Прекрасный новый мир (Мв-23)

У британского правительства (и у меня лично) сложились очень хорошие и деловые отношения с Генералиссимусом Чан Кай Ши. Настолько, что он выбрал Гонконг, как самое безопасное место для пребывания золотого запаса Китайской республики, а также сохраненных императорских регалий, исторических реликвий и художественных ценностей — его подлинные слова, что "сейфы британского банка более надежны, чем Тайвань — в свете коммунистического превосходства на море". По счастливому случаю, сам Генералиссимус в день начала русско-китайского наступления находился в Гонконге — и потому, благополучно избежал коммунистического плена. Чего нельзя было сказать о миллионах его сограждан — целые толпы этих бедняг осаждали наши пограничные посты, в надежде спастись от коммунистов. И удержать их не было никакой возможности!

Сколько их было — тех, кому также удалось укрыться на территории нашей колонии? Точного учета не велось — сам Генералиссимус в беседе со мной называл цифру в миллион, в некоторых исторических трудах указывалось и полтора, и даже два миллиона. Считаю это явным преувеличением — по оценке моих служащих, наиболее вероятным было число в четыреста тысяч, даже меньше. К несчастью (как нам стало ясно вскоре), после падения Кантона к потоку мирных гражданских беженцев присоединилась и целая армия отступавших солдат Гоминьдана — до тридцати тысяч комбатантов, относительно организованных и вооруженных, имеющих не только винтовки, но и артиллерию, и даже танки. Это были несколько дивизий армии, защищавшей провинцию Гуандун и подчинявшейся непосредственно генералиссимусу Чан Кай Ши — но почему-то, в то время как остальные ее части, оставив Кантон, попытались отступить на запад (где их все равно вскоре нагнали и разгромили коммунисты), они двинулись на восток. Мне так и осталось неизвестным, был ли это приказ Генералиссимуса, имевшего на них свои планы (в этом случае, с учетом последующих событий, он сознательно подставил нас!), или жест отчаяния — ведь с востока к провинции Гуандун как раз подходила еще одна армия коммунистов, так что отступающие неминуемо должны были оказаться меж двух огней... Но наступление этой второй армии по какой-то причине проходило медленнее, и в итоге беглецы едва ли не в последний момент сумели проскользнуть через сужающуюся брешь — к границе Гонконга.

Они просто смели заграждения пограничных постов — хорошо, обошлось без стрельбы и жертв! И если самые первые беженцы (как правило, из числа наиболее состоятельных) вели себя цивилизованно, расположившись в гостиницах и съемных квартирах — то толпы солдатни и бедняков были похожи на голодную дикую орду. Они самочинно занимали общественные помещения, ставили палатки в скверах, на площадях. Требовали, чтобы мы их накормили — а до того, случалось, не стеснялись грабежа продовольственных магазинов и складов. И главное, категорически отказывались сдавать оружие — как подобает интернированным!

-Мы уважаем международное право, и готовы разоружиться — сказал мне Генералисимус Чан Кай Ши, при личной встрече — но только при получении твердых гарантий от вашего правительства. Мы знаем, что было в Копенгагене в сорок пятом — когда украинские повстанцы, служившие в германской армии, которым ваш представитель обещал британский плен, были предательски выданы советским. Дайте нам гарантии, что с нами так не поступят — и что Британская Империя объявит войну коммунистам, если те посмеют вторгнуться сюда. Полагаю, будет достаточно официального заявления от вашего правительства... или даже от самой Королевы.

Это было вопиющей наглостью — так вести себя гостю в чужом доме! Но резон тут имелся: было известно, что коммунисты мало уважают чужую собственность, а Ван Мин, правящий в Пекине, не раз заявлял о "неприятии новым Китаем наследия колониализма" — под которым подразумевал и Договор 1842 года между Британией и Империей Цин, на владение Гонконгом. И в случае, если коммунистические войска пойдут на штурм — лишние тридцать тысяч защитников будут очень не лишними! К сожалению, Британия была уже не настолько сильна, чтобы держать в своих заморских владениях сильные гарнизоны. В настоящий момент в Гонконге находились неполные два батальона разных полков из Метрополии, и Третья пехотная австралийская бригада — которая, по настоянию американцев, должна быть отправлена во Вьетнам, но по требованию британского правительства, выгружена в Гонконге для защиты от коммунистического вторжения. Однако же эта бригада также была укомплектована по штатам мирного времени, то есть едва наполовину! В итоге, мы реально располагали (с учетом полицейских формирований) менее чем тремя тысячами солдат и офицеров. И при попытке силой разоружить тридцать тысяч китайцев, окажи они сопротивление — страшно представить, что стало бы с нашим процветающим и мирным городом!

Прежде чем из Лондона (куда я отправил подробный доклад о происшедшем, с изложением китайских требований) пришел ответ, на линии пограничных постов вместе беженцев появились коммунистические войска — многочисленные, и выглядевшие гораздо более боеспособными, чем армия Генералиссимуса. Мне был передан, по сути, ультиматум — в суточный срок выдворить с британской территории всех беглецов, выдать оружие и ценности, в противном случае Гонконг будет атакован. Ночь на 10 апреля была самой страшной ночью в жизни нашей колонии — без преувеличения, я ощущал себя, подобно правителю города, в былые века осажденному дикой монгольской ордой. Мы ожидали войны, доблестные австралийцы выдвинулись на боевые позиции в готовности открыть огонь по агрессору. Однако же, к моему удивлению и разочарованию — китайские солдаты вовсе не спешили встать с ними в одном строю, а в большинстве, предались разгулу, пьянству и грабежу; многие из них меняли мундиры на гражданскую одежду, бросали оружие и старались затеряться среди мирных беженцев!

Утром, к нашему облегчению, пришел ответ. Русские предложили посредничество — и Лондон согласился. Русский (и китайский — конечно же, Ван Мин не посмел бы спорить со своим сюзереном в Москве) ультиматум был похож на уже переданный, его пунктами были:

-КНР не потерпит любой враждебной, подрывной деятельности против себя, с территории Гонконга. Иначе же оставляет за собой право на применение силы.

-КНР требует, в трехсуточный срок, полного разоружения и роспуска всех вооруженных формирований Гоминьдана на территории Гонконга.

-КНР требует от британских властей, принятия мер по розыску и выдаче лиц, совершивших преступления против китайского народа (список прилагается — и первым в нем стоит имя Чан Кай Ши).

-КНР требует возврата материальных, исторических, культурных ценностей — национального достояния Китая, незаконно вывезенных в Гонконг.

-При безусловном выполнении требований британской стороной, СССР и КНР воздерживаются от каких-либо враждебных действий в отношении британской колонии Гонконг.

Ну и дополнительным условием, переданным мне словесно — в случае принятия нами этих требований, их фактическое исполнение будет проверено на месте, инспекцией из представителей СССР и КНР. Отказ от допуска этой инспекции на территорию Гонконга, любые ограничения в ее деятельности, а тем более, насилие над лицами, в нее входящими — будут восприняты как отказ от дальнейших переговоров и объявление войны. А может быть русские (подлинные наследники монголов) с восточным коварством и цинизмом рассчитывают на повторение Сараевского инцидента 1914 года, заранее списав своих парламентеров, но получив за это повод к вторжению? Разве не повторил Сталин, после Ханойского инцидента, слова Чингис-хана, "ты хотел войны — ты ее получишь"? (прим.авт. — см. Красный бамбук).

Мы не примем этого! — сказал мне Генералиссимус — нас всех убьют. Вы отдаете нас на смерть. Неужели слово "честь" вычеркнуто из британского лексикона?

Вам следует внимательнее прочесть требования. "Принятие мер по розыску", вместо безусловной выдачи — значит, они готовы закрыть глаза, если лица из этого списка успеют покинуть Гонконг. Также, нет требования выдачи всех беглецов. Ну а разоружение вашей армии — что ж, требовать его, законное право Пекина. И прошу вас, Генералиссимус, не надо грозить бунтом — ваше воинство уже показало свой боевой дух и готовность сражаться! Вы уверены, что ваши солдаты выполнят ваш приказ — а не выдадут вас коммунистам, в обмен на сохранение своих жизней, как они поступили со своими командирами в Шанхае?

-Мы вынуждены принять эти условия — ответил Чан Кай Ши — но знайте, отныне вы, британцы, сильно упали в моих глазах. Вы были и остаетесь нацией — не героев, а воров и торгашей!

Ваше право. Надеюсь, вы понимаете, что ценности, которые лежат в хранилище нашего банка, отныне принадлежат не вам, а законным хозяевам?

Как мне стало известно, Генералиссимус после нашей встречи поспешил в консульство США. И оставался там до того дня, пока не отбыл из Гонконга на борту американского корабля, вместе с лицами из своей свиты. Другим его согражданам повезло меньше — самые удачливые (и состоятельные) сумели купить себе места в каютах пароходов, уходящих в Японию, в Малайю, в Батавию, в Австралию, в Сингапур. Мужчины трудоспособного возраста, привычные к военной или физической работе, могли завербоваться во Вьетнам, в ряды Вспомогательного Корпуса США (нечто вроде "трудовой армии"), или в такую же "армию" печально известного господина Виена (уже на второй день после русского ультиматума пригнавшего в Гонконг несколько своих судов для перевозки завербованных, опередив даже американцев). Кто-то покупал себе право взойти на борт любой лодки, идущей куда угодно, лишь бы не в коммунистическую зону. Но по истечении даже месяца, покинуть Гонконг сумела лишь малая часть беженцев!

Судьба оставшихся, к моему сожалению, была печальна. Кому-то удалось найти работу в городском благоустройстве (или у иных работодателей). Несколько тысяч приняли трущобы Коулуна. Но большинство просто слонялись без дела (пугая своим видом и поведением добропорядочных граждан), добывая пропитания нищенством и криминалом. Среди них было немало тех, кто просто был не способен работать — старики, калеки, а также женщины и дети — иные из них, чьи мужья и отцы завербовались во Вьетнам, больше никогда их не увидели, разлученные навеки. Все это было ужасно — но я, поставленный на свой пост британским правительством, обязан был думать прежде всего о благополучии вверенной мне колонии и ее граждан! А поскольку обеспечить всех беженцев едой, жильем и работой не было никакой возможности — то был издан указ, за который после меня подвергают критике — но видит бог, не было выхода иного! Что не граждане колонии, уличенные в криминале и бродяжничестве, подлежат аресту и депортации! В коммунистическую зону — ну а куда еще их было деть?

Ведь на этот счет — господину Чан Кай Ши не было дано с нашей стороны никаких обещаний? И замечу, что со стороны добропорядочных граждан Гонконга, осуждения этой меры также не последовало!

Анна Лазарева. Ленинград, 19 мая 1956.

Служба Партийной Безопасности — которую еще называют "советской инквизицией" (с подачи наших итальянских друзей). Как сказал мне отец Серхио — посол Ватикана в Москве, и духовник моей подруги Лючии — задачей той самой инквизиции было вовсе не искоренение колдунов и ведьм, а прежде всего, вразумление своих, впавших в ересь — ради единомыслия в рядах самой Церкви. И Джордано Бруно сожгли вовсе не за его утверждения о множествености иных миров, а за опасное увлечение оккультизмом и сатанизмом. Но это считалось крайней мерой — в случае, если вразумляемый упорствовал, не желая признать пагубность своих заблуждений; если же он это делал, и снова вставал в ряды приверженцев Истинной Веры, то никаких серьезных репрессий не следовало, дело ограничивалось церковным покаянием и епитимьей.

Так же и в СССР — "ви должны лечить не симптомы — а причины болезни". Напутствие от Пономаренко, при создании нашей Службы — и по его словам, мнение самого товарища Сталина. Не допустить наш советский, коммунистический проект — до болезни, именуемой "перестройка".

Мы знаем, что причиной проклятых девяностых была вовсе не деятельность какой-то организованной враждебной силы, не было в СССР (в отличие от Венгрии 1956 года) ни антибольшевистской партии, ни анти-Ильича — да, было какое-то участие наших заклятых друзей, их фонды, гранты, агенты влияния — но это не сыграло бы решающей роли, если бы сам народ в массе не оказался сбит с верного пути. Разве прямые враги и предатели — гайдары, чубайсы, явлинские — составили те 99 процентов электората, голосовавшего за Ельцина? Те, кто известен нам поименно — здесь внесены в особый список, и мы позаботимся, чтобы они никогда не попали во власть. Но что говорит марксизм о роли личности в истории — "если данная роль востребована, то ее сыграет кто-то другой".

Как в Африке — вождь Авеколо, здесь раздувший мятеж на пол-континента, в той истории так и остался неизвестной фигурой.

Ну ты взгляни, разве я похож на Павку Корчагина? — сказал с пьяным смехом комсомольский секретарь, и снова уткнулся мордой в салат.

Один из знакомых товарища Елезарова, замполита "Воронежа", из той истории. Попавший в райком ВЛКСМ за то, что хорошо умел устраивать мероприятия, вроде торжеств. Не явный враг, желающий гибели своей стране — СССР восьмидесятых, это такая махина, ну куда она денется? Сдававший как положено экзамен по марксизму — но "не знающий ни теории, ни практики", как по Ильичу — "выучивший коммунизм на уровне цитат". Вовсе не жаждущий о победе капитализма — но после поспешивший стать успешным бизнесменом, ну а еще позже его то ли пристрелили в бандитской разборке, то ли он сел надолго за какие-то махинации. Характерный представитель советского человека восьмидесятых — не только те, кому повезло пробиться в такие вот секретари, а после в депутаты, коммерсанты — но кто считали правильным, таким стать. Как сделать, чтобы через тридцать лет наши люди — дети и даже внуки тех, кто сейчас! — остались бы коммунарами в душе?

Вспоминаю, как товарищ Сталин учил товарища Че. С малым кругом друзей и сподвижников, легко начать, но каждая потеря будет критичной. Нужна Партия — те, кто вам не обязательно знакомы, но разделяют вашу Идею. А Партия не сможет победить без поддержки в массе народа — и не такой, как в восьмидесятых, когда "не имею против", а реальной готовности отдавать что-то от себя, вплоть до жизни (но это уже совсем на край) — то есть, Партия должна выражать интерес какого-то класса, причем представители этого класса (или прослойки) должны понимать, что поражение Партии, это конкретная беда для них. Что имеем мы сейчас?

Есть "малый круг" — то, что кто-то называет "Орденом Рассвета". Те, кто прикоснулся к послезнанию — даже в двух степенях "посвящения": кто знает все, и кому открыто лишь в узко профессиональном направлении. А также "кандидаты" — те, кто пока не посвящен, но по всем признакам, "наш человек". Например, такие, как Инночка Бакланова — ставшая с Люсей подругой не разлей вода. Есть еще "клубешник" — слово, придуманное сугубо для внутреннего употребления, Валей Кунцевичем — для прочих же мы "северяне", как сами ответственные товарищи, занимающие самые разные посты (отличительный знак у тех, кто близок к руководству, шкура белого медведя ковром на полу), так и их жены из нашего "клуба образцовых советских жен", прошедшие нашу Школу, и театр моды у Люси, и кто-то задействован был даже в нашей Службе — Инночка Бакланова опять же, хороший пример. Орден — но не Партия. И стать Партией не можем, даже имея в своих рядах самого Вождя, и Пономаренко, и еще целую обойму будущих Первых. Поскольку место — занято уже. Проблема!