Воскресное утро

Идти было недалеко, и через пять минут полковник открывал дверь кабинета начальника штаба. И только взглянув на сидящих в кабинете, он понял интонации Рябцева в телефонном разговоре. В его голове звякнул звоночек. Этот звоночек в голове полковника Красавина просыпался каждый раз, когда заканчивалась его спокойная жизнь. Или наоборот — спокойная жизнь заканчивалась по этому звонку. В общем, они — звоночек и проблемы — были взаимосвязаны.

В кабинете, кроме Рябцева сидели двое, одетых так, как он видел только в фильмах про войну. В званиях на петлицах Красавин не разбирался совсем, но про разницу между звездами и шпалами на петлицах слышал. И его многолетний служебный опыт так же указывал на человека с тремя звездами в петлицах как на старшего.

"Здравствуйте!" — произнес полковник, усаживаясь за столом, и внимательно посмотрел на начальника штаба. Рябцев понял немой вопрос и доложил ситуацию. После его слов "Начальник Главного Управления ВВС РККА Павел Федорович Жигарев", старший достал из нагрудного кармана гимнастерки удостоверение и протянул его Красавину. Посмотрев его, Красавин снова услышал звонок. Причем тот, кто управлял этим звонком, добавил громкости.

Владимир Васильевич, как и всякий советский человек, любил и уважал литературу. Но сказать, что он был страстным почитателем ее раздела "фантастика" было нельзя. Он был человек реальный и реалистичный. В чудеса не верил, и сейчас в его голове роились мысли вокруг двух вопросов "Кто это?" и " Зачем это?". И вот как раз эти все мысли были одна фантастичней другой. Внешне лицо полковника оставалось бесстрастным — он умел управлять эмоциями, да и по характеру был флегматичен, поэтому окружающие не могли видеть его мысленных метаний.

Пауза, возникшая в кабинете, была прервана стуком в дверь.

— Разрешите! — в приоткрывшейся двери возникла голова Дежурного по Центру.

— Да, войдите, — с облегчением произнес начальник Центра, отдавая удостоверение незнакомцу и пытаясь воспользоваться отсрочкой от необходимости отвечать на свои немые вопросы и задавать прямые вопросы незнакомцам — а других ситуация и не предполагала.

— Товарищ полковник! Прибыл главный энергетик и инженер АТС. Им нужно доложить лично Вам.

-Хорошо! Пусть идут ко мне в кабинет, — ответил Начальник Центра и, поднявшись, извинился перед присутствующими о необходимости выслушать подчиненных.

В своем кабинете он внимательно выслушал сначала Главного энергетика,— с неудовольствием отметив про себя, что звонить дежурному диспетчеру Вяземского района электрических сетей об отсутствии энергопитания, обязанность самого Главного энергетика и это можно было сделать без доклада Начальнику Центра. Однако доклад инженера АТС привел его к мысли, что не все так просто. Со слабой надеждой он встал из — за стола и, обойдя его, подошел к Василию Рачкову вплотную.

— Чем закусывал?— спросил он у Василия, принюхиваясь и не ощущая запаха спиртного.

— Я не пил! — обиделся Василий.

— Тогда куда подевалась Бозня и Московская?

— Не знаю, — обреченно развел тот руками.

В голове полковника Красавина уже не звенел звоночек. Там ревел ревун на фоне похоронного марша. Внезапно открылась дверь, и в кабинет, молча и без разрешения, вошел бледный майор Курочкин со странно изумленными глазами и, подойдя к полковнику, сказал: "Я был в городе. В Вязьме". "И что?" — удивляясь такому странному поведению майора, спросил Красавин.

"И вот, — ответил тот, протягивая ему газету. — Города нет. Точнее это не та Вязьма, которую мы все знаем". Начальник Центра смотрел на газету "Рабочий путь", выпущенную 13 июня 1941 года. В голове ударили литавры.

Красавин Владимир Васильевич был полковник. Он был настоящий полковник, поэтому вся рефлексия пронеслась в его голове, никак не отразившись внешне. Но не это было главной характеристикой полковника. Он умел принимать жизнь такой, какова она есть, и выполнять задачи теми силами и средствами, которые были у него в подчинении или под рукой. Этому его учили всю его жизнь его командиры и сама жизнь. Поэтому, идя в кабинет начальника штаба, он уже формулировал решение. Войдя в кабинет, он подошел к подполковнику Рябцеву, положил перед ним газету и упер свой палец в дату. Повисшую далее паузу, он прервал уже прямым приказом:

"Леонид Иванович! Подними экипаж МИ-8 десантников. Вызови всех необходимых людей для обеспечения вылета вертолета через час. Дежурную машину оставляю тебе. Я...,-он посмотрел на Жигарева, — мы с товарищем генерал-лейтенантом на машине майора Курочкина едем к командиру воздушно-десантной дивизии. Экипажу вертолета, если откажутся готовиться к вылету, скажешь, что их командир летит тоже".

18 июня 1979г. Около 8.30. Общежитие (она же гостиница) Центра.

Командир 44 учебной воздушно-десантной дивизии гвардии генерал-майор Оганян Иосиф Бакратович находился в Вяземском учебно-авиационном Центре по служебной необходимости. Причем эта служебная необходимость была ему, мягко говоря, не по рангу. Кто-то там, в верхах решил проверить боеготовность одного из подразделений его дивизии. В этом факте не было ничего удивительного — десантники на то и десантники, чтобы уметь быстро переместиться и решить поставленные задачи. Но тут закавыка была в том, что по тревоге подняли 743-й отдельный учебный парашютно-десантный батальон, расквартированный в городе Кармелава. Батальон этот был не совсем обычный — он готовил к службе и состоял из прапорщиков ВДВ и задачу перед ним поставили необычную для планов боевой подготовки на начало летнего учебного периода. Батальон должен был "исчезнуть" с зимних квартир, переместиться на незнакомый аэродром и с него уже десантироваться, вместе с ротой БМД -1 на полигон Московского Военного Округа под Гороховцом, где ему нужно было захватить укрепрайон, подготовленный и занятый сейчас мотострелками.

Учения были и у военно-транспортной авиации и выбор аэродром "Двоевка" пал потому, что это для их экипажей это был незнакомый аэродром. Но на него не могли садиться транспортные Ил-76. Поэтому выброску собирались делать с АН-22 и АН-12. Вот эти борта и подтягивали поближе к аэродрому посадки десанта. На самом аэродроме пока приземлились только один "Антей" и один АН -12. Выброска десанта должна была произойти до этих выходных, но не срослось с погодой в районе полигона. Шли грозовые дожди с сильным ветром и теперь вот генерал — майор вынужден был ютиться в небольшой комнатке щитового общежития с удобствами на улице. Правда холодная вода в общежитии была. В общем, пришлось генералу вспомнить лейтенантскую молодость.

Он уже был одет и собирался прогуляться до столовой Центра, когда в его дверь постучали.

— Да! Войдите!— ответил он на стук.

— Здравия желаю, Иосиф Бакратович! — произнес, входя Начальник Центра полковник Красавин, с которым они уже выпили по рюмочке коньяка за знакомство, когда генерал прибыл на аэродром.

— Входите товарищи! — повернувшись назад, сказал полковник кому-то в коридоре и в комнату вошли два командира Красной Армии.

БМД-1 (боевая машина десантная — 1) — советская боевая гусеничная плавающая машина, предназначена для использования в воздушно-десантных войсках и десантирования парашютным или посадочным способом с военно-транспортного самолёта типа Ан-12 и Ил-76. Принята на вооружение в 1969 году.

Ми-8 (В-8, изделие "80", по кодификации НАТО: Hip) — советский/российский многоцелевой вертолёт, разработанный ОКБ имени М. Л. Миля в начале 1960-х годов.

Ил-76 (по кодификации НАТО: Candid — англ. искренний, прямой) советский и российский тяжёлый военно-транспортный самолёт, разработанный ОКБ Ильюшина. Ан-22"Анте?й" ("изделие 100", по кодификации НАТО: Cock "Петух") советский тяжёлый турбовинтовой транспортныйсамолёт. Первый советский широкофюзеляжный самолёт, самый большой в мире турбовинтовой самолёт. Первый полёт выполнил в 1965 году.

Ан-12 (изделие "Т", по кодификации НАТО: Cub — "Юнец") — советский военно-транспортный самолёт. Разработан в АНТК им. О. К. Антонова.

Последующие пять минут полковник Красавин не без тайного удовольствия наблюдал за эмоциями генерала, когда докладывал ситуацию и знакомил его со спутниками. Генерал, конечно, был стреляный ... нет, не воробей, волк. Но все же, южная кровь давала о себе знать темпераментом.

— Таким образом, я принял решение и взял на себя смелость задействовать Ваш вертолет для облета города и окрестностей вместе со всеми здесь присутствующими для прояснения ситуации, — закончил полковник.

Через сорок минут со взлетно-посадочной полосы аэродрома "Двоевка" в небо поднялся вертолет МИ-8 и направился на северо-запад в сторону Вязьмы.

Командир воздушно-десантной дивизии и начальник Центра, не отрываясь, смотрели в иллюминаторы, а вот Жигарев, стоя у двери пилотской кабины, смотрел за работой пилотов и вообще рассматривал изнутри этот странный летательный аппарат, который, получается уже потомки, называли вертолетом. Командир экипажа услышав первый вопрос от этого странно выглядящего, как он понял из того как к нему обращались, генерала, вопросительно глянул на командира дивизии и получив в ответ утвердительный кивок, уже охотно и подробно отвечал на вопросы. Облет снял все вопросы, витавшие в голове и командира дивизии и полковника Красавина. Они летели над Вязьмой — признаками этого были и характерные изгибы одноименной реки в пределах города и Свято-Троицкий собор на положенном ему месте и упомянутая майором Курочкиным крепостная башня. А вот сам город мало совпадал с тем, который был известен Красавину. Не было стандартных пятиэтажек, не было памятника Ефремову, здания, даже каменные, выглядели старинными. На станции Вязьма царила эпоха паровозов, они не увидели ни одного тепловоза, не говоря уже об электровозах. Везде поднимались дымы — и на самой станции и всех подходящих к узлу железных дорогах.

После нескольких реплик между собой генерал и полковник утвердились в понимании, что не Жигарев тут гость, а именно они. Каким это образом это произошло — было непонятно, но это был уже свершившийся и осознанный ими факт. Теперь появились вопросы из серии " Что делать?" Помня о том, что сегодня не 18 июня 1979 года, а 15 июня 1941 года и счет идет уже на часы, вышеназванный вопрос встал ребром.

Полковник Красавин приказал командиру экипажа лететь в район станции Вязьма — Брянская, сказав генералам, что там, по его мнению, есть нечто для них интересное. Сам полет занял минуты, а вот посадка у полотна железнодорожной станции Жигареву понравилась. Вертолет завис и плавно опустился буквально в метрах от полотна. Но еще над станцией все в вертолете заинтересованно осматривали стоящие на ней эшелоны. Генерал — десантник прямо аж потирать руки начал. Правда на лице у него была не простая радость, а играла хищная улыбка. Высадившись из вертолета, и дождавшись, когда утихнут двигатели, генерал проявил мощь настоящего генеральского голоса и к ним моментально подбежал один из бойцов, стоявших у вагонов и глазевших на садящийся вертолет. Не дослушав представлявшегося солдата, генерал приказал найти любого офицера, но желательно старшего начальника среди этого, как он назвал "бродячего цирка", и немедленно прибыть сюда с ним. Не прошло и пяти минут как они увидели этого солдата, сопровождавшего по направлению к ним полковника.

"Командир 134 Гвардейского мотострелкового Ленинградского полка полковник Гольцев!" — представился тот Оганяну. Полковник был высок и крепок. Полевая форма на нем сидела как влитая. Генерал и полковник Красавин представились в свою очередь. Жигарева и его порученца пока не представляли.

Далее из разговора с командиром полка они уяснили, что 45 Гвардейская мотострелковая Красносельская Ордена Ленина Краснознаменная дивизия Ленинградского Военного Округа следует на крупные учения на полигон "Эмба" в Казахстане. Ночью эшелоны с частями дивизии были остановлены и скопились на этой станции, что происходит, и почему они стоят уже несколько часов, никто объяснить не может. Со слов полковника тут присутствовали полным составом его полк, 1005 зенитно-ракетный полк, 805 Гвардейский самоходно-артиллерийский полк и отдельные подразделения других частей. Был так же частично штаб дивизии. Части эти и их командиров он хорошо знает потому, как они были расквартированы в одном гарнизоне. После его доклада Оганян и Красавин перекинулись парой фраз и генерал, повернувшись к командиру полка, сказал: "В связи с чрезвычайными обстоятельствами, о которых я доведу всем в ближайший час, как старший по званию, приказываю:

1.Эшелонам пока оставаться на месте при любых обстоятельствах.

2. Организовать охранение.

3. В течение часа за командирами частей и отдельных подразделений прибудет служебный автобус ВУАЦ ДОСААФ для сбора на совещание командиров частей гарнизона.

4. При себе командирам иметь справку о наличии сил и средств, подчиненных им и находящихся в эшелонах на этой станции".

В это время Красавин по рации вертолета отдавал распоряжения для начальника штаба о немедленном сборе всех командиров подразделений Центра. Этот приказ так же должен был быть доведен до командира 743 отдельного воздушно-десантного батальона, командиров транспортных кораблей и зам. командира 401ИАП ПВО по летной подготовке. Двенадцать самолетов МиГ-23П этого полка в это время стояли на аэродроме, в готовности с понедельника приступить к ночным полетам.

11.00 15 июня 1941 года. Учебный класс Центра.

В классе не было свободных мест. Стулья стояли в проходах. Люди негромко переговаривались, разбившись по частям, и поглядывая друг на друга с интересом. Большинство видели друг друга практически впервые.

Открылась дверь и вошедший полковник Красавин, повернувшись лицом к собравшимся и сделав шаг назад, подал команду: "Товарищи офицеры!". Все встали.

В класс вошел генерал-майор Оганян в сопровождении генерал-лейтенанта Жигарева. Порученец его сидел вместе со всеми в классе и на него обращали внимание больше всего, но с расспросами не лезли.

" Товарищи офицеры! — поздоровался с собравшимися Оганян. — Садитесь.

Во-первых, я — генерал-лейтенант Оганян. Командир 44-ой учебной воздушно-десантной дивизии. Разрешите мне представить вам начальника Главного Управления ВВС РККА генерал-лейтенанта Жигарева Павла Федоровича". В классе висела звенящая тишина.

"Да. Вы не ослышались. Именно " военно-воздушных сил Рабоче — Крестьянской Красной Армии. И вот это во-вторых. Я не знаю, каким образом, да и никто тут не знает, но мы все здесь присутствующие переместились во времени. Сегодня не 18 июня 1979 года, а 15 июня 1941 года. И из этого вытекает третье. Мы все знаем, что произойдет через неделю. Счет идет на часы. Каждый из нас и наших подчиненных давал Присягу на верность Родине. И время ее исполнить наступило. Пусть не в том времени и не так как предполагалось, но что случилось — то случилось. Родина у нас одна. Поэтому тратить время попусту нам нельзя — сразу переходим к уяснению имеющихся у нас сил и средств".