знакомо?

Ревет раненый мул.

Где-то впереди происходит схватка. Беспорядочная свалка.

Кехан взлетает на крышу, отбросив унылую немощь, перескакивает на второй фургон. Стрелы летят мимо него. Но находят другие цели.

Старый возница пришпилен к поперечной опоре, бьется на земле серый мул, пачкая ухоженную шкуру грязью и кровью.

Стрелу в грудь ловит наемник из первой линии, что, прикрываясь щитами, идет к роще, где не видно засады. Эта стрела пробила деревянный щит в два пальца толщиной насквозь.

Пестрое древко, красное оперение, улучшенная пробивная сила, невидимые лучники?

Кехан тянет руку вперед, машинально пытаясь зачерпнуть силу из пустого холодного очага. Роняет руку, пальцы сводит от холода. Сжимая второй рукой бенго, спрыгивает вниз в ожидании еще одной атаки.

Это амулеты, на два, три залпа и короткий отвод глаз.

Миг спустя призрак рощи вздрагивает и оседает с шелестом, словно большая шелковая роспись. За ней с примятой травы поднимаются люди в пестрых наемничьих лохмотьях. С ними мальчишка в потрепанной мантии какой-то кесэт Юлэ?

Кехан не бежит им навстречу, размахивая клинками. Для этого есть первая линия.

Взгляд обегает застрявшие между двух небольших холмов фургоны. Свалка впереди распалась на отдельные бои. У рощи две линии наемников сошлись стенка на стенку, третья линия... прячется?

Рядом с всхлипом вздыхает пришпиленный к фургону возница.

Свободной рукой Кехан машинально обламывает древко. Бенго взлетает и опускается, не обращая внимания на испуганно расширившиеся глаза старика. Тонкое лезвие перерубает и древко между телом и наконечником, впившимся в опору, освобождая раненого.

Кехан смотрит, как первая линия рубится с наемниками.

Мажонок... исчез? Нет, крадется в сторону фургонов, туда, где третья линия с позором попряталась от стрел.

Они наемники или возницы? Те имеют полное право прятаться, но вот нервно озирается по сторонам мальчишка — сын торговца, раненый возница, зажав рану, распутывает сбрую мертвого мула, еще один быстро и нервно рвет тунику на бинты, чтобы перевязать кого-то, распластавшегося на земле под фургоном.

Впереди слышны резкие приказы ютамы.

Мажонок дергается, разводит руки, и Кехан прыгает вниз, также разумно прячась от назревающего удара, дергая вниз и возницу.

Вжух!

Стрелы стучат почти в упор, пробивая дыры в ткани и фаршируя дешевым металлом шкуры мертвых животных.

Кехан вздернул себя вверх, считая удары сердца.

Сколько в амулете осталось зарядов? Не дожидаясь новой атаки, он поднялся, перешагивая человека и пытаясь раскрутить бенго. Клинки слушались не очень хорошо и миг спустя просто и незатейливо швырнул один клинок вперед. Он крутнулся в воздухе и задел рукоятью не прикрытый шлемом висок мага, чиркнул по волосам и приземлился где-то за его спиной. Но Кехан уже был рядом, вытянувшись в длинном рывке, кончиком второго бенго добивая потерявшего на миг концентрацию мажонка.

Острое, свеженаточенное лезвие чиркнуло по шее, перерезая жилу с кровью. Алое плеснуло на амулет в руках мага, тот выпал из расслабленных пальцев, и напитавшая его сила, уже готовая сорваться новым ударом стрел, мгновенным всплеском ушла в землю.

Тело рухнуло сверху, расплескав кровь и лохмотья. Кехан тяжело рухнул на колени рядом, судорожно разминая сведенные холодом пальцы. Чужеродная сила из амулета ненадолго скользнула под кожу ледяным ручейком, обожгла и рассеялась.

Сознание начало уплывать, погружаясь в равнодушие. Но Кехан все же встал, подбирая мечи, и огляделся.

Все, кажется, закончилось?

По крайней мере, живых среди тех, кто сидел в засаде, не осталось.

Взгляд со стороны. Страна Рё. Провинция Лима.

Купец был благодарен за спасение. И отряду была выплачена прекрасная премия, позволившая задержаться в городке на ярмарку.

Новички радостно бросились тратить серебро, а ютама, вздохнув, отправился искать новый заказ. Среди пестрых богатых домов рыскать было бессмысленно, ярмарка, расплескавшаяся палаточным городком, тоже не обещала ничего интересного, но на окраине, в огороженном загоне, стояли телеги еще одного каравана.

Тут имело смысл поговорить со снующими между колес работниками, пока не начался дождь. У гор они порой начинались неожиданно, но сгущающиеся в небе темно-серые облака намекали, что в этот раз стоит ожидать не просто дождя, а полноценного шторма.

И все же ютаме сопутствовала удача. Не в найме, всерьез он не рассчитывал получить контракт немедленно. Но задержавшийся у ограды работник, солидно перебирая завязки на рубахе вместо бороды, не настолько он был стан, за пару монет изложил все сплетни и новости Лимы.

Интересным и перспективным выглядел слух о том, что в соседнем городке, чуть более близким к горам, собирали рейд в развалины древней столицы Котаб.

В сами развалины соваться не стоит, это дело куда как опасное, но сопровождать перекупщиков — почему нет? Эти пенья состоятельны, и путешествуют не в одиночестве. Тоже своего рода гильдия.

Бросать все, срывать людей и тащиться в Новый Котаб под дождем не стоило, так что в ожидании ютама неспешно прошелся вдоль ограды, переговорил еще с парочкой веселых работников, послушал, как красочно чихвостит кого-то владелец одной из телег и развернулся по дуге к ярмарке.

Почему-то решил идти не по тропе, а по поросшему короткой острой травой полю. Каменистая земля не рожала урожая, лишь выплевывала серые глыбы, проглядывающие сквозь скудную зелень.

Чуть дальне начинались заросли влажной пестрой растительности, которая, взбираясь друг на друга, создавала стену, преддверие вечно гниющего леса.

Тут, на небольшом ровном пятачке перед опушкой ютама и застал одного из своих новичков.

Снулый бывший райя, Кехан, кажется? Он стоял, покачиваясь на носках, прикрыв глаза и задрав лицо к быстро темнеющему небу. Оба коротких бенго были закреплены на спине в потертых ножнах. Собранная вручную из ошметков сбруя, кажется, делала такое ношение довольно удобным не только в путешествии, но и в сражении.

Новичок повел плечами, расслабляя мышцы, потянулся вверх, словно струна тали. Руки на миг застыли в верхней позиции. И взорвались стремительным движением.

Вниз, клинок танцует в руке, взлетает и кружится, тело резко и неловко принимает одну за другой позиции незнакомого канона. Разворот, бенго порхает плавно, не смотря на неловкое тело, ведущее его. Еще разворот и к танцу присоединился второй клинок. Неловкость тела обрела гармоничность в несинхронном движении. Если один клинок летел вверх, второй в низком выпаде уходил в сторону, поражая тень. И первый снова падал вниз, уничтожая еще одну тень сзади. И ложился в раскрытую ладонь.

Скорость движений возросла, темные лезвия размылись, движения обрели некую правильность, словно тело вспомнило, как следует двигаться правильно.

Еще несколько мгновений и ритм неожиданно изменился. Словно рывок хищника, один бенго рванулся вперед, словно вспарывая глотки дальним противникам, описал дугу, рванул вверх соколом. Второй, повинуясь движению запястья нарисовал сложный узор, с гудением вспарывая воздух там, куда бы не дотянулся обычный клинок.

Кружение бенго стало стремительнее и правильнее теперь, когда они подчинялись замершему в статике человеку только через тонкие кожаные ремни, зажатые в тонких пальцах. Кружение водоворота становилось все быстрее, быстрее, быстрее, равновесие гудело в воздухе и казалось, хищные клинки могут бесконечно вертеться вокруг хозяина, создавая идеальную защиту.

Но миг прошел. Взвизгнув, два клинка столкнулись в воздухе и, спутавшись, словно сеть, упали вниз, звякнув о камни под короткое шипение новичка.

Тот, уронив руки, рухнул на колени рядом с клинками и принялся снимать обмотку и растирать запястья. Поднял небо к лицу, ловя первые капли дождя. Лицо бывшего райя снова стало отрешенно — холодным, теряя живые краски.

Ютама продолжил свой путь. Пусть новичок мокнет под дождем и сражается с бурей, пытаясь восполнить то, чему его учили в детстве, а он предпочтет греть старые кости в своем шатре.

Позже, когда льющаяся с небес вода безжалостно выбивала по промасленной ткани шатра барабанные ритмы, ютама искоса наблюдал, как мокрый, как бездомная полевка новичок проскользнул внутрь. Неловко перешагивая через дремлющих вповалку наемников, добрался до жаровни. В сумрачном отсвете углей он разделся догола, развесив на чьем-то торчащем копье одежду, смахнул с коротких волос капли воды и неловко сложился в позу лотоса, раскладывая на коленях кожаную сбрую для того, чтобы привести ее в порядок.

Сон. Замки памяти.

Слова текли, словно густой, золотистый мед. Тягучий мягкий голос плавной мягкой волной расходился по комнате, цепляясь за позолоченные завитки на стене и вливаясь в уши слушателей.

Те, затаив дыхание, внимали.

"Проклятие, что оставлено без присмотра, может расти, словно кауя, цепляясь за трещины в естественной защите мага, в щиты и амулеты, в стены городов и крепостей. Есть проклятия, питаемые кровью, кровью врага, друга, семьи. Есть проклятия, привязанные не к телу, а к слову.

Не все проклятия можно снять, выполнив условие, есть те, которые возможно только накормить, чтобы они затихли. Есть те, которые можно перекинуть на что-то или кого-то. Есть те, что можно поглотить, есть те, которым можно только поддаться.

Есть проклятия, доводящие до смерти, есть проклятия, которые принуждают к жизни. Есть проклятия бесконечного предсмертного мучения, есть посмертные проклятия, самые сложные и невыразимые.

Знайте, самое большее количество проклятий скапливается на местах сражений, сплетаясь в невыразимый кокон из смертей и распутать его нельзя, если попадешься. Помните, все места, где когда-то сражались маги — Котаб, Ненья, Люлья Сиал, Пайъя — это живые и дышащие проклятия в шаге от перерождения.

От перерождения в нечто совершенно иное, в катакана, что сможет вырваться из оков ограничений и пройтись волной смерти от каря до края обжитых земель. Ни один маг не должен ходить туда, чтобы не добавить последнюю каплю силы новому катакану".

Реальность. Страна Рё, провинция Лима, город Котаб.

Кехан стоял на стене и задумчиво смотрел на развалины Котаба. Пожалуй, останься он магом, никогда бы не смог рассматривать их так близко. Первые полурассыпавшиеся камни лежали буквально в пяти сотнях шагов словно груды серой пыли.

Тропа, вытоптанная между ними, тянулась извилистой нитью по мшистой зеленой поверхности дальше в руины и исчезала, свернув за полуразрушенную стену. По тропе, словно серые муравьи, сновали люди, нагруженные тюками и мешками.

Если развернуться и посмотреть назад, на площадь перед воротами, можно различить отдельные отряды искателей-пенья, кучкующиеся у сложенных мешков серыми птицами и кружащую вокруг них, словно падальщики, охрану. Перекупщики величаво перемещаются по двору, похожие на хищных древесных лис. То один, то другой приценивается к мелочевке, выставленной на обозрение.

Немного в стороне представители наемных отрядов заключали договора, гул голосов быстро терялся между низких хижин, расползающихся, словно пауки по моховым зарослям.

Но Кехан смотрит на развалины, проваливаясь в холодное ничто, холодный очаг внутри даже не дымит больше, отзываясь на массу нависшей над городом, почти зримой силы. Ни один маг не был так близко к древним развалинам, но он, Кехан, больше не маг. Поэтому он смотрит и запоминает, привычно выстраивая в Замке снов новую комнату.

От заледенелого созерцания его отвлек окрик снизу, с шаткой лестницы:

— Эй, Кехан, спускайся, ютама нам найм нашел!

Кехан, мягко, по-кошачьи развернулся, все еще глубоко в собственном разуме. Рука оперлась о шаткие перила, тело двинулось само, вверх, перенести свой вес через деревянную поперечину... И мягко приземлиться двумя пролетами ниже, за спиной окликнувшего наемника. Тот оглянулся, отшатнувшись, и чуть не сел на ступени.

Кехан только кивнул отрешенно и побрел, чуть подволакивая ушибленную таки ногу, в сторону общего лагеря, разбитого на соседней площади, у крошащейся стены. Шатров не раскидывали, были натянуты только два навеса, под одним из которых, закрепленным прямо к неровной стене из серого кровавика, сидели, бездельничая и переговариваясь, наемники. Ютама Бхати, прячась в тени соседнего, шептался с купцом. Его ярко-синий наряд, похожий на дорожную мантию магов, выделялся среди унылой выцветшей группы, как пестрая лесная птица. Он был один, но с объемным увесистым тюком, уложенным под ноги. Рука купца постоянно касалась сизой грубой ткани, обмотанной веревками. Ценный груз? Что в этом тюке такого, что требует сопровождения целого отряда?

Кехан заинтересовался бы, но вымораживающая пустота навалилась снова, утягивая мысли в полумрак. Присев на солнечной стороне, он неловко погладил лодыжку. Отчего его потянуло прыгнуть? Теперь пару дней он будет хромать пешком, а позволить себе отстать от отряда нет возможности. Он хочет жить, а остаться в одиночестве где бы то ни было плохая идея для выживания и надежды, что спрятанные под пеплом в очаге угли снова разгорятся.

Руки сами нашли среди лохмотьев в мешке длинную узкую полосу, поддернули обтрепанную штанину и принялись наворачивать на болезненное место слой за слоем. Не слишком туго, не слишком слабо, не мешая подвижности, но фиксируя...