Изначально я публиковал эту главу в виде отдельного фика, потому что она намного опережает по времени этот фик, но я решил, что просто выложу их все здесь, когда буду их писать, а затем, по мере продвижения, приведу их в более хронологический порядок. Тот, кто наткнется на эту коллекцию однообразия, когда она станет более насыщенной, возможно, будет более удовлетворен, чем те, кто следит за ней по мере ее развития, но я должен как-то выкинуть ее из головы.

Текст главы

— Сладкоежки, вы оба, пожалуйста, можете заткнуться?!

—

— Значит, Андрасте выбрала не меня? Это все было случайно, рикошет в драке?

—

— Где Хоук?

—

— Каллен подумал, что ты захочешь разобраться с ним сам.

Инквизитор подняла с крепостной стены помятый шлем и еще сильнее ударила его о стену. Она представила, что это голова магистра.

Она добралась до Скайхолда раньше основного войска, и холодная тишина цитадели вызвала у нее беспокойство. Она не была уверена, кто из ее спутников пытался ее преследовать, если вообще кто-то пытался, — она игнорировала их всех, когда они с конем бежали через Пустоши. Она не обращала особого внимания на то, идут ли они по ее следу, но было вполне вероятно, что они потеряли ее из виду. Она едва соображала, что делает, когда бежала.

Она пролетела через весь континент в одиночестве и очень быстро потерялась в постоянном движении. Не было времени на размышления, когда она была единственным охотником, сторожем и медиком. Ее мысли были прямолинейными и постоянными: эльфийский корень, рассветный камень, кровавый лотос, баран, медвежата, драконята — поток информации, поступающий из глаз в мозг, и только.

Только сейчас, когда она вошла в Скайхолд и превратила несчастный выброшенный шлем в стальной шар, она начала задавать себе вопросы.

Она сказала Страуду, что ей все равно, какие истории рассказывают о ней ее люди — она просто рада, что они, ее люди, выжили. Она потратила так много своего драгоценного времени, расчищая крепостные стены, чтобы лестницы Каллена могли безопасно приземлиться. Если бы она смогла добраться до этого проклятого Магистра раньше, смогла бы она спасти Стража, остановить резню до прихода Архидемона? Пришлось бы ей когда-нибудь забирать их в Тень? Пришлось бы ей оставить Хоука?

Она не понимала Чемпиона Киркволла. Она не понимала, какие странные силы действуют в его жизни — и в ее собственной тоже. Вот почему он понравился ей с самого начала. Они оба были замешаны в делах Божьих. Но она понимала его самопожертвование.

Это было правильно.

Дать Стражам шанс исполнить свое Призвание, сразиться с Корифеем и искупить грехи своего ордена — это тоже было правильно. Но она видела сокрушенный взгляд Кассандры и выражение полного уничтожения, отразившееся на лице Варрика.

— Они оба должны были отправиться в Тень, — прорычала она и швырнула бывший шлем со скалы перед собой. Она была близка к тому, чтобы ударить Страуда и Хоука по лицу, когда они бессмысленно спорили в Тени. — Проживают свои дни, ссорясь, как супружеская пара. Трагедии повсюду. — Но если бы это было так, трагедии не легли бы на ее плечи.

Почему они оставили это на ее усмотрение? Разве не было доказано, что она была подставным лицом, подставным лицом веры, которой она даже не придерживалась? Девушка, которая никогда не брала на себя такой страшной ответственности, плохо подготовлена к ведению войны? Они вместе с ней поняли, что все на ее пути к инквизиции было случайностью.

Так почему же оба мужчины, которые были намного старше ее, полагались на нее, когда она принимала это ужасное решение?

Почему она не прокляла Страуда после всего этого? Никому не понравилось ее решение вступить в ряды Стражей. Что случилось с тем, чтобы держать врагов поближе к себе? Что случилось с милосердием Андрасте?

(Она не была вестницей Андрасте. Вот что произошло.)

Кто-то должен быть наказан за то, что заставил ее так поступить.

На кладбище Кошмаров она увидела все их худшие страхи. Они погрязли в ужасных воспоминаниях о неизвестности, о пропасти — страхе перед этими невозможными, порочными решениями, которые иногда приходится принимать хорошим людям.

И все же они надеялись, что она сделает выбор за них.

Инквизитор продвигалась по Скайхолду более спокойно. Она пробралась по крышам и прокралась к маленькому святилищу в саду. Вполне возможно, что какая-нибудь душа молилась о благополучном возвращении своей возлюбленной после нападения Запада на Адамант, но она с облегчением обнаружила, что в этот час это не так.

Она проскользнула в храм и сразу же почувствовала, как ее наполняет чувство покоя, когда она впервые вдохнула аромат благовоний и дым свечей. Андрастянка она или нет, но атмосфера в храме ей понравилась.

Она выросла среди настороженных статуй, и их незрячие глаза и сильные, неподвижные руки успокаивали ее, даже если те конкретные существа, которых они изображали, этого не делали.

В маленькой часовне было тепло от сотен свечей, зажженных по обету теми, кто остался в Скайхолде. Инквизитор задумчиво смотрел на них, подсчитывая, гадая, к чему добавятся последние потери. Сколько огней погасло в Адаманте? Не затемнят ли они комнату? Или ей удалось сохранить достаточно энергии, чтобы сохранить дух Инквизиции? Волновало ли ее, что ее ближайшее окружение отвернется от нее из-за решений, которые она принимала на своем пути?

Глава 9: После "Адаманта", часть 2

Текст главы

Волосы у нее на затылке встали дыбом, хотя в комнате не повеяло холодом. Она чувствовала это до мозга костей каждый раз, когда Солас обращал на нее свой безмятежный взгляд. Она подумала, что, возможно, это из-за того, что он был настолько погружен в Тень, и что ее рука к этому времени, вероятно, больше ощущалась в Тени, чем в реальном мире.

Она почувствовала облегчение оттого, что именно он нашел ее, но в то же время ей было невероятно стыдно.

Ей было стыдно, что он нашел ее в святилище идола сима. Ей было стыдно, что она убежала от всех. Ей было странно стыдно за то, как ужасно закончился их поход в Тень. Она чувствовала себя так, словно это было отражением ее самой и ее внутренностей: уродливой, полной страха, лишенной всего того, что должно было быть знакомо этой мечтательной, образованной эльфийке-волшебнице Тень. Разочарование. Отсутствие связи с ее древней культурой — разочарование. Ее отсутствие связи с какой-либо культурой — разочарование. Ее неуклюжая связь с Тенью — разочарование. Ее попытки восполнить все то, чего не хватало его стальному взгляду, сами по себе были разочарованием.

Но что бы она ни думала о выражении его глаз, его слова всегда были ясными, спокойными и заботливыми. Она думала, что именно таким и должен быть Хранитель, но у нее никогда не было Хранителя. Вместо этого ее доверие так часто нарушалось окружающим миром, что ей было трудно верить словам. Было легче догадаться о том, что было недосказано, и отреагировать упреждающе, безопасно.

Очень трудно, даже опасно, делать это на войне.

Возможно, она думала, что, проявляя подозрительность и осторожность, сможет оградить себя от злобы людей, направленной на эльфов, и храмовников, направленных на все магическое и таинственное. Она думала, что сомнение в мотивах своих советников защитит ее от поспешных суждений, когда она не готова к последствиям. Но снова и снова оказывалось, что намерения ее советников были чисты. Снова и снова ей приходилось уступать и доверять их советам.

И снова и снова Солас смотрел на нее своими непроницаемыми глазами и называл ее Дален самыми теплыми словами.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, встала к нему лицом и встретилась взглядом с его зеркальными глазами.

Но, как и в случае с элювианами в последнее время, они внезапно открылись для нее. В них был едва заметный проблеск прозрачности, а за их линзами скрывались тепло и печаль.

— В церкви есть кое-что, чего нет у долийцев, — пробормотала она в качестве объяснения. Это объяснение того, почему он нашел ее именно там. Почему она была так расстроена. Почему она была обречена. — Настоящие мученицы. Мы потеряли все легенды о людях, жертвовавших всем ради всеобщего блага. Если такие герои когда-либо и существовали. Долийцы прячутся друг от друга и от всего мира..." Она моргает, глядя на Соласа, в храброй попытке прогнать жжение из глаз, но слезы застревают у нее в горле. — Меня называют Вестницей женщины, которую сожгли на костре за то, что она пыталась помочь своему народу. Я начинаю чувствовать, что в конце всего этого меня отправят туда.

Печаль в его глазах стала еще заметнее. Он застыл, как статуя, на пороге церкви. На улице было еще темно, и, одетый в свою темную тунику, он казался призраком — только наполовину. Она приблизилась и увидела красную вспышку на его животе; он держал в руках темный мех, который скрывал ткань, которой он обмотался, чтобы подпоясаться. Он пошевелился, приподнял руки и шкуру, совсем чуть-чуть, и на долю секунды показалось, что он вот-вот дотянется до нее, но затем он оставил ей достаточно места, чтобы она могла выйти обратно в сад. Красный пояс слишком сильно напоминал ей о вывалившихся внутренностях, и она побледнела, когда выбежала из церкви.

Он последовал за ней, и его шаги мягко ступали по траве, как шаги волка, крадущегося по могилам.

— Все твои странствия в тени... Ты видела, как разворачивается действие стольких легенд, сохранившихся в душах обеих сторон. И вот ты снова приходишь в этот мир и обнаруживаешь лишь разрушенные империи и пыль. — Она сжала кулаки, и боль пронзила ее предплечья. Возможно, она слишком сильно била ими по шлему. — Ничьей хвост... но чьи-то воспоминания... Ничто не вечно.

Она не могла избежать встречи со статуями Андрасте, и ей некого было винить, кроме себя. Она установила их здесь, потому что многие из ее последователей находили в них утешение. Она хотела облегчить их страдания, когда могла, и это казалось таким простым жестом.

Но это лишило ее возможности найти утешение.

— Я могу облегчить некоторые страдания в этом мире, пока я здесь. Но мир не станет лучше от того, что я буду здесь. И мне не станет лучше от того, что я здесь.

Она судорожно вздохнула.

— И в конце концов, так или иначе, я буду мертва.

Глава 10: После Адаманта, часть 3

Текст главы

Солас молча последовал за ней вслед за ее мрачным пророчеством. Она не была уверена, куда идет, но ноги сами привели ее через устрашающе тихий большой зал к трону, который был вырезан для нее ферелденскими мастерами, которых она спасла по дороге.

Вестница посмотрела на воющих волков и на витражи за ними. Сколько разных культур она пыталась представить здесь, в этом зале для собраний? Прошло уже столько месяцев с тех пор, как они оккупировали Скайхолд, а она все еще не знала, было ли объединение всех их разнообразных иконографий воспринято силами инквизиции как жест солидарности или как оскорбление. И она все еще не знала, где конкретно представлена она сама.

Было ли это из-за орлейского золота и украшений в мебели? Волки и женщины Ферелдена, словно часовые, расположились по всей цитадели? Была ли это прочная дварфийская конструкция дверей и корон на знаменах? Нежный перезвон долийских ветряных сигналов, прикрепленных к самим знаменам? Толстые авварские меха, которыми были устланы полы и кровати? Церковный сад? Башня мага со всеми ее книгами? Тренировочный двор, который она построила для своих солдат и разведчиков? Таверна, наполненная музыкой, смехом и голосами, представляла собой более разнообразную толпу, чем когда-либо прежде, собравшуюся в одном месте?

Она не чувствовала никакой связи ни с чем из этого, кроме нити Корифея, Апокалипсиса и Отчаяния, которая объединяла их всех.

Икшел обхватила голову руками, присела на корточки перед своим троном и попыталась выровнять дыхание. Она быстро проигрывала эту битву, когда ее мозг вернул ее к тому моменту: падение с крепостной стены в Адаманте, земля, несущаяся навстречу ей и ее друзьям, и она была так напугана и в отчаянии, что разорвала саму ткань мира, чтобы спасти их.

Ее сердце бешено колотилось даже сейчас, и это душило ее. Боль продолжала пронзать ее руки от, несомненно, ушибленных и окровавленных костяшек пальцев. Сломанные ногти впились в кожу, а дыхание стало резким и неглубоким, через нос.

Она почувствовала себя еще более несчастной, когда Солас опустился рядом с ней на колени. Когда он обнял ее, она почувствовала, что ее душа полностью покинула тело; пространство, которое она освободила, быстро заполнилось унижением и самоуничижительным гневом.

Она так старалась быть лидером. Она так старалась, чтобы к ней относились серьезно, чтобы она проявляла доброту и участие, чтобы ее считали непоколебимой опорой для своего народа. Но она снова порадовалась, что именно Солас увидел, как она сбросила маски в этот момент, потому что он всегда знал правду, не так ли?

Она была просто зеленой девчонкой, сражающейся в битве, в которой нет победителя: доброта против жестокости, честность против обмана, надежда против цинизма. Ее юность, ее идеалы и ее сердце всегда были горькими жертвами на этом пути.

И теперь, лишенная всего этого, она упала в объятия Соласа и заплакала.

Когда, наконец, ее слезы высохли, а всхлипывания превратились в тихое дыхание, она почувствовала, как тиски на сердце ослабли. Она все еще несла тяжесть на своих плечах и печаль в груди, но, возможно, никогда не освободится от них: тени ее обязанностей и действий в качестве инквизитора будут тянуться до самой старости. Но она оплакивала свою судьбу так, как не позволяла себе раньше. Сирота Икшель, беженка, была мертва. Инквизитор Икшель, Вестница Андрасте, больше не будет носить ее на руках, как мертвую конечность.

Она вытерла глаза и отстранилась от Соласа. Она полностью прижалась к нему, растянувшись на каменной кладке перед своим троном. Его рукав был мокрым от ее слез, а ее волосы, спутанные и влажные, прилипли к холодным щекам, но она встретилась взглядом с его зеркальными глазами и постаралась не выглядеть смущенной. Он тоже не выглядел таким элегантным. Несмотря на то, что он был одет в темно-черное, дорожная пыль покрывала его одежду. Его волосы слегка отросли, и на лбу появилась темная тень. На лбу появился новый шрам.

Ее попытки казаться спокойной потерпели неудачу, когда голос не смог справиться с комком в горле, и она откашлялась.

— Я рада, что ты здесь, — прохрипела она.

Он слегка улыбнулся ей и взял за одну из ее покрытых синяками рук, не сводя с нее взгляда.

— Как и я, — признался он тихим голосом, который был почти таким же прерывистым, как и ее собственный. — Во время своих путешествий я видел достаточно лидеров, которые переживали как триумфы, так и поражения. Я знаю, что все это не обходится без жертв и сожалений. Даже победа — тяжелое бремя для лидера, у которого есть совесть и сердце. -Целительная магия скользнула между ее пальцами и разгладила костяшки пальцев. Затем магия проникла в мышцы ее предплечий и начала снимать напряжение. Солас по-прежнему не сводил с нее глаз. — Таких немного, даже в летописях Исчезновения, Икшел.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓