Квинт Лициний 1

Глаза серовато-зеленоватые, неравномерной окраски, с прямыми, как стрелки, неяркими ресницами. Смотрят серьезно и немного исподлобья. Нос как нос, обычный. Не большой, не маленький, не картошкой и не вздернутый, без горбинки.

Губы... Губы хорошие — девушкам нравились, а подбородок они называли решительным. Вспомнив о девушках, я мечтательно заулыбался и решил не привередничать. Внешность в мужчине — не главное, лишь подспорье. Оно у меня есть, и ладно. Отодвинулся и окинул себя взглядом еще раз.

"В целом приличный материал, жить можно", — решил я, направляясь назад в свою комнату.

Добрался до письменного стола и начал рыться в ящиках в поисках фотоальбома. Предстояло восстановить в памяти лица друзей, подруг и учителей, попытаться вспомнить их имена... Альбом нашелся в итоге не в ящиках, а на боковых полках. Я сдул с него пыль и направился к кровати, по дороге сбросив в кресло одежду.

Забился под одеяло и свернулся клубочком, пытаясь согреться. Немного подташнивало, слегка знобило, усилилась головная боль. Все же шмякнулся об стенку солидно, действительно не помешает полежать пару дней. С этими мыслями начал расслабляться, и тут меня осенило, да так, что застонал:

"Шестидневка, мать ее! Здесь же суббота — рабочий день в учебных заведениях. — Я еще раз мысленно пересчитал дни недели. — Значит, в субботу мне в школу..."

В задумчивости потрогал заклеенную лейкопластырем шишку. Ну, ничего не поделаешь, надо опять выползать из норы. И я закружил по комнате в поисках портфеля.

Устроившись поудобнее в кровати, извлек из портфеля дневник и чуть покачал им в воздухе. Интуиция подсказывала, что я сейчас узнаю о себе много нового и интересного. Опасливо открыл. "Почерк — как кура лапой" — обо мне. Как же, помню, но не думал, что все было так ужасно. Корявые буквы разной высоты пьяно шатались в строю, словно революционные матросы после экскурсии по винным подвалам Зимнего.

Красными чернилами выплеснулся на страницы крик души учителей: "Качался на стуле", "Опять качается на стуле", "Пришел без сменной обуви"... Что значит "плевался на перемене!"? А, жеваной бумагой из трубочек. Интересно, а в меня тоже... плюются?! Что-то я не уверен в своей способности перенести подобное без ответного членовредительства...

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления.

Полез в конец дневника. "Тройки" и "четверки" в четвертях по английскому, русскому и литературе, черчению и труду. Да, писателем мне не быть... Остальное, слава богу, — "пять".

Пролистал до текущей недели. В субботу меня поджидают геометрия, химия, физкультура, английский и биология, потом классный час.

Отложив дневник, взялся за учебники. Что хоть учим-то в этом сезоне?

Отлично, по биологии — анатомия и физиология человека. Я радостно фыркнул, верхнее медицинское мне в помощь. По химии — неорганика. Сверившись с изредка встречающимися в дневнике заданиями, определил изучаемые в третьей четверти темы: галогены и группа кислорода. Ха-ха, всего тридцать страниц в учебнике, за час вспомню.

— Эту неприятность мы переживем, — немузыкально напел я и с тревогой взялся за учебники по геометрии и алгебре.

Ы-ы-ы... Как чувствовал! Теоремы косинусов и синусов, вписанные и описанные многоугольники, квадратные уравнения. А слова-то какие! Дискриминант, теорема Виета, разложение квадратного трехчлена. На последнем я хихикнул, потом взгрустнулось. Может, в школе я это и сдавал в свое время на "пять", но сейчас к такому подвигу не готов категорически.

— Что ж вы, товарищ Барсуков, — ласково говорю обложке, — такой курс написали сложный-то?

Шутки шутками, но светит мне все каникулы изучать алгебру с геометрией заново...

С русским еще хуже. "Сложноподчиненные предложения с придаточными обстоятельствами степени и образа действия", "сложноподчиненные предложения с придаточными обстоятельствами следствия, цели и сравнения". Это же филология, в восьмом-то классе... Ужастик. Что-то мне видится неправильным в обучении детей грамоте через тонкое знание морфологии языка. Верно Алла Борисовна спела: "Нынче в школе первый класс вроде института", святая истина.

На таком фоне программа по физике выглядела стройной и лаконичной: второй и третий законы Ньютона, закон всемирного тяготения, момент силы, закон сохранения импульса. Готов за день выучить.

"Итак", — подвел я итог, — "алгебру и русский придется восстанавливать на каникулах. Грустно, девушки. Кстати о девушках... Нет, стоп, поручик, первым делом — самолеты". Я волевым усилием сначала отогнал горячащие мысли о непотребном на задний план, а потом и вовсе выкинул их из головы. Сейчас есть задача поважнее.

Откинувшись назад, задумался. За неделю каникул, конечно, начитаю всю программу года по всем предметам. Все-таки учиться — тоже навык, и если у школьников он еще недоразвит, то к окончанию института отполирован до блеска. А это — как езда на велосипеде — если уже научился, то не разучишься.

А вот суббота меня напрягает. Может, аггравировать симптомы? Опасно, можно загреметь в больницу, чего категорически не хочется. Ладно, биологию я и сам могу вести, химия страха не вызывает, геометрию придется выучить — в конце концов, там всего сорок страниц. Осилю за три дня. А вот с английским надо что-то придумывать, там могу проколоться на слишком хорошем знании, и объяснить это будет сложно.

Вздохнув, сложил учебники в портфель и взялся за изучение прихваченной с кухни стопки газет. "Правда", "Красная звезда", "Советский спорт" и недельной давности "Литературная газета".

Я потянулся к было "Правде", и тут в коридоре резко затрезвонил телефон.

— Алло.

— Ну что, поел? — решительно раздался из трубки незнакомый девичий голос и продолжил, не дожидаясь моего ответа: — А я стрижку сделала, завтра увидишь. Под Мирей Матье. Как ты думаешь, мне такая идет?

Началось! Мгновенно взмокнув, я поволок телефон в комнату, на ходу лихорадочно перебирая в уме варианты ответа. Версия, что кто-то перепутал номер, не принимается.

— Ну, если ты споешь так же, как она, то даже короткий "ежик" будет неплохо смотреться, — осторожно забросил я ответ.

— А? Короткий "ежик"? А это идея... — В трубке колокольчиком разливается смех. — Эриковна заикой сделается, меня увидев.

— Да, популярность будет тебя преследовать. Не будешь знать, куда от нее спрятаться, — подтвердил я, пиная зацепившийся за край двери телефонный шнур.

— Сейчас, погоди, я чай заварю... А то еще не ела после школы...

Смутные подозрения начали оформляться в гипотезу. Да, этот голос я не слышал тридцать пять лет, но интонации припоминаю. Да и кто еще мог мне так звонить?!

Это Света Зорько. Умненькая, веселая и некрасивая девочка, по какой-то неведомой причине избравшая меня в восьмом классе в качестве объекта любви и сохранившая верность своему выбору до конца школы. Потом пути-дорожки разошлись, и я с облегчением выдохнул. По слухам, Зорька вышла замуж и родила сына. В школе мне, к счастью, удавалось удерживать ее на расстоянии вытянутой руки и даже чуть дальше, но нервов на это ушло немало.

— Слушай, — начал я вкрадчиво, — у меня тут неприятность.

— Что, опять? Во что теперь вляпался?

— Э-э-э... Судя по всему, в сотрясение мозга.

Интересно, что она имела в виду под "опять?"

— Ой... Как угораздило?

— Классически. Поскользнулся, упал, очнулся — ан гипса-то и нет. Зацепился за бортик ванны, вылезая из душа, и спикировал головой в стену напротив. Теперь лежу, жду врача, мама в поликлинику побежала.

— Я сейчас приеду!

Меня еще раз окатило холодным потом. Только не это...

— Стой! Не надо. Я себя плохо чувствую, голова болит и все такое. Сейчас с тобой поговорю и спать завалюсь. Скорее всего, меня врач на три дня дома оставит. Значит, я выйду в школу в субботу. Напомни, — добавляю в голос просительных ноток, — у нас там что из контрольных будет? А то у меня в дневнике ничего не записано.

— В твоем дневнике — да чтоб что-то было записано! Сейчас... Летучка по геометрии, контрольная по химии и темы по инглишу. Кстати, не забудь тогда в субботу принести книгу, что обещал на каникулы.

— Какую книгу? — спросил я, нервно сглотнув.

— Ты не придуривайся. Обещал — значит, неси.

Думай, голова, думай... Нет, не угадаю.

— Слушай, напомни...

— Ты что, головой стукнулся?

— Ты запомнила, правда? — восхищаюсь я.

— Андрюх, — на выдохе с ужасом в голосе, — ты что, серьезно?

Так, надо использовать ситуацию. Насколько я помню, она ради меня в фольгу была готова раскататься. Столько мне не надо, но от небольшой товарищеской поддержки не откажусь. Жаль, не помню точно, "Джентльмены удачи" уже вышли на экраны или нет.

— Обещаешь молчать? Я даже маме пока не говорил.

— Да-да, обещаю! Давай колись, — запритопывала подружка от нетерпения на том конце провода.

— Только чтобы действительно молчок, по-серьезному. Не хочу родителей огорчать. Короче, у меня от удара легкая амнезия развилась.

— Тут помню, тут не помню? — паролем откликнулась Света.

Ага, значит, вышел фильм. Тем легче, концепция посттравматической амнезии в массы внедрена.

— Знаешь, странное ощущение. Как будто память на кусочки разбилась, разлетелась и сейчас складывается постепенно обратно. Большинство уже встало на место, а некоторые еще нет. Надеюсь, что пазл соберется, пока я отлеживаюсь, но некоторые вещи сейчас действительно не помню.

— Пазл?

Черт, слово не в ходу сейчас. Внимательней, Андрюха, внимательней...

— На Западе так называют головоломку, когда картинку режут на фрагменты, мешают, а потом их надо собрать в правильном порядке. Короче, какую книгу тебе обещал принести, я действительно не помню, — улыбнулся в трубку.

— Ты мне "Пером и шпагой" обещал.

— Ага, хорошо. Сейчас поговорим, найду и в портфель положу. Так... А какие темы по инглишу надо учить?

— Знаешь... — задумчиво отозвалась трубка. — Я сегодня, так и быть, не поеду, но завтра после школы точно зайду, что-то ты совсем плох стал. И лучше бы тебе все самому вспомнить к моему приходу!

— Ой, уже боюсь, — заулыбался я. — Ты ж на раненого руку-то не поднимешь? Ладно, договорились, буду стараться. Давай, Зорька, теперь ты спокойно попьешь чай без телефонной трубки у уха, а я полежу.

— Как ты опять меня назвал?! — взвилась Света на том конце, словно укушенная оводом.

— А что, Зорька — очень красивое имя, мне нравится.

— Так коров зовут! Ты хочешь сказать, что мне идет коровье имя?! Может, ты у меня еще что-нибудь общее с ними видишь?!

— Все-все, — я стремительно капитулировал, — пожалей больного на голову. Ну, извини, пожалуйста. Я действительно не хотел тебя обидеть. А имя и правда красивое.

Трубка немного помолчала, потом неуверенно переспросила:

— Ты это что, у меня прощения сейчас попросил?

— Ну да, почему нет, раз тебя обидел...

Еще немного помолчав, Света с чувством выдохнула:

— Ты запомнил, об какую плитку ударился? Пометь ее, пожалуйста, прямо сейчас, пока не забыл, — она волшебная. Иначе потом придется искать методом проб и ошибок, а голова у тебя только одна.

Из прихожей донеслись звуки открывающегося замка. Приглушив голос, я доложил:

— Мама пришла. Давай до завтра, удачи в школе на контрах, ни пуха, ни пера.

— К черту, тьфу-тьфу-тьфу. Выздоравливай быстрее.

Аккуратно положив трубку на аппарат, я задвинул телефон под кровать и шмыгнул под одеяло. На пороге возникла мама с сумкой в руке.

— Повезло: на обратном пути заскочила в гастроном, а там сосиски как раз выкинули. Успела ухватить два килограмма, пока очередь не набежала, — похвасталась она успехами. — А что телефон в комнате, кто звонил?

— Света.

— Вот неугомонная! — Мама неодобрительно насупилась. — Ты ей сказал, что болен?

— Угу, сказал. Завтра придет после школы.

— Зачем это еще? — насторожилась мама.

— Прическу новую показать. Успокойся, успокойся, я пошутил! Темы по инглишу сверим к субботе.

Мама, удовлетворившись версией, направилась в кухню, а я взялся за фотоальбом. Минут за десять, морща лоб и пыхтя, вспомнил имена и клички двух третей класса, но человек пять смог восстановить только по фамилиям, и то не с полной уверенностью. По окончании учебного года из двух классов сделают один, остальных разгонят по обычным школам и училищам. Вот ушедших после восьмого я помню, за редким исключением, плохо.

Раздался звонок во входную дверь, в прихожей что-то забормотали. Судя по всему, подоспела медицинская помощь. Быстро — мама минут тридцать как оставила заявку.

"Значит, — напомнил я себе, — надо получить справку как минимум на три дня".

Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась блондинистая девчонка в отглаженном белом халате поверх темно-синего вязаного платья. На шее фонендоскоп, в руке — сумка, на симпатичном лице — строгое выражение. Лет двадцать пять, прикинул я, года два после меда.

"Не окольцована", — на автомате завершил анализ мозг.

"Господи, ну какая мне сейчас разница?" — поразился я вывертам подсознания.

— Ну, что случилось? — спросила она, усаживаясь на край кровати рядом со мной и участливо разглядывая шишку.

До меня докатился наивный аромат простеньких духов, вызвав неожиданное сердцебиение и легкий румянец на щеках.

— Я на кухне готовила, вдруг слышу в ванной глухой удар и как тело упало, — взволнованно начала мама, размахивая руками. — Я туда, а дверь закрыта изнутри. Дергаю, кричу: "Андрей!" — и ничего... Я...

— Мне протокол составлять не надо. Я не милиционер, меня другое интересует, — улыбаясь, остановила врачиха мамин монолог. Затем наклонилась ко мне и положила руку на лоб. Халат немного распахнулся, и на фоне окна совсем недалеко от моего лица прорисовалась обтянутая платьем симпатичная окружность.

О, черт! Я такого не заказывал! Молодой организм меня достал, не было же в этом возрасте у меня эрекции на взрослых теть, я точно помню!

"Ну, все, — заметалась в панике мысль. — Сейчас, значит, она выяснит анамнез, спросит, что беспокоит, и захочет постучать по коленям для определения асимметрии коленных рефлексов. — Я испуганно скосил глаза на рукоятку молоточка, торчавшую из правого кармана врачебного халата. — Попросит, значит, сесть и закинуть ногу за ногу... И что я ей скажу, и что скажет мама?"

Тихонько согнув ноги в коленях, я сложил кисти в замок на животе и, пока мама в красках и с выражением рассказывала мои паспортные данные, попробовал сделать несколько медленных глубоких вдохов. Помогло не очень. Я прислушался: совсем даже не помогло. Организм имел свою собственную точку зрения на то, чем надлежит сейчас заняться, и менять ее не собирался.

"Это конец", — подумал Штирлиц".

Услужливое воображение подхватило и творчески развило тему, переодев девушку в затянутый портупеей эсэсовский мундир. Получилось премило. Особенно если эти светлые волосы распустить. Или нет, наоборот, заплести в косу и закрутить вокруг головы... Эрекция усилилась, хотя я только что был убежден, что дальше уже некуда. Ошибся, резервы молодости неисчерпаемы. Щеки начали пылать.