Забытый замок (раб. назв.)

Совершенно сбитая с толку девушка только и сказала:

— Я не понимаю вас!

Он замолчал, глядя сумасшедшими глазами её в лицо, будто прислушивался не к её голосу, а к чему-то ещё. А потом... Всё произошло так неожиданно, что Наташа в любом случае просто не успела бы противостоять ему. Старик, всё ещё держась за её руку, снова коротко что-то сказал — жалобно, чуть не плачуще. И погладил ей руку — то ли утешая, то ли снова умоляя. И не спуская с неё глаз — как потом она поняла, чтобы она не смотрела на свою руку.

Наташа не закричала только из-за той же неожиданности: старик, держа её за кисть, другой рукой резко и сильно процарапал выше запястья нечто вроде упавшей восьмёрки, начертанной из острых треугольников. Или нечто вроде упавших песочных часов... Это произошло и в самом деле слишком стремительно, так что Наташа только зашипела сквозь зубы от боли и инстинктивно попыталась вырвать руку из хватки старика. Только открыла рот закричать: "Зачем вы это сделали?! Больно же!", как услышала:

— Спаси Эктора! Спаси! Он последний из рода! Последний!

Рана на её руке, заливаемая кровью, саднила и ныла, а она выпялилась на страшного старика и изо всех старалась понять его странную мольбу:

— Спаси его! Умоляю! Во имя всех богов!

Через секунды она поняла только одно: она теперь понимает неизвестного, а значит — он тоже должен понимать её. Или?

— Сначала я помогу вам подняться.

— Нет! — застонал старик. — Сначала Эктор! Спаси его! Времени почти не осталось!

Понимает! Он понимает её!

Если проследить направление, в котором двигался старик, легко было догадаться, что спасти надо того самого зверя. "Такой редкий?" — по инерции удивилась Наташа, а потом решительно сказала:

— Я помогу вам дойти до сарая, а потом — посмотрим...

— Не надо-о...

Но уже бежал к ним Диман, вооружённый новой, свежесломанной дубинкой. По стараниям девушки поднять неизвестного он сообразил, что ползший не страшен. Так что спустя какое-то время чуть не плачущий старик еле передвигал ноги, почти несомый двумя помощниками. Вели его к тем пенькам, возле которых испуганная Света сторожила сумки, для смелости прижимая к себе Шастю, пока что смиренно устроившегося на её коленях. Ладно хоть — сидела. Кот-то тяжёлый для девочки.

Старика усадили на тот пень, с которого Диман осматривал окрестности.

— Наташа, он что — эльф? — спросил изумлённый мальчишка.

— Чё-о?

— Уши у него!

Но старик вновь обратился к ней — с той же монотонной просьбой:

— Пожалуйста, спаси Эктора! Только ты сможешь! Во имя всех богов, умоляю!

— Знать бы, что он говорит... — вполголоса проворчал Диман.

— Он говорит, чтобы я спасла того, кто в сарае, — буркнула девушка.

— Откуда ты знаешь?! — вскинулся мальчишка.

Она показала ему царапины на руке, скороговоркой объяснив, что, кажется, именно они стали ключом к пониманию чужого языка. И тут же сунулась в свою сумку за салфетками и пластырем. Когда старик понял, что она собирается обиходить свои ранки, а не бежать к сараю, он страдальчески сморщился и закрыл ладонями лицо.

— Хочешь сказать — он тебе... — начал Диман и замолк, растерянно глядя, как Наташа обеззараживает глубокие царапины. — Он тебе порезал на руке вот так — и ты начала понимать его?

— Именно, — пробурчала Наташа.

Мальчишка помог ей заклеить ранки — одной рукой всё-таки сделать это неудобно. И спросил, поглядывая то на неё, то на старика:

— И что теперь?

Девушка подняла дубинку, которую она тоже прихватила вместе со стариком с дороги. Прикинула вес и мрачно сказала:

— Он говорит, что только я могу спасти того, кто в сарае. Ну и вот. Пошла спасать.

— Я с тобой... — начал было Диман.

И тут же оглянулся на сжавшуюся Свету, с коленей которой Шастя уже спрыгнул. Теперь девочка прижимала к себе подаренную Наташей сумочку, словно та могла помочь против чего-то страшного, и таращилась на старика, сидевшего у её ног.

— Диман, — скомандовала Наташа. — Ты остаёшься охранять Свету и старика. У него, кстати, что-то со спиной. Если сумеешь уговорить его показать тебе — что именно, посмотри. Ты знаешь, где у меня в сумке лежат бактерицидные пластыри. А я пошла посмотреть на... — она споткнулась и пожала плечами, чувствуя, что начинает гореть от противоречивых чувств. И шмыгнула носом. — В общем, кричи, если что.

И пошла по дороге к сараю. Бездумно. Впрочем, нет. Шла и размышляла о том, что более дурацкого положения в её жизни никогда не было.

С ума сойти. Эльф.

Обалдеть — зверь напугал, а его, оказывается, спасать надо.

И почему — она? И опять вспоминалось стариковское: "Только ты сможешь..." С чего этот старик взял, что она может?.. Её передёрнуло: "Вот взорвётся сейчас моя несчастная башка — это точно я могу... И дура же я последняя! Даже не спросила у него, а что надо сделать, чтобы спасти-то!"

Она не оглядывалась, потому что легко сознавала: одна оглядка — и она опрометью помчится назад, к детям и старику. И потому упрямо ставила вздрагивающие ноги на пыльную землю, через силу подводя себя к неумолимо приближавшемуся сараю. Уговаривала ещё: "Он там на цепи. Я только посмотрю, что там, и вернусь. И объясню, что я ничего не поняла, а потому ничего сделать не сумела... И чего он торопится?"

Перед входом в сарай постояла, не решаясь заходить сразу. Может, и от входа бы удрала, если бы не Шастя. Тот, как будто так и надо, не спеша прошёл мимо неё и пропал во тьме. Девушка ахнула — и чуть не кинулась за ним в темноту. Сожрут же!

Но из сарая не доносилось ни звука.

Утихомирив своё вздрагивавшее дыхание, Наташа собралась с духом и переступила порог. Пришлось снова постоять немного, привыкая к темноте. Помнила, где зверь прятался, — в самом глухом углу. Напрягла зрение. Сначала сумела увидеть кота. Тот сидел так, как обычно сидел на подоконнике в их съёмной квартире, наблюдая за тем, что делается во дворе дома. Потом проследила, куда он смотрит.

Жуткое чудовище (потому что плохо видное во мраке) пряталось в углу сгустком той же тьмы. Очертаний зверя не разглядишь. Зато он почему-то не бесился, не рычал под пристальным взглядом кота. И девушка прикусила губу, моргая глазами, чтобы усилить зрение, но так и не улавливая, что за зверь перед ней.

За спинами девушки и кота внезапно что-то едва-едва слышно зашелестело.

Шастя немедленно подпрыгнул и развернулся. А потом со всей дури прыгнул в противоположный от зверя угол и чуть не врезался в чуть видный из-под дощатой стены клок сена. И пропал в нём, активно шурша и даже довольно шумно двигаясь в нём и вместе с ним.

Наташе, которая медленно, с опаской оглянулась, почудилось, что не только она затаила дыхание, ожидая появления кота из сена. А что он должен появиться...

Шастя появился! Пыльный, весь в соринках — того же сена или соломы. В зубах он держал нечто маленькое, но пока ещё живое!

Добыча? Мышь?

А пушистый охотник, впервые в жизни прочувствовавший вкус удачной охоты на настоящую дичь, не придумал ничего лучше, чем поиграть с пойманной добычей! И принялся... танцевать, выпуская мышь и тут же хватая её передними лапами, чтобы снисходительно уронить её и снова затанцевать с нею и вокруг неё!

Кот, то и дело привставая на задние лапы, так беспечно плясал со своей добычей в свете, пробивавшемся с улицы, что не замечал, что бесформенная тьма всё ближе подступала к нему... А девушка молчала, вдруг интуитивно сообразив, что неведомый зверь не собирается убивать легкомысленного охотника, игравшего с мышью, а просто смотрит на никогда не виденный им танец охотничьей удачи.

А трепыхавшееся от напряжения сердце постепенно каменело: чем дальше выползал зверь из тьмы, тем отчётливей становились его очертания. И Наташа, вскоре от неожиданности открывшая рот, облизала пересохшие губы: навстречу коту тянулся темноволосый мальчик — подросток, примерно чуть младше Димана! Года на два-три?.. Только такой тощий, что лицо — сплошь скулы и лихорадочно блестящие глаза. На шее — широкое кольцо, от которого к стене тянется та самая цепь... Это он рычал и хрипел?! Нет, хрипел — понятно, если ошейник ему горло пережимал, но...

Шастя, в очередной раз игриво привстав на задние лапы, нечаянно подбросил мышь так, что она оказалась ровнёхонько между ним и темноволосым подростком. И кот уставился на мальчика, будто спрашивая его. О чём?

Одежда ожидаемо зашуршала, когда Наташа, подтянув джинсы, осторожно присела на корточки.

Мальчик медленно повернул голову к ней. Глянул исподлобья.

А Шастя схватил свою добычу и отскочил на безопасное расстояние.

Мальчик тоже отпрянул. В свой мрак.

— Привет, — неуверенно сказала девушка. — Меня зовут Наташа. А ты кто?

Из мрака проворчали что-то невнятное.

И тут Шастя сделал нечто поразительное — с точки зрения девушки. Он взял в зубы мышь и важно отошёл к тому клочку сена, из которого он её поймал. Наташа представила, что видел мальчик, когда кот уходил от него. Сначала пушистые штанишки на кривоватых лапках и вздёрнутый хвост. Потом — мышь, оставленную в углу сарая. Охотничьи-то инстинкты сыграли свою роль, а что делать дальше с живой игрушкой — кот не знал. Или знал, но на уме у него было что-то... своё?

"Не приписывай домашнему животному человеческого мышления!" — строго сказала себе Наташа. И только внутренне договорила фразу, как сообразила: прежде чем уползти в свой угол, мальчик мельком глянул на дубинку в её руках. Испугался? Она-то пыталась быть с ним миролюбивой, но дубинка... Голодный до ужаса. А если его ещё и били? Она с досадой отшвырнула дубинку подальше от себя — точнее, откатила от себя — и так, чтобы этот откат виден был для невидимого наблюдателя из мрачного угла.

Кот вернулся на прежнее место и основательно уселся, глядя в живую тьму.

— Эктор, — тихонько позвала Наташа. — Меня прислал к тебе один старик. Он сказал, что только я могу тебе помочь. Но как помочь — я не знаю.

Тьма затаилась, не отвечая. А девушка, устав сидеть на корточках, села на колени. И на всякий случай добавила:

— Тот старик — он около сарая. Ходить не может.

Шороха она сначала не расслышала. Но из тёмного угла звякнуло цепью, и постепенно стал снова выползать странный мальчик. Почему он не встаёт? Чего они все тут ползут? И тут же девушка выругалась: могла бы сразу догадаться, что его голодом заморили до такой степени, что сил подняться нет!

Наташа сидела на коленях и уговаривала себя не удирать от мальчика, который медленно, но приближался к ней.

Наконец между ними осталось расстояние в два шага. Мальчик руками подтащил цепь к себе и изучающе уставился на Наташу. Сидел боком, на бедре. Одет, скажем прямо, не для той погоды, что на улице — там всё-таки довольно прохладно, хоть и по-летнему: на нём явно короткие для него, истлевшие до дыр штаны и рубаха, которая разве что не сползала с его плеч — кажется, чья-то мужская. Дышал часто, будто ему пришлось недавно быстро бежать.

Затем его взгляд из изучающего сменился на испытующий. Он сделал ещё рывок вперёд. Шаг между ними. Глубоко вздохнул и поднял руку. Стараясь не жмуриться от страха, Наташа вытерпела момент, когда его палец коснулся её лица. Впрочем, это сначала только коснулся. Он застыл на какой-то точке на скуле, после чего слегка надавил. Девушка замерла в ожидании боли. Но палец отлепился от этой точки и притронулся к следующей — напротив. Тоже чуть-чуть нажал. Выждал — и третья точка на её подбородке ощутимо была надавлена. Что он делает?

Скоростной сумбур в мыслях и чувствах внезапно остановился.

Пришло недоумение: он дотронулся до тех самых родинок-уродинок на её лице. Зачем? Впервые видит, что на лице могут быть такие... точки?

Пока она раздумывала о постороннем и ненужном, мальчик бедром по полу передвинулся ещё на один шаг к ней, бросил взгляд на Шастю, внимательно наблюдавшего за ним, и обнял Наташу за шею. И отпрянул, чтобы низко опустить перед ней голову.

Новые непонятки. Зачем? Зачем он опустил голову? И снова Наташа обругала себя: зачем-зачем! Снять с него ошейник она должна!

Она встала и торопливо осмотрела широкое кожаное кольцо на тонкой мальчишечьей шее. Обнаружила, что кольцо — с застёжкой. Но почему тогда мальчик не сумел расстегнуть её? Она же простейшая. Или здесь какая-то закавыка? Чуть подтянув края ошейника, Наташа разъединила их, вытолкнув металлический язычок застёжки из предназначенного ему паза. Легко, как и ожидалось... Здесь, на этом месте, было достаточно светло. Поневоле приподнявшаяся над Эктором девушка скользнула взглядом по его спине, видимой под великоватой ему рубахой. Кривые и толстые рубцы на лопатках поразили её, хотя вполне она не могла понять их значения. Зато смутно догадалась, что именно эти рубцы не давали мальчику возможности поднять руки на затылок и расстегнуть ошейник.

Она тут же отбросила ошейник. Снова прозвенела цепь.

Шастя будто сообразил, что некое действо закончено, и деловито вышел из сарая.

Вроде всё. Почему же Эктор, освобождённый от цепи, не встаёт и смотрит снизу вверх, как будто чего-то ждёт?

В сарае, и так полутёмном, стемнело ещё больше, когда в дверном проёме появился кто-то, кто голосом Димана предупредил:

— Старик велел поторопиться.

Девушка, обернувшись к нему, в ответ хотела ляпнуть: "Откуда ты знаешь?" Но взгляд упал на руку мальчишки с задранным рукавом куртки. Два пластыря, под одним из которых размазалась кровь, объяснили всё. Но сейчас не до объяснений, подловил ли старик Димана, вынуждая его поторопить Наташу, или мальчишка сам попросил его о помощи с незнакомым языком.

Она склонилась над Эктором и... И тот снова обнял её за шею и чуть не уронил её, всем весом поневоле дёрнув к себе.

Наташа только и успела руками упереться в земляной пол, чтобы не грохнуться вперёд, задавив и самого мальчика. А тот изловчился и так плотно вцепился в неё, что изумлённый Диман пробормотал:

— По-моему, он хочет, чтобы ты его несла?

— Тогда помоги мне встать, — проворчала Наташа, снова вынужденно севшая на колени.

— Он очень тяжёлый? — заволновался Диман, подбегая к ней.

Она выпрямилась, придерживая мальчика под ноги.

— Да нет, — удивлённо ответила. — Впечатление — ведро с водой.

И оба замерли. Эктор коснулся щекой лица Наташи, опуская голову к её плечу.

— Он заснул? — почему-то шёпотом сказал Диман.

— Вы чего здесь застряли?! — зашипела с порога Света. — Там Элфрид волнуется!

Эктор хорошо так влепился в девушку, обнимая, что Наташа, почти не ощущая его груза на себе, поднялась — правда, не без новой помощи Димана. Поспешила она из сарая, обалдевая, насколько стремительно несутся события, насколько быстро осваиваются в этом мире детишки из её собственного мира: неужели Света теперь тоже понимает здешний язык? И не злится на этого, как его, Элфрида, за то, что он... Или она тоже попросила?

Обалдевать пришлось и по выходе из сарая.

Старик эльф уже стоял на ногах — и довольно уверенно, хотя его первые шаги подсказали, что он всё ещё слаб.