Пара не пара -- парень не парень

— Эль, ты мне доверяешь? — уставилась на меня тётя.

Кивнула. Ну да, если не ей, то кому?

— Тогда первое, что делаем, это перекладываем все твои деньги, лежащие в банке, на другой счёт, открытый на моё имя. Основанием для этого послужит старая расписка твоего отца, которому я когда-то якобы одолжила денег. Расписку сейчас состряпает господин Вельемир, а о подписях позабочусь я сама. — Тётя повернулась к внимательно слушающему господину Вельемиру, чуть кокетливо склонила голову: — Выручишь?

Нотариус подмигнул. Тётя шлёпнула его по руке веером и продолжила:

— А чтобы не вышло так, что я споткнусь на крыльце, стукнусь головой и отправлюсь к Девам на небеса, а ты останешься нищей, одновременно пишем на твоё имя встречную долговую расписку на всю сумму — это около тридцати тысяч золотых. Срок погашения долгового обязательства назначим в следующем январе. Допустим, через неделю после твоего совершеннолетия. Согласна?

Я кивнула, одновременно прокручивая в голове комбинацию. Делаем вид, что тётя дала деньги родителям и не спешила требовать их назад, потому что я осталась сиротой и жила рядом, но сейчас, раз я ухожу из-под её опеки, долг надо вернуть. А что это и не долг вовсе, будем знать только мы. И, что бы дальше ни случилось, эти деньги через семь месяцев возвратятся ко мне. Герцог Ульфрик до них не доберётся.

— Если напишем долговую на сумму посолиднее, можно обременить закладом какую-нибудь недвижимость, скажем, ваш дом, — задумался нотариус. — Тогда особняк будет невозможно продать.

— Хорошо, — согласилась тётя. — Дом и один из оливковых садов. Но не зарываемся, герцог не идиот и доверчивостью не страдает. Где-то в старых бумагах я подходящий кусок пергамента видела. А чернила разведём, чтобы выглядели чуть выцветшими...

Нет, ну я знала, что тётя — умная женщина, но какая она молодец! Я тоже хочу, дожив до её лет, иметь друзей вроде доктора Летира и господина Вельемира.

— Сейчас с этими бумагами закончим, как раз заложат коляску — и едем в Южный Сельскохозяйственный банк. Тот ещё два часа работать будет, отлично успеем.

Вообще-то банков, точнее, отделений банков, в Меровене было целых два: упомянутый среднеразмерный Южный Сельскохозяйственный и Центральный Фалерийский. Второй имел филиалы не только в Сорренте, но и в соседних странах — лежащей от нас к югу за горами Вермилье и восточном Геарсе. Тётя предпочитала иметь дело с местным, потому как на Фалерийский, по её словам, случись что, сам Владыка всея Сорренты управы не найдёт.

Гм, а там, где Владыка не справится, герцогу и вовсе ловить нечего.

Мне кажется, или в этой мысли есть рациональное зерно?

Проговорила вслух. Тётя с нотариусом задумались, уставившись друг на друга, а потом дружно подскочили в креслах, одновременно выдохнув:

— Оформляем заём!

Эк они синхронно! Но сама мысль была интересной.

Как известно, займы берутся под залог. И, пока за взятое не расплатишься, залог отчуждению — то есть продаже, дарению или смене собственника по другим основаниям — не подлежит. Нельзя также один раз заложенное имущество перезаложить вторично. Конечно, желающие смошенничать находились всегда, но наказание по соррентийским законам за такое было достаточно суровым.

— Берём заём под залог имущества до твоего совершеннолетия, — обернулась тётя. — Что хочешь спасти в первую очередь?

Ясно, что: конезавод с угодьями, бывший фамильной гордостью и главным достоянием рода Эл'Сиран почти три века, а ещё, если выйдет, оливковый сад, который больше всего любила мама.

— Сумма нужна такая, чтобы было не подкопаться и сделку не объявили фиктивной, — качнул головой нотариус.

— Но такая, чтобы заведомо суметь вернуть долг. В поручители пишем меня. Тогда, если даже Эль будет не в Меровене, я расплачусь своевременно, — подхватила тётя.

— Откройте счёт на долг с процентами в другом банке и дайте поручение перечислить деньги в срок. С запасом времени, конечно. Тогда, что бы ни случилось, залог вы не потеряете.

— Само собой.

— А полученную сумму куда деть, подумали?

— Потратить деньги — для настоящей леди не проблема! — победно усмехнулась тётя. — Пустим на приданое, развитие отечественного коневодства и ещё кой-какие мелочи!

По мере составления документов я их подписывала. Все, кроме фальшивой долговой расписки. Связано это было с тем, что по соррентийским законам распоряжался имуществом подопечного опекун, но, начиная с шестнадцатилетия, воспитанник считался ограниченно дееспособным и имел право знать, как происходит управление его собственностью и, более того, должен был самолично визировать все сделки на сумму большую ста золотых.

Даты, само собой, ставили задним числом — сейчас я лежала в горячке.

— Ну, вот мы тебя и обобрали, — чуть нервно хихикнула тётя час спустя. — Можно отправляться по банкам! Тебе на людях показываться нельзя, так что сиди тут и думай — что мы забыли?

— Леську! — спохватилась я.

— А, — махнула рукой тётя, — я твою Левесеньеру на обратном пути от Беруччи уже предупредила, чтоб стрелой летела к родителям и передала, что в город семейству Эл'Легарт можно будет вернуться не раньше, чем через десять дней. Пусть тихо сидят в поместье, коли не хотят этого поместья лишиться.

— А если я тоже сбегу? — загорелась я. — Ведь, если меня не будет под рукой, то есть под Дланью, то и замуж будет выдавать некого! Заочных же браков у нас нет? Мне же всего семь месяцев продержаться надо!

— Юная леди, ты каким местом читала Гражданское право Сорренты? Не помнишь статью триста семнадцать, пункт третий? — тётя, наставив лорнет, строго посмотрела на меня.

Я потупилась: ой, совершенно не помню ничего такого, у меня же пока нет двадцатилетнего опыта судебной практики...

— Так вот там сказано, что если опекун назначен Владыкой, а подопечный, явив бунтарский дух, неуважение и неподчинение законной власти, сбежал, то по наступлению совершеннолетия всё имущество преступника переходит Короне. Напоминать, что Длани Владыки — прямой представитель оного — надо?

Не надо. Поняла.

Но это не значит, что я смирилась. Буду думать... может, что и придумаю. Есть пословица, что волку непросто догнать зайца, потому что для волка приз в гонке обед, а для зайца — жизнь.

К моменту, когда на Меровен опустились синие сумерки, а из-за гор, серебря листву олив, выплыла рыжеватая крупная луна, тётя вернулась из похода по банкам. Мероприятие оказалось успешным: теперь я была с ног до головы в долгах, как в шелках, и чувствовала себя нищей церковной мышью, накрывшейся тем самым злополучным медным тазом.

Было страшновато, но злорадство присутствовало. Трофейная перепёлка тощала и чахла на глазах.

Но что делать дальше?

Тётя тоже об этом размышляла. Изображать горячку целых полгода вряд ли выйдет. А если и выйдет — так объявят слабоумной, и тогда Живоглот, как успела прозвать тётя герцога, сможет претендовать на пожизненное опекунство.

— Почему живоглот-то?

— В Ольсиве, откуда я родом, речка текла, а в ней сомы водились. Их у нас живоглотами звали, за то, что заглатывают мальков и рыбок поменьше целиком. Видела, какой у сомов рот?

Видела. Губастый и зубастый. А что, похоже!

Кстати, тётя рассмотрела герцога намного лучше меня, лицезревшей его всего раз, с балкона. А вид сверху на сидящую особь искажает перспективу.

— Не так уж и искажает, — усмехнулась леди Анель, — ноги у их светлости коротковаты. Рост немного ниже среднего, манеры на первый взгляд великосветские, вот только после ухода герцога Верна пожаловалась, что её, честную девушку, Длани в тёмном коридоре за мягкое место ущипнули.

Верной звали нашу горничную.

— Возраст, думаю, за сорок. Лицо... глаза светло-серые, холодные. Рот как у сома. Кстати, небольшие усики наличествуют. А если спрашиваешь о характере, то, как мне показалось, герцог неглуп, крайне властолюбив и беспощаден. Жаден ли он, или золото — лишь средство для укрепления власти, не знаю. Но то, что, судя по всему, этот паук ещё и сластолюбив — уверенности в твоём счастливом будущем не добавляет.

Ужас какой!

И что делать? Покорно идти на убой нельзя, перечить нельзя, сбежать тоже нельзя.

— Впору у высших сил защиты просить! — вздохнула облачённая в персиковый капот тётя Анель, когда, два часа поломав головы, мы так ничего и не придумали.

Я уставилась на неё. Высших сил?

К посещениям Храма леди Анель относилась прохладно, объясняя отсутствие рвения тем, что ни разу за двадцать лет не видела, чтобы горячие молитвы помогли разрешить судебную тяжбу. Ну да, я тоже ни разу не наблюдала, чтобы небесные Девы помогли вытащить из грязи телегу, каким бы набожным не был возница.

Но что-то в высказывании тёти меня зацепило... Да, вот, поняла!

Было в роду Эл'Сиран семейное предание о жившей три с лишним века назад леди Фейли Эл'Сиран, той самой, которая вывела золотых меровенцев. Леди Фейли считалась заступницей семьи, помогавшей в тяжелые или смутные времена. Правда то или нет, было неизвестно, но в гостиной среди прочих портретов висела потемневшая парсуна одетой в старинное платье сероглазой черноволосой дамы с решительным подбородком, а на городском кладбище стоял потемневший от времени склеп. Кстати, глаза и подбородок я унаследовала. А вот волосы были русыми.

Может, то лишь легенда... но времена у нас, несомненно, наступили тяжёлые. И кроме как к духу моей прапрапра... — кстати, а сколько "пра-" там за триста лет набежало? — и обратиться не к кому.

И куда идти просить совета — к портрету или в склеп? Наверное, в последний.

А выходить днём мне нельзя, я же при смерти в горячке.

Получается, лежит мой путь ночью на кладбище...

Глава 3

Бывает три вида прогнозов:

Предсказание того, что всем хочется. Чтобы обнадёжить.

Предсказание того, что никому не хочется. Чтобы попугать.

И предсказание того, что на самом деле будет. Чтобы всех рассмешить.

С. Янковский

— Знаешь, может, в этом что-то есть... — задумчиво протянула тётя. — Филинт мне рассказывал, как его отец, которому предлагали очень выгодную на вид сделку, просил совета у духа. И ему приснился сон, что лезть в это дело не стоит. Лорд Киар отказался и, как позже выяснилось, тем спас состояние. Филинт, — мечтательно улыбнулась, — вообще всякую чертовщину любил.

— Тогда прямо сейчас и пойду, — решилась я.

— Ночью?!

— А когда — днём?

— Ну да, днём нельзя... — задумалась тётя. — Ладно. Только нужно позвать Тода, пусть проводит.

— Не надо Тода, тот топает. А я быстрая. Штаны надену, которые в деревне носила и, если что, убегу. А Тода лучше на конюшни отправь. Надо б сказать управляющему, чтоб завтра прямо на заре угнал всех кобыл и племенных жеребцов в горы. На всякий случай.

— Умно. Я б на месте герцога точно захотела разжиться упряжкой меровенцев, — кивнула тётя. — То-од, иди сюда!!!

Ну да, ночной поход на кладбище решает все проблемы! Свернёшь шею — и думать больше ни о чём не надо.

С другой стороны, после запредельной ночной жути — стонов ветра в кронах пиний, прочерчивающих неверную тропу чёрных, казавшихся бездонными провалами теней от надгробий, внезапно загоревшихся в темноте чьих-то красных глаз — я долго уговаривала себя, что, наверное, это просто бродячая собачка погулять вышла, одновременно озираясь и прикидывая, на какой надгробный памятник, если чего, полезу спасаться — в общем, после такого все мирские неприятности долго будут казаться сущей ерундой.

Пока добралась до отдельностоящего на семейном участке склепа леди Фейли, прокляла себя за бредовую инициативу сто тридцать три раза теми самыми словами, которые благородной девице знать не положено. То, что кладбище располагалось на склоне каменистого холма, путь не облегчало. Но я дошла.

А дальше-то что делать?

Спустилась по трём ступеням к чёрной в лунном свете двери. Потянула ручку — не открывается. Подёргала сильнее — никакой реакции. Повисла всем весом — дверь скрипнула, но устояла. Неужели заперта? Обычно склепы стояли открытыми — взять, кроме костей, там было нечего. А кости в добропорядочном Меровене не пропадали. Неужели зря шла?

Фейли, моя прапрапра... — за что ты так? Мне и вправду нужен совет!

С досады, напоследок, пнула ногой дверь — и та приоткрылась! Я, умница такая, пыталась тянуть на себя створку, которая распахивалась внутрь.

Внутри было черным-черно. Масляную лампу я с собой взяла, но решила не зажигать без острой надобности. Свет виден издалека, а песни что-то празднующих сабельников слышались по всему Меровену. Попробую обойтись без лампы.

Вытянув вперёд руку, ступила в чернильную тьму. Сделала шаг... другой... Закончилось всё плачевно: когда под ногой что-то неожиданно громко хрустнуло, от испуга я подпрыгнула, а приземлившись, оступилась — и въехала лбом прямо в стену, встречи с которой пыталась избежать. Перед глазами красиво закружились и заплясали звёздочки...

А ещё послышалось, будто кто-то тихо засмеялся.

Мама! Да я выйду отсюда седой!

Зажмурилась — всё равно ни зги не видно — и дрожащим голосом проблеяла:

— Фейли Эл'Сиран, я, Эльма Эл'Сиран, твой прямой потомок по крови, прошу: помоги, дай совет!

А теперь что?

Что вообще должно в таких случаях происходить? Явится белый полупрозрачный призрак с цепями и юридически грамотной рекомендацией? Раздастся голос в голове? Или не раздастся, потому как в ушах звенит?

Снова почудился далёкий смех... Не, точно, я тут спячу. И за кого меня замуж выдадут или не выдадут, мне уже будет без разницы. Стану сама хихикать, а по ночам подвывать...

Подождав ещё немного, решила, что пора из склепа выбираться.

Может, мой вопрос такой, что на него ответа и нет вовсе?

Идти к дому было легче, потому что луна светила в спину, высвечивая препятствия и неровности впереди. И сабельники уже притомились голосить и затихли...

Тётя меня ждала. С кружкой горячего грога и кучей вопросов.

— Ну как? Как?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Спать хочу...

— Умойся только. Ой, Эль, а что у тебя на лбу? Откуда шишка?

Понятное дело, откуда: с кладбища. Впрочем, ответа тётя и не ждала, наоборот, пока мазала мазью мой пострадавший лоб, поведала, что зря время не теряла и набросала список бывших дядиных друзей или клиентов, для которых тот выиграл дела, к которым можно попробовать обратиться в Кентаре. Потому что если меня туда увезут, она тут тоже не останется.

Если честно, я была рада.

Утром к нам очень удачно зарулил какой-то хлыщ из свиты Дланей, которому герцог поручил проверить моё состояние. Тётя успела нахлобучить на меня парик, а больше ни о чём и заботиться не надо было — после ночного кладбищенского променада я сама выглядела страшнее и дохлее любого упыря.

Но сон этот тип мне перебил. Хоть плачь — помню только, снилось, что снова бреду по дороге, освещённой луной, и голос: "Стань своею тенью!"

Но это же не может быть советом, которого я просила?