Устинья, дочь боярская. Обновление

Боярин?

Нет, тот сам стоит, глазами хлопает.

— Я б тебе много чего простил, но не измену, не предательство.

— Боря... не предавала я тебя!

— Потому и не казню. В монастырь поедешь.

— Боря...

О помиловании Марина не просила, понимала — бессмысленно рыдать да молить, не послушают ее. Не казнили — уже хорошо, но может, хоть как себя оправдать получится?

— Не хотела я для тебя зла. Как могла — так и любила.

— И силы у меня забирала.

— Природа у меня такая. И я, и мать моя... все мы такие, и дочь моя такой же была бы.

— Только дочь?

— Прости, Боря... не могу я сына родить, и не смогла б никогда. Мать говорила, мы только девочек родить сможем, а из них выживет лишь одна в потомстве...

— Вроде как у отца твоего и сыновья были?

Марина улыбнулась устало. Сейчас, когда Борис все знал... что уж скрывать?

— Мать подменяла. Когда у нее нежизнеспособные девочки рождались, вот... она так делала. Отец и не знал.

— Если б я не узнал про натуру твою, ты бы тоже так делала?

— Да, Боря.

— Врешь.

— Бореюшка?

— Еще раз соврешь мне, не в монастырь отправишься — на плаху. Что нужно, чтобы ты зачать смогла?

— Выпить досуха человека. Может, не одного, нескольких... сейчас я этого сделать уже не смогу.

— Не сможешь. Тварь твою сожгли, а новой тебе не видать! И свободы не видывать.

— Боря...

— Видеть тебя не могу, гадина.

Развернулся — и вышел. И боярин за ним.

Улыбку, которая скользнула по губам Марины, они тем более не увидели. А жаль...

* * *

В покоях царских Борис за стол уселся, себе вина плеснул крепкого, зеленого, боярину кивнул.

— Налей и ты себе, Егор Иванович. Посиди со мной.

— Посижу, государь, хоть опамятую чуток... это ж... слов у меня нет!

— У меня тоже, Егор Иванович. Сколько лет меня эта гадина сосала, силу пила, уверяла, что дети будут у нас...

— Как же ты, государь, узнал?

— Повезло мне, Егор Иванович. В потайной ход пошел, погулять хотелось, а Марина решила на то время любовника привести... как увидел — ровно пелена с глаз упала.

Особенно Борис не врал, но и не договаривал. Про Устинью лучше помолчать покамест. И Марина пока рядом, и кто знает, кого она еще привораживала? А ведь могла...

— Она еще и гуляла от тебя? Ох, вот тварь-то какая, государь! А может, казнить?

— Ни к чему. В монастыре она не опасна будет, а как не давать силу сосать из людей, и сама погибнет потихоньку. Княжество ее, опять же...

Егор Иванович дух перевел. Это ему понятно было... ежели казнить Марину, рунайцы взбунтоваться могут, поди, усмиряй их потом! Не до того!

А вот развод за бездетностью, это понятно, это ж десять лет уже...сколько ребеночка-то ждать можно? Тут и рунайцы не возразят, каждому понятно, наследник престолу надобен.

— Когда, государь?

— Поговорю я с патриархом завтра же, и пусть подготовят все. Царица пока в покоях своих побудет, а ты, Егор Иванович, пока боярскую думу перешерсти. Говорить будем, что царица и бесплодна, и припадки у нее, сам видишь... да все видели, назавтра уж по палатам сплетни разойдутся. А коли так... порченого наследника она мне рОдит? Думаю, никто меня не упрекнет, когда в монастырь я ее отправлю.

— Да что ты, государь! Какие попреки! И так ты десять лет терпел, надеялся напрасно.

— Так и говорить будем, боярин. До чего ж тошно мне...

— Выпей, Боря. Просто — выпей. И мне налей еще... давай напьемся, что ли?

— Погоди, приказы сейчас отдам, а потом и напьемся.

Приказы Борис быстро раздал.

Царицу никуда не выпускать, к ней никого не допускать, кроме служанок, а его самого не беспокоить до завтра. Завтра же к нему пусть патриарх явится.

И боярину кивнул.

— Выпьем.

Напиться до свинского визга, до поросячества полного. Вдруг хоть что-то позабыть удастся? Хотя и сомнительно это...

Глава 6

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.

Оказывается, и так бывает.

Ему больно, а мне вдвойне.

Не хотела я, чтобы так-то получилось, не буду себя обманывать, хотела, чтобы прозрел государь, но иначе. Чтобы не я для него горевестником стала, чтобы сам он понял, чего его змеюка рунайская стоит!

Чтобы увидел, опамятовал, выгнал ее со двора, или вообще казнил!

Да пусть бы что угодно, лишь бы свободен был от нее!

В той, черной жизни моей, куда как тяжелее мне было на них смотреть. Будь другая рядом с ним, теплая, любящая, настоящая, мне б тоже больно было, но не так.

Когда любимый человек счастлив, и тебе хорошо будет. Не с тобой у него счастье сложилось?

И такое бывает. Но когда любишь, за любимого только порадуешься.

А в той жизни... не любила его рунайка.

Не любила.

Пользовалась, силы сосала, с другими изменяла, предавала... и у меня сердце вдвойне болело. И за себя, и за него. И сейчас болит, сейчас тянет, но сейчас-то Боре всяко легче будет, чем в той, черной жизни.

И Илье, кстати, тоже. Паука я сожгла, ведьму приструнили, теперь Илюшке облегчение выйдет.

Надобно завтра с утра братцу написать... хотя как о таком напишешь? Аксинью попрошу ему пару слов передать, чай Илюшка поймет, а другим и дела до того не будет.

А я...

Я сегодня счастлива.

И больно мне за Борю, и радостно, что освободился он от цепей, но радости все же больше. Так-то мог он не верить мне до конца, мог к супруге своей вернуться. А сейчас — нет!

После такого никогда он рунайку не простит.

А еще...

Ежели совсем себе не лгать...

А вдруг у нас хоть что-то будет с ним?

Ну... хоть поцелуй! А ежели и то, что там я видела... ох, стоит только подумать уже щеки горят, и уши горят... только вот с Борей все правильно будет. И такое — тоже.

Наверное, когда любимого человека порадовать хочешь, все можно сделать, и самой то в счастье будет. А когда с нелюбимым, с ненавистным... тут тебя хоть розами осыпь, все не впрок.

Не смогу я замуж за Федора выйти.

Теперь и подавно не смогу.

Лгать буду, невестой его считаться буду, сколько смогу, лишь бы в палатах царских задержаться, Боре полезной быть. Все сделаю. Но за Федьку замуж не пойду.

Поспать бы лечь, да не хочется. Терем шумит, волнуется, бегают все взад-вперед, даже через дверь то слышно. Что ж...

Надобно и правда лечь, да притвориться, что спала и не знаю ничего. Пусть завтра мне все рассказывают, а я буду слушать, глазами хлопать, ахать удивленно...

Сарафан в сундук уложить, сама на лавку, вытянуться — и дышать ровно, как прабабушка учила. Успокоиться мне надобно. Успокоиться, а как уснуть получится, еще лучше будет.

Вдох — выдох.

И снова вдох — выдох...

Скорее бы наступил рассвет!

* * *

— Любавушка, неладное в тереме!

Боярыня Пронская и днем бдила, и ночью бдила. А чего ей?

Муж умер уж лет пять как, дома сын старший заправляет, а у того своя жена, по матери выбранная. У нее характер такой же, а молодости да напора куда как больше.

Царица о том хорошо знала.

Куда Степаниде Андреевне податься?

Да только в терема царские. Тут у нее и горничка своя, и служанка своя, и дел завсегда хватает, а командовать да сплетни собирать она и в молодости была превеликая охотница. Главное, чтобы верность царице блюла... ну так она и старалась. Не всякая собака цепная так служить станет!

Любава про то знала, боярыню ценила, благодарила деньгами да подарками. Опять же, и дети боярыню уважают! Не бесполезная старуха она, которой только яблочки грызть и осталось. В царских палатах она, на службе царицыной!

И слово где шепнет, и подслушает чего, и в делах поможет.

Сама Степанида Андреевна и этим пользовалась. Пусть ценят! Но и отрабатывала, это уж наверняка.

Любава шевельнулась, на свою наперсницу поглядела.

— Что, Стеша? Неладное чего?

— Ой, неладное, государыня! Не то я б и не насмелилась тебя будить!

— Что?

— Вроде как рунайку приступ скрутил. Да такой, что помочь никто не мог, удержать вчетвером пытались, она и мужиков раскидала, ровно котят. Царя позвали, прибежал он — и разводиться решил. Вроде как патриарху указание дал монастырь для нее подобрать... это еще не точно, но вроде так!

— Разводиться? Монастырь?

Любава аж на кровати подскочила! Какие тут немощи телесные, тут хоть ты вставай и беги, да и мертвая побежишь!

Какой еще развод?!

Какой монастырь?!

Так все хорошо задумано было, сейчас Федя женится, детей заведет, а Борис-то бездетен. А там... кто его знает, что случиться с ним может? И на троне сыночек Феденька воссядет, и детки у него будут... может быть. А сейчас что?

Пасынок ведь и заново жениться может!

Рунайка-то еще чем удобна была... чужая она. Совсем чужая. Сильный род не стоит за ней, родные ее у крыльца не толкутся. А на ком другом Борис женится, да обрюхатит девку? Это ж всем планам как есть нарушение!

— Помоги одеться, поговорить мне с пасынком надобно.

— Государыня, — наперсница за одеждой не помчалась, — когда дозволишь еще слово молвить...

— Чего с тебя их — клещами тянуть?! Говори же!

— Государыня, не надобно тебе сейчас к нему.

— Это еще почему?

— Потому как государь с боярином Егором заперся, и кажись, пьют они. Закусь туда понесли холопы.

Любава тут же вставать передумала, назад откинулась. И правда, чего спешить?

Боярин Пущин ее крепко не любит, есть такое. Он вроде как и не связан с матерью Бориса родственными узами был, но, говорят, любил первую царицу крепко. Любил, и потом забыть не смог, и царю не простил, что тот повторно женился, и Любаве... ни к чему ей туда сейчас идти. Только лай пустой будет.

— Благодарствую, Степанидушка. Вот, возьми, не побрезгуй.

Чего б боярыне побрезговать перстнем золотым, с изумрудом крупным? Сцапала, ровно и не было колечка.

— Спасибо за милость, за ласку твою спасибо, государыня!

— Поди, послушай, что еще говорить будут, что происходить станет. А с утра тогда и доложишь мне, там и решать будем.

— Да, государыня.

— Иди, Степанидушка.

Боярыня ушла, Любава на подушки откинулась.

Что ж рунайку разобрало-то сейчас? Подождать не могла?

Ох как не ко времени... ускорять дело придется. Хотелось Феденьку на Красную Горку оженить, а придется перед Масленицей. *

*— можно венчать от Крещения до Масленицы. А вообще легко такую дату и не выберешь. Прим. авт.

Надобно посмотреть, что с утра будет, с Платоном поговорить — и быстрее, быстрее. Он вроде упоминал, что есть у него все потребное, вот и делать надобно!

Чует сердце недоброе...

Мои любимые читатели!

В следующие выходные я буду на Росконе-2025, так что обновления появится 07.04.2025 не раньше 8 утра по Москве.

Не теряйте нас, пожалуйста.

С любовью.

Галя и Муз.