Кофе и вечные вопросы

— Здравствуй, Данилушка!

— Здравствуйте, Анна Андревна, — улыбнулся я ей навстречу, — как ваше ничего?

— Да понемножку, спасибо, сыночка. — Старуха подняла ведро и поволокла в подсобку, я едва подавил желание помочь ей. Она мне нравилась, в конце концов, ночью мы с ней были единственными людьми на все эти этажи. И только она так со мной разговаривала, а иногда даже я испытывал в этом потребность.

— Бросайте вы ваши тряпки, сейчас Валентин по делам сгоняет и отвезет вас домой.

Я вошел в лифт, не вслушиваясь в ее благодарности. Мне сейчас просто хотелось что-то такое сделать.

Секретарша Анжела прилежно вкалывала на рабочем месте за компьютером — судя по выражению лица, пасьянс благополучно сходился. Конечно, блондинка, конечно, длинноногая, конечно, умерла еще до моего рождения. Суперинтеллектом не хвастает, но расторопна и с безупречной памятью — ходячая база данных, иначе я давно пустил бы ее в расход. А так плачу достаточно, чтобы хватало на настоящий донорский продукт, а не суррогат, и прощаю разные мелочи типа пасьянса и легкого перебора в макияже.

В одном Катя была, несомненно, права — не все живут так, не всем нужно искать под землей камешки для других, чтобы выживать. Одни всегда равнее других. А что такого? Все как у людей. В конце концов, это действительно на пользу городу. Глядишь, к ноябрю и метро откроется.

Увидев меня, Анжела расцвела — будто если я человек, то не отличу сосредоточенную работу над документами от сосредоточенного сражения с "косынкой". Пять лет в таком коллективе даром не проходят.

— Чем порадуешь? — спросил я, опираясь о ее стол.

— Влада велела быть могилой. Если я расскажу, она с меня три шкуры снимет.

— Ясно. А кто твой начальник, напомни, Анжелочка?

— Вы! — она подарила мне свою самую саблезубую улыбку. Это одна из мелочей, которую ей прощается — в конце концов, я давно привык, а у других своя не хуже. Да и люди с улицы заходят к нам не чаще, чем евреи-ортодоксы на собрание скинхэдов.

— Да ну. Однако меня ты не боишься?

— Боюсь! — Анжела снова жизнерадостно улыбнулась. — Но вы меня, если что, сами убивать не будете, это ж не барское дело. Все равно Владе поручите, а вот она...

С непривычки ее непосредственность с ног сбивает, хотя часто бывает чертовски полезна.

— Ладно, расслабься, не будем портить сюрприз.

Тем более что в случае Влады три шкуры — почти не метафора.

Только я успел упасть в кресло, как постучались. Кабинеты наши рядом — ясно, что она не могла меня не услышать, даже если бы заткнула уши.

— Заходи, Влада.

Она вошла и разместилась напротив меня, держа в одной руке папку, а в другой — подносик с кофе, абсолютно не балансируя. Моя правая рука, моя первая советница. Глядя на ее костюм, я понимал, что если бы не Влада и ее гардероб, то я никогда не узнал бы о существовании стольких оттенков синего цвета. Это притом, что большую часть мои глаза вообще не различают.

— Мэтр, я...

— У нас есть свободный народ? — перебил я ее. Мне хотелось решить эту проблему как можно быстрее, она беспокоила меня, как заноза.

— Нет, все при деле, вы же знаете.

— Тогда набери Трофимыча, а потом все обсудим. По частному номеру.

Через секунду она протянула мне мобильник.

— Генерал-майор Колесник.

— Добрый вечер, Николай Трофимович, это Воронцов беспокоит.

— Я слушаю.

Голос его изменился, будто горло смерзлось от одного упоминания моей фамилии. Как же он боится меня, прямо странно — мужику за пятьдесят, старый вояка, и такой безотчетный страх. Думаю, даже будь я вампиром, он бы так не дергался. Люди часто боятся того, чего не понимают, а в этом смысле я порой пугаю сам себя.

— Мне нужна ваша помощь. Обеспечьте прямо сейчас патрулирование 4-14, это Буденовский район, кажется. Ночи на две, не больше.

— Будет сделано. Еще что-то?

— Нет, благодарю.

Он отключился раньше, чем я. Наверное, отбросил трубку от себя, как заразную.

После звонка я сразу успокоился и отпил кофе с коньяком. В этом смысле Влада Анжеле не доверяет — она сама молниеносно готовит мне кофе с коньяком именно в той пропорции, в которой надо. Это большое искусство, учитывая, что она даже вкуса его не знает.

Еще глоток. Хорошо, все хорошо. Все просто супер. Сейчас факты виделись и понимались немного не так, будто воздух был другой или что-то еще — я только недавно начал замечать, как изменился с тех пор, как впервые сел в это кресло.

Влада следила за мной не мигая — когда-то этот взгляд заставлял меня нервничать, но это было так давно. Я быстро привык находиться по эту сторону стола, наверное, потому, что здесь действительно мое место. Это не пророчество, и называть себя избранным после "Матрицы" — идиотизм. Просто, как говаривал старик Стивен, Король Cумеречной Зоны (штат Мэн, USA), некоторые вещи происходят просто потому, что происходят. И в свое время мне прекрасно это объяснили.

Она ничего не спрашивала, потому что не привыкла обсуждать ни мои приказы, ни действия, разве что в порядке рационализации, и всегда безошибочно угадывала душевное состояние. При этом ее настроение не только не влияло на работу — долгое время я вообще считал, что в плане эмоций Влада абсолютно стабильна, и лишь много позже начал потихоньку распознавать легкие оттенки. Приятно иметь дело с женщиной, у которой такой приличный IQ и не бывает ПМС.

После звонка настроение у меня подскочило сразу на несколько делений, и я спросил:

— Ну не томи. Как все прошло?

Влада улыбнулась едва-едва, и в сравнении с Анжелой улыбка эта — небо и земля. Вот кого учить не надо было. Она тоже блондинка, но в отличие от Анжелы натуральная и такого темного оттенка, что это становилось очевидным только при распущенных волосах. Очень мало кто наблюдал Владу в таком виде, но я видел и не сделал по этому поводу ложных выводов. Влада остается Владой, даже когда похожа на хрупкую фарфоровую нимфу, окутанную светлым облаком чистого льна.

— Лучше не бывает, мэтр. Договор уже в золотой рамочке. Можно смело праздновать и расслабиться еще на несколько лет.

Да, все складывается как нельзя удачно. В свете этого все, что произошло сегодня вечером, теряло свою негативную окраску, отступало в тень и освобождало меня от неприятного чувства угнетенности. Я так быстро от него отвык, как, наверное, и задумывалось.

— Владушка, ты молодец. Можешь рассчитывать на премию.

— Спасибо, мэтр, но прежде всего это ваша заслуга.

Ох, Влада, такая тонкая, такая всегда корректная. Мне вспомнился наш разговор насчет "мэтра" пять лет назад, когда я переступил порог этого кабинета впервые. Она казалась компетентной во всем и буквально незаменимой, без нее я въезжал бы в дела долго и нудно. Тем более при моих временных затруднениях в общении с окружающими. Невозможно оказаться среди монстров и сразу чувствовать себя как рыба в воде, это вряд ли нормально. И хотя неизвестно кто кого сильнее боялся, их просто было слишком много для начала, и к этому нужно было привыкать. Привыкать к тому, что тебе "выкает" существо на триста лет старше, к новому отношению, учиться принимать это как должное. Без Влады процесс адаптации затянулся бы надолго — прогресса не наблюдалось, пока она популярно не объяснила мне, кто в доме хозяин и чей палец на кнопке. После этого стало значительно проще. Я открыл глаза и увидел, что мой напряг не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствуют они. Это было замечательно ощущение, и я постарался запомнить его, потому что уже тогда знал, как быстро оно превратится в обыденность.

Через неделю, когда я узнал Владу немного ближе и перестал дергаться в ее присутствии, то спросил:

— Почему ты меня так называешь? Мэтр — это вроде наставник, а какой я тебе наставник? Ты ведь, извини... куда как опытнее меня.

Влада присела напротив меня, точно как сейчас. Мне очень нравилось смотреть, как она двигается, это чуть-чуть пугало, было необычно, но комфортно для глаз. Вроде тех картин с подсветкой, на которых изображена текущая вода.

— У вас есть предложение? — спросила она мягко. — Даниил Константинович — имя на полчаса времени. Господин Воронцов?..

— Ну нет. А как насчет "Данила"?

Влада улыбнулась, холодно, но не свысока. Скольких мэтров и мэтресс пережила эта улыбка?

— Исключено. Так что умоляю, пожалейте нас и не учите старых собак новым фокусам. К тому же мэтр означает еще и хозяин. Против этого вы не возражаете?

— Против этого нет.

Тогда я полагал, что с ними лучше дружить, чем воевать — я не знал их так, как сейчас. За пять лет изменилось многое. И Влада — королева субординации, сама не подозревая, преподала мне первый полезный урок.

Не изменилось одно — каждый год в один и тот же день я присылаю в ее кабинет цветы. Двадцать две шикарные белые хризантемы. Символ смерти — но ведь Влада сама символ смерти; а двадцать два — мой возраст, когда так необратимо изменилась моя жизнь.

Я допил кофе и полностью пришел в норму.

— Исторические события нужно отмечать, Влада, и тебе как исторической личности это должно быть понятно.

— Может, мой отец, но не я, — сказала она. — Вы же знаете, я — байстрючка, моя мать — простая крепостная девка, так что в "Огнем и мечом" меня не ищите.

— А так и не скажешь.

— Мерси, мэтр, но века шлифуют даже камни. Вы же все знаете, это есть в моем досье.

— Не прибедняйся, дорогая, тебе не идет. По крайней мере, это отец назвал тебя Властью?

Она покачала головой, что могло значить и да, и нет. Не удивлюсь, если она сама выбрала себе такое имя.

— Ну хорошо, — я откинулся назад. — Какие еще новости?

— Факс из Варшавы. От мэтрессы Казимиры, пятого апреля она просит вас быть на конфирмации ее дочери.

— А, твоя любимица. Как ты ее называешь? Злобная Католичка?

— Прошу прощения.

— Да перестань. Ладно, забивай самолет на эту дату, чтобы на него не рассчитывали. Хоть город посмотрю, а то в прошлый раз так и не удалось...

— Звонил Мирослав, он сейчас в Горловке.

— А это твой любимец. Что хотел?

— Просил разрешение и ресурсы на новый проект.

— Снова-здорово. Ладно, о деньгах поговорим, но людей я ему не дам.

— А он людей и не просит.

— Вот не умничай. Тем более не дам. В прошлый раз затея была проще некуда, а в результате спалили ЦУМ. Что на этот раз — подорвем Горловскую мэйн-стрит?

— Мэтр, ну зачем вы так. Мирослав же покрыл все расходы, никто не пострадал, да и ЦУМ будет лучше прежнего.

— Давай-давай, выгораживай своих.

— При чем тут своих? Просто если вы откажете, он позвонит губернатору, а он даст ему именно людей. Может, решим это в своем кругу? Тем более он говорит — проект стопроцентный, шахта почти нетронутая. А у него чутье на деньги.

— Ладно, Влада, я же сказал. Передай, я приму его в пятницу, разберемся. Как ситуация по городу?

— Всего два нападения, оба тут же ликвидированы. Жертвы не выжили. Пять неплательщиков, из них осталась одна. Двое незарегистрированных.

— Один. — Я достал из кармана ученический и развернул его. — Стадник, Олег Алексеевич. Можешь его смело вычеркнуть, попал под раздачу. А четверо должников — заплатили?

— Двое. А двое ликвидированы.

— Превосходно. Оперативно работаем.

Она бросила на меня странный взгляд, будто любовалась и неприятно поражалась одновременно.

— Что такое?

— Ничего, мэтр, просто я подумала...

— Что подумала?

— Так молод, и так жесток.

Парадокс. За одну ночь меня дважды назвали жестоким, и оба раза — монстры. Если правду говорят, что человека делает окружение, то меня оно, похоже, уже давно сделало.

— Я просто не понимаю, Влада. Они же видят, что угрозы не голословны. Они видят смерти своих друзей, знакомых, и все равно убивают. Ну скажи мне положа руку на сердце — неужели оно того стоит?

Влада блеснула на меня потемневшими серо-голубыми глазами и... то ли чересчур сжала губы, или дело было в молниеносной улыбке-судороге, не знаю, но ответ был мной получен.

— Я ничего не могу привести для адекватного сравнения, — сказала она наконец очень тихо.

— Я так и думал. Можешь идти.

Уже у дверей я окликнул ее.

— Влада... м-м... ну пошли ребят после смены в пятый сектор, где обвал, пусть немного поковыряются. Может, кого откопают.

— На какую сумму прилагать усилия?

— На минимальную.

— Понятно.

— И повремени с неплательщицей. Пока что.

Непонятно, то ли я ее порадовал, то ли разочаровал.

За считанные минуты до рассвета я пешком, без Валентина, отправился по данным мне смутным координатам. Проплутав по дворам некоторое время, я наконец вышел к недостроенному заброшенному дому. Бог весть как он мог существовать здесь незамеченным так долго, практически в центре города. На тот момент уже рассвело, и увиденное застало меня врасплох. Я остановился, не имея ни сил, ни желания шевелиться, просто стоял и смотрел.

На грязно-белой стене раскинул гигантские крылья ангел с Катиным лицом. Он рвался вверх, теряя угольно-черные с кобальтовой синевой перья, и сломанные, они медленно скользили по поверхности стены. Короткие темные волосы будто прилипли к голове под давлением ветра, а глаза были такие большие, что за ними терялось само лицо. Глаза нездешние и в то же время земные, знакомые, выписанные до последней красной прожилки. Глаза девочки, сидящей за конспектами при свете лампочки, уставшие Катины глаза, и одновременно его самого, глаза парня, впервые нырнувшего в трип на грибах, в путешествие по лабиринту, откуда нет возврата. Они сияли с мраморного лица как черные дыры, а по атласным щекам катились тонкие кровавые слезы.

Я и не подозревал в Черныше такого дара. Он рисовал, конечно, у него была хорошая техника, но в основном это были всякие хэви-метал-фишки типа черепушек с рогами, железных крылышек и крестов. А это был шедевр, сравнимый разве что с творениями на потолках великих соборов. Без дураков, я не мог оторвать глаз от картины, все мысли из головы исчезли кроме одной: я ведь мог умереть и никогда этого не увидеть. Даже не подозревать, что потерял. Внезапно мне стало так остро не хватать Черныша, неважно, человека или вампира, как никогда до этого — боль ужалила глубоко и сильно, и все равно даже сейчас я и представить не мог, что чувствует Она. Модель. Ангел, обреченный искать возлюбленного в яме ледяного огня до конца времен.

Черныш рисовал ночью, это было очевидно, и судя по масштабу творения уже по ту сторону. Оставалось только догадываться, сколько это стоило, но становилось понятно, отчего они в конце концов оказались на мели. Они не думали о завтра. А оно взяло и наступило.

Я не заметил, как прошло несколько часов. Могло пройти и больше, если бы недалеко вдруг не проехала грузовая машина, сотрясая воздух и землю, и я очнулся. Уходить мне не хотелось, но я чувствовал — если останусь еще на пять минут, и мир начнет меняться.

Несколько минут я боролся с собой, и это была нелегкая борьба. Потом резко повернулся и ушел, не оглядываясь, второй раз за эти сутки. Воспаленные глаза сверлили мне спину, приглашая посмотреть в последний раз, посмотреть и остаться навсегда, но я ушел. Мне повезло в этой жизни — я четко знаю свое место.