Каждый император считал делом чести строить нарядные площади, обнесенные колоннадами, общественные здания, триумфальные арки. Многочисленные базилики, термы, театры, амфитеатры, цирки, библиотеки спорили между собой пышностью убранства и отделки, поражали размахом и красотой. К городу тянулось несколько акведуков и каналов, мощеные дороги окутали его плотной паутиной.
И конечно над столицей величественно возвышались императорский дворец и большой храм Земли. Даже отсюда они потрясали своей грандиозностью и великолепием, заставляли огрубевшие сердца закаленных войной пехотинцев стучать быстрее. Но к их разочарованию, Керит поворотил своего коня прочь от столицы, туда, где расстилался лагерь гвардейцев Сплава.
К удивлению пехотинцев, он не слишком напоминал привычные временные стоянки императорских легионов. Здесь все было выстроено основательно, и ни одно десятилетие назад. Просторные каменные казармы, частокол из толстенных и потемневших от времени бревен, высокая насыпь и наполненный водой ров...
Торстен не знал, что Керит рассказал квинту [3] гвардейской тысячи и как добился принятия бывших пехотинцев в Сплав. Возможно, сыграло свою роль то, что Керит был дворянином и принадлежал к древнему и знатному роду... Или же решающими оказались последние порученные ему безумно опасные задания, ведь в этих рейдах, изрядно смахивающих на авантюры, полег весь тавт Керита... Как бы то ни было, но вскоре Торстен, Кель и Ритал уже примеряли доспехи гвардейцев Сплава.
Норд был счастлив. Думал ли он, записываясь в легионеры, что удостоится чести служить среди лучших пехотинцев империи? Его жалование стало в десять раз больше прежнего, доспехи были изготовлены искуснейшими оружейниками, на груди висел защитный амулет, но все это меркло по сравнению с гордостью от причастности к величию Гирской империи.
Кериту пришлось набирать свой тавт почти с нуля. В злосчастный рейд вглубь Эльтрусских год он взял всех остававшихся в строю бойцов отряда, поэтому из сторожил выжило только пятеро гвардейцев, находившихся в то время на попечении целителей. Еще нескольких ветеранов перевили из других тавтов Сплава, а остальных Керит выбирал из числа лучших легионеров и солдат смешанной пехоты.
К удивлению Торстена, жизнь гвардейца не слишком отличалась от уже привычной службы. Все те же ежедневные изматывающие тренировки. Все те же нудные караулы. Все та же постоянная готовность защищать мир и спокойствие страны. Гвардейцев могли направить проливать кровь во славу империи куда угодно, но норд этому был только рад, ведь он хотел попутешествовать и посмотреть мир.
За полтора года отряд Торстена поучаствовал в нескольких небольших приграничных стычках, совершил пару рейдов по спорным территориям и даже усмирял глупый и неподготовленный бунт какого-то графа. Последнее, впрочем, гвардейцы вспоминать не любили — убивать жителей империи им было не по нраву. В разговоре с Торстеном Кель даже предположил, что никакого бунта вовсе и не было, а просто император и его женушка показательно расправились с аристократом, осмелившимся прилюдно осуждать их действия, но норд в такие бредни не верил.
Торстену вообще нравилось чувствовать себя одним из тех, кто денно и нощно защищает интересы империи. Новый статус возвысил его над простыми легионерами, приобщил к военной элите. Норда даже нисколько не смущало то, что остальные гвардейцы бойцов Сплава не считали себе ровней. Торстена грела мысль, что теперь он служит великой стране и правителю, равным которым нет во всем мире.
Клятву верности гвардейцы по обычаю приносили лично императору. Впрочем, на этот раз он вмешался в установленный порядок. Отыне гвардейцы клялись не только самому правителю, но и императрице.
Торжественную церемонию Торстен запомнил на всю жизнь. Главная площадь империи была заполнена ликующей толпой, в ее центре выстроились ровные шеренги гвардейцев, а император с супругой неспешно объезжали строй на прекрасных белых жеребцах. Норд с бьющимся сердцем твердым голосом повторял слова клятвы, и одновременно пытался запечатлеть в памяти облик властелина величайшей империи в мире. Но в глаза почему-то бросались лишь отдельные детали — роскошный золоченный и инкрустированный драгоценными камнями доспех, пышный плюмаж на шлеме, бледные холенные пальцы сжимающие поводья...
Зато императрицу Торстен запомнил накрепко. На своем белоснежном жеребце она показалась норду небесным созданием, парящим над суетой и грязью этого мира. Сзади нее развивался шлейф сверкающих на солнце золотистых волос, украшенная жемчугом туника обвивала великолепное тело, на прекрасном лице цвела чарующая улыбка. Когда императрица проносилась мимо стройных рядов гвардейцев, мысли у Торстена были далеки от верноподданнического восхищения, и он решил поскорее посетить один из многочисленных борделей столицы.
Когда Керит сообщил солдатам, что их сотню отправляют в далекий Сияр, Торстен воспринял это известие с воодушевлением. Раньше он даже и не мечтал увидеть своими глазами другой материк. А вот Кель, наоборот, лишь мрачно усмехнулся и украдкой сплюнул. Выходец из трущоб немало слышал о проклятых джунглях и совсем не горел желанием познакомиться с их обитателями поближе.
Путь через океан обернулся для Торстена сплошным кошмаром. К своему ужасу гордый потомок народа прирожденных мореходов обнаружил, что страдает морской болезнью, и первый же шторм обернулся для него сущей пыткой. Лишь через несколько дней желудок прекратил бунтовать, и Торстен смог пошатываясь передвигаться по палубе, так и норовившей предательски уйти из-под ног.
В королевстве Шинсар прибытию гвардейцев из далекой Гирской империи не обрадовались. Кидая на иноземцев грозные взгляды, стражники долго и придирчиво сверяли списки людей и оружия, пререкались о чем-то с септимом. Но сотник не обращал на их потуги никакого внимания. Местный король сам подписался под союзным договором, а мнение местного сброда гвардейца не интересовало ни в малейшей степени.
Когда сотня прибыла в укрепленный лагерь на краю джунглей, там уже вовсю обустраивались приплывавшие сюда раньше две тысячи легионеров и адепты стихий. Похоже, что у императора были большие планы, если он пригнал сюда такую прорву солдат и магов.
За первый месяц на чужом материке имперцы не предприняли ни одной вылазки вглубь джунглей, отправляя на разведку только адептов воздуха, и гвардейцы уже начали скучать. Как-то пробираясь среди палаток Торстен с удивлением увидел в центре лагеря хорошо знакомую фигуру. С руки крайне недовольного чем-то адепта сорвалась короткая молния, и норд расплылся в улыбке.
Еще не до конца веря в такое совпадение, Торстен направился к другу. Когда тот обернулся, последние сомнения исчезли — перед ним стоял Винстон. Норд с удивлением вглядывался в хорошо знакомое лицо. На первый взгляд юноша не слишком изменился с их последней встречи. Все те же взлохмаченные темные волосы, вся та же грустноватая улыбка, все то же плещущиеся в глазах упрямство. Никуда не исчез с щеки друга и шрам.
А вот дальше начинались различия. Когда Торстен завербовался в императорские легионы, Винстон еще был прикован к кровати, и норд теперь с удивлением разглядывал сутуловатую фигуру, при ходьбе припадающую на одну ногу. На фоне этого довольно забавно смотрелся гордо вздернутый подбородок. Да и в глазах когда-то открытого и добродушного юноши теперь читалась подозрительность и настороженность, словно он всегда был готов к новым ударам судьбы.
Но стоило адепту воздуха увидеть друга, как его лицо расплылось в такой знакомой и искренней улыбке, что Торстену на секунду показалось, что перед ним тот же самый Винснтон, с которым они вместе спешили на пирушку к Тидшу в то далекое и счастливое время...
Винстон привычно тараторил, а гвардеец просто улыбался, все еще не веря в удачу. Друг детства казался ему весточкой из другого мира — более светлого и доброго, где не по рукам норда не стекала чужая кровь, и не летели в спину бессильные проклятья.
Когда к ним подошел Кель, Торстен к своему удивлению почувствовал какую-то неловкость. Он очень ценил обоих друзей, но они казались ему выходцами из двух разных миров. Норд просто не представлял, как ему объяснить Винстону, через что они прошли вместе с Келем, и наоборот — как передать воспоминания о счастливом и беззаботном детстве выросшему в трущобах гвардейцу. Поэтому Торстен даже обрадовался, когда Кель ушел по своим делам, и повел мага к интенданту лагеря.
* * *
Настроение у Келя было хуже некуда. День не задался с самого начала. Невинная шутка, едва не обернулась серьезной ссорой с Риталом, а давно запланированная попытка сторговать у интенданта несколько кувшинов вина была на корню загублена септимом одной из легионерских сотен, некстати зашедшим на склад когда они уже почти ударили по рукам.
Заметив, что Торстен разговаривает с каким-то задохликом, Кель поспешил к ним, надеясь хоть на ком-то отыграться за плохое настроение. К его удивлению, норд общался с незнакомцем по-дружески, было заметно, что он безумно рад видеть этого юношу.
— Друг детства, не иначе, — мелькнула в голове у Келя злая мысль, и он с трудом не дал лицу скривиться от презрения. — И судя по татуировке, еще и адепт воздуха.
— Кель, — представился он и постарался посильнее сжать руку хлюпику. Незнакомец не подал виду, но гвардеец уловил, что он едва не скривился от боли, и довольно улыбнулся. Их взгляды встретились, и Кель с презрением разглядел во взоре мага самоуверенность, гордыню и упоение собственной силой и властью над стихией.
Этот Винстон ему сразу не понравился. Счастливое детство под неустанной опекой любящих родителей, спокойное и неторопливое постижение магических наук в своем уютном университете... Что он знает об окружающем мире кроме всяких глупостей почерпнутых из книг? Представляет ли что значит жить на улице? Задумывался ли об участи обычного солдата проливающего свою и чужую кровь за звонкую монету? Терял ли этот маг друзей? Убивал ли не сделавших ему ничего плохого людей только потому, что таков приказ? Бывал ли на волосок от смерти? Нет. А значит, не имеет права гордиться своей заемной силой, дарованной ему Великими Силами. И как Торстен с таким вообще сдружился?
— Ты из летунов? — Кель усмехнулся, с презрением рассматривая адепта воздуха.
— Ну, можно и так сказать. Но кого-нибудь поджарить молнией мне тоже труда не составит, — надменно ухмыльнулся Винстон.
— Ну естественно, — Кель с трудом удержался от того, чтобы совсем по-волчьи оскалить зубы, а его рука незаметно стиснула рукоять метательного ножа.
— Если успеешь, — мелькнула в голове злая мысль, и он с трудом разжал пальцы на шершавой и приятной на ощупь кожаной обмотке клинка.
— Ну ладно, вы тут воркуйте, а я пойду, — не удержался от шутки Кель и удалился, оставив Торстена разговаривать с надменным адептом. Ссориться с магом он не собирался. Зачем плодить лишних врагов, притом довольно опасных, если можно просто развернуться и уйти? Да и Торстена не хотелось обижать перепалкой.
Свободного времени было полно, и гвардеец не знал чем заняться. Задумчиво бродя среди палаток, он наткнулся на Тайми, замер как вкопанный и широко улыбнулся, придумав неплохую шутку специально для этого надутого мага.
В императорской армии хорошо знали и ценили мощь адептов стихий. Создавались целые отряды из боевых магов, готовых в любой миг обрушить на противника всю свою мощь. Кроме того в каждом легионе имелось и несколько штатных колдунов, не говоря уж об элитных частях.
По сравнению с другими гвардейцами бойцы Сплава могли рассчитывать на меньшую магическую поддержку, хотя и здесь в каждой сотне был не только целитель, но и свой боевой маг. К несказанному удивлению Келя, вскоре после того, как бывшие пехотинцы принесли клятву верности, в их отряд на это место прислали не матерого адепта, а волшебницу, не разменявшую и третий десяток лет.
Тайми была магом огня и стала полноправным служителем этой стихии не так уж давно. До перевода в гвардию они успела четыре года провести приписанной к одному из обычных легионов империи. Сильных боевых магов в странах союза Великих Сил было мало, и Гирская империя порой закрывала глаза на недостаток опыта, принимая на службу талантливых и перспективных адептов.
С виду волшебница казалась обычной хрупкой девушкой, а никак не боевым магом. На вкус Келя, красотой она особой не блистала. Слишком курносый нос, худощавое тело... Ничего особенного. А уж в рукопашной схватке ей и вовсе пришлось бы убегать даже от взбешенного индюка. Но как оказалось, владение оружием давно не считалось обязательным для боевого мага. Кель вспомнил спор, завязавшийся между волшебницей и Керитом.
— Ну и какой из тебя боевой маг? Да тебя же подзатыльником убить можно! — с иронией смотрел на раскрасневшуюся девушку октат.
— И что? Зато я магией сотню таких как ты уложу и не запыхаюсь, — не оставалась в долгу волшебница. — Зачем мне уметь вашими железяками ворочать?
— Ну-ну, а если на них будут защитные артефакты, — Керит достал висящий на шее амулет.
— Ну тогда запыхаюсь, — лучезарно улыбнулась Тайми.
— Ладно, допустим, — гвардеец усмехнулся бахвальству девушки и продолжил. — Но почему бы в довесок не научиться биться на мечах или хотя бы стрелять?
— Вот с арбалетом я как раз обращаться умею, но для адепта огня это все баловство! — она снисходительно улыбнулась. — Развивая тело, забываешь о разуме и наоборот. Хороший маг не будет умелым воином.
— Хм. А я вот знаком был с такими, — улыбнулся гвардеец, сверху вниз взирая на волшебницу
— Ну и дураки, — жестко обрубила она.— На все времени не хватит. Настоящим мастером и там и там не стать, так не лучше ли сосредоточиться на постижении магических тайн? Твои друзья достигли бы больших высот, занимайся только магией и оставь стальные игрушки тем, кто лишен дара. Ты их в бою видел?
— А то. Правда они там только колдовали, — припомнил Керит и задумчиво покачал головой.
— Вот! А я о чем! — обрадовалась Тайми. — Пока ты орудуешь мечом, то не сможешь сосредоточиться и достаточно быстро творить плетения. Это как колоть дрова, одновременно сочиняя поэму! Уверена — эти твои маги время от времени гремели железяками для удовольствия, а не потому, что считали это полезным для настоящих схваток!
— Ну ладно. А если у тебя закончатся магические силы, — пустил в ход последний аргумент октат.
— Тогда мне конец, — совершенно спокойным и серьезным голосом произнесла волшебница, посмотрев гвардейцу в глаза. — Когда тратишь последние крохи магической энергии, то и физически выматываешься не на шутку. Да и не спасло бы никакое воинское мастерство даже вкупе со свежестью.
— Это еще почему? — удивился Керит.
— Если противники мне по силам, то я с ними расправлюсь до того, как кончится магический резерв. Ну а слишком сильный враг — это либо другие маги, либо очень много обычных воинов. Без силы огня против них уже не устоять, будь ты хоть трижды мастер клинка.
