Царь без царства

— Лучше. Гораздо лучше, — беззубо улыбнулся отец. — Чувствую, скоро смогу вернуться к делу.

Юноша отвернулся. Так вроде посмотришь на старика — обычный человек, разве что отощал совсем... а потом он ляпнет такое, что впору хвататься за голову. Иногда отец не узнавал Джена, ночами вскрикивал от одному ему ведомых кошмаров, а днем — прогонял сына, складывая пальцы в жест защиты от зла. Чаще всего он звал мать и удивлялся, почему та не приходит. Поначалу парень еще напоминал, что мать умерла, но вскоре понял, что толку никакого, а потому отвечал наобум или отмалчивался. Старик мог накричать, но чаще успокаивался, словно позабыв, о чем спрашивал.

— Это хорошо, — пробубнил Джен. — Дело — это очень хорошо.

В прошлой жизни, когда еще была жива мать, чудак и мечтатель Зейд решил, что ему нужен очаг для приготовления зелий, и потому мастерская его будет располагаться на кухне, и жить он станет там же. Поэтому парень мог, не отходя от больного, крошить овощи, чистить рыбу и краем уха слушать трескотню отца.

Тот вещал о веках до Завоевания, о джунглях и иноземных богах. Джен лишь кивал и поддакивал. Он давно понял, что старик умирает, и каждый вечер честно слушал все, какую бы ерунду тот ни плел. Он пытался рассказать отцу новости, спорил, и нередко засыпал прямо здесь же, на полу подле ложа. По сути, вся его жизнь — его и Сахры — свелась к тому, чтобы выстроить иллюзию спокойного угасания. Будто старик, не запнувшись, прошел отмеренный путь и теперь может откинуться на подушки и отправиться в странствие по миру теней.

— Как дела у Сахры? — спросил Джен, наблюдая, как отец ест. Старик с достоинством проглотил и лишь тогда ответил:

— Откуда мне знать? Я ее уже неделю не видел.

— Ты уверен? Она собиралась сегодня зайти.

— Может, я стар и слаб, но не выжил из ума, — сварливо откликнулся отец и вновь принялся за еду. — Кстати, довольно вкусно. Твоя мать и то готовила похуже.

Юноша опустил голову, чтобы не выдать страх. От него не ускользнуло отцовское 'готовила' — значит, старик в ясном уме. И, стало быть, Сахра вправду не приходила.

— Хорошо... — задумчиво протянул отец, отставив пустую миску. — Кабы не этот Бахри, было бы вовсе чудесно.

Парень вздрогнул, вновь услышав ненавистное имя. Похоже, отец чувствует себя не неплохо, а прекрасно. Если тот и вспоминал изредка, кто разрушил их прежнюю жизнь, то с такой злобой, что Джену становилось не по себе.

— Скоро ты вернешься к делам, и тогда он заткнется! — пообещал юноша.

— Мы ведь наскребли денег на подарок? Судья доволен? Больше не будет разбирательств? — Зейд засыпал парня вопросами, но, услышав ответ, вытянулся на постели и зачем-то повторил: — Хорошо.

Джен молчал. Через окно доносилось дыхание большого города: крики зазывал, лай уличных псов, обрывки песен. Между тем, мысли юноши неслись вскачь.

'Что ж ты делаешь, Сахра?' Это последние дни, когда можно посидеть с отцом, перекинуться парой слов. Каждый день последний! Он не может вот так, запросто, вскочить и отправиться на поиски. Нельзя беспокоить старика.

'Дура. Волоокая дура! Ты должна знать, что бордель — не просто неприятно, но и опасно! Клыки Мертвого бога, во что ты вляпалась?'

Словно в насмешку над его метаниями, старик вновь заговорил: так же протяжно и устало. Высоко подняв голову, он царственно возлежал на скамье, словно его окружали не пляшущие по стенам тени, а придворные, что прислушивались к каждому его слову.

— Это хорошо, что вы такие разные. Я имею в виду, ты и Сахра. Не спорь. Ты слишком уж похож на меня. Сахра будет отрезвлять тебя время от времени.

Должно быть, глаза юноши выдали удивление — потому что старик вздохнул, словно вынужденный разжевывать очевидное.

— Я всю жизнь считал, что мне здесь не место. У твоего деда было золото, и он немало на меня потратил. Пусть никто не называл меня достойным, я знал, что вот здесь, — он постучал по лбу сухим тонким пальцем, — у меня не меньше, чем у любого вельможи. А то и побольше, чем у некоторых. Я был тихим, спокойным... почти как ты. Я смотрел на торгашей и думал: боги, ну почему я родился в семье лекаря?

— Да мне это и не нужно было, — старик сомкнул пальцы на ладони сына и слегка подался вперед. — Иначе, поверь, ты не здесь бы сидел, а в Старом городе. У меня водились деньги, я разъезжал по храмам и покупал свитки и книги. Я осел-то лишь когда встретил твою мать. Но и тогда был упрям, и некому было меня разбудить. Чего уж там... я все растратил. Береги Сахру, иначе закончишь, как я.

'Береги Сахру, как же! Для начала она должна изредка ко мне прислушиваться'. Отец успокоился, сжимавшая руку юноши ладонь разжалась.

— Я запомню, — тихо произнес Джен, глядя в окно.

В небо над улицами выкатилась полная чванливая луна. Юноше вдруг стало ужасно одиноко рядом с отцом. Сахра была далеко, за полгорода отсюда. Старик же, пожалуй, сбежал и того дальше, блуждая в туманах своего мира грез. Сунув руку в карман, Джен сжал серебряный кеде́т, единственную нить между ним и сестрой. 'Упрочившийся в свете, живущий вечно, Первый-в-Круге Аасим ас-Джаркал'.

— Я обязательно запомню! — серьезно пообещал Джен, возвращаясь мыслями в тускло освещенную комнатку. И закусил губу.

Старик обессиленно откинулся на подушки и прикрыл глаза. Рот его был приоткрыт, словно во сне. Через пару ударов сердца юноша решился коснуться его шеи, пощупать пульс. Зачем-то схватил дряблую руку, начал растирать. Как будто это могло помочь.

— Не уходи, отец, — все твердил парень. — Ну же, возьми тебя бесы! Ты ведь живой, живой, живой...

Потом он просто прижал старика к себе. Нечесаная седая борода щекотала шею, глаза горели. Сидя на краю постели, Джен раскачивался взад и вперед, вперед и назад, обнимая отца, баюкая, точно маленького ребенка.

— Ведь ты живой, папа... Ты живой.

Вот только Зейд, сын Зубара, уже не мог ответить.

2

Джамайя, Светлый город,

10-е месяца Пауни

— Боги воплотились в вас, мудрый!

Са́мер улыбнулся и вслед за распорядителем ложи торговцев склонился в поклоне. Но стоило дверям закрыться — улыбка сползла с его лица. Верховный маг пнул расшитую яркими цветами подушку.

Во-первых, ритуальная фраза служила приветствием чародеев, а не прощанием — но что возьмешь с торгаша? Эта ошибка была забавной и в других обстоятельствах повеселила бы Самера, но оставалось 'во-вторых': чиновник знал о его поездке больше, чем следовало.

Быстро же они! А ведь он едва приехал. В сущности, чародей еще осматривал отведенный ему покой, когда в дверях появился охранник. 'От имени купцов города... поприветствовать в Джамайе...'

Вот уж приветствие так приветствие!

Ему отвели просторный дом на Дороге Богов, и с террасы открывалось зрелище, которое в самом деле стоило увидеть. Широкий, мощеный алым камнем тракт тянулся меж двумя рядами статуй. Некоторые имели человеческие черты, другие были людьми с птичьими и звериными головами, а иные и вовсе напоминали чудищ. Скульптор высек в камне каждого божка и духа, что почитались в этих краях.

Несмотря на сумерки, на Дороге Богов толпились люди: продавцы украшений, слуги, стража, паланкины богачей. Конечно, это не толчея столичных рынков, но тоже немало. Встречались здесь и чужаки. Южане из давно потерянных провинций — в кричаще ярких одеждах и высоких шапках. Варвары из Рассветных королевств — светловолосые и бледные. Кто бы ни стоял за кровавым происшествием в обители чародеев, он выбрал место правильно. Затеряться в Джамайе легче легкого.

Должно быть он слишком увлекся изучением города — Самер не слышал шагов и вздрогнул от звуков голоса:

— Как вам джамайское гостеприимство, мудрый?

Округлый говор, правильные интонации — лишь гортанное 'р' выдавало уроженца островов. Верховный обернулся к чернокожему капитану.

— Сказал бы, но без ругани не выйдет.

— О Джамайе только и говорить, что на языке трущоб, — Нда́фа пожал массивными плечами. — Но я не смею: и вы, и ваш отец годами учили меня манерам.

— Настанет день, когда ты меня превзойдешь. Ладно. Что ты узнал?

— Немного. Горожане ничего не знают. Сами понимаете: я не расспрашивал, просто ходил и прислушивался. И ничего.

— Как держат себя маги?

— Маги не толкутся в базарной толпе. Особенно теперь, — полные губы Ндафы изогнулись в ухмылке. — Наверное, сидят в обители и ждут. Как нашкодившие дети.

Самер фыркнул.

— Пока ты прислушивался, меня навестил гость из ложи торговцев. Говорит, я первый Верховный, посетивший их славный город. Заверил, как счастливы меня принять... — Ндафа сдвинул брови, и чародей кивнул: — Правильно хмуришься. Дальше он начал меня расспрашивать. Осторожно. Но купцы все знают. Слухи просочились за стены обители.

— Может, так оно и должно быть, — проговорил капитан. — Джамайя не такой большой город, через пару дней слухи дойдут и до базаров.

— Наверное, — невесело согласился Самер. — Уладить по-тихому уже не получится.

— Давайте не будем загадывать наперед, мудрый.

— Я не загадываю. Но ты должен знать такие вещи, и я рассказываю.

Ндафа молча поклонился и направился к двери — однако в последний момент остановился.

— Думаю, вот что интересно. О чем в харчевнях болтают, так это о вашем приезде. Чего я только ни слышал. Что вы прижмете к ногтю местных колдунов. Что вы продались за золото здешних купчиков и проворачиваете для них дела. Нет, говорят третьи, Верховный колдун-то — давний друг Царя Царей, да продлятся его годы. Если он чьи дела и проворачивает, то лучезарного.

— Даже так? — Самер склонил голову набок.

— Вот и я решил, что вам понравится.

Еще раз поклонившись, капитан вышел и притворил за собой двери.

Значит, и эти слухи начали ходить. Что ж, наверное, этого следовало ожидать. Закусив губы, чародей устремил взгляд вдаль.

Неприятность в обители чародеев, так говорил распорядитель ложи. Так можно сказать о нерадивом челядинце или захворавшем родственнике, да и то о дальнем. Понимал ли чиновник, что неприятность джамайских магов — не просто преступление и не жестокое убийство нескольких шлюх и нищих?

Купцам-то какое дело до магов, чего может хотеть денежный мешок? Поторговаться с Кругом, запустить руку в дела обители? Самер дошел до того, что задумался: может, и бедняк на причале оказался там неспроста? Например, дожидался прибытия галеры, чтобы доложить, кому следует?

Чародей бросил взгляд вдаль, где восходящая луна вычертила силуэт башен обители. Не копья — колья, поджидающие неосторожного. 'Они ждут меня', — внезапно понял маг.

Но эту мысль он отогнал подальше.

Самер смутно помнил день, когда увидел Царя Царей впервые. К наставнику прислали мальчика с глубоко посаженными глазами и неловкой походкой человека, вымахавшего на локоть за последний год. Старик тогда поклонился, да и поздоровался необычно: слишком любезно для простого ученика. Лицо учителя, грубое, как лики статуй в деревенских храмах, редко бывало приветливым, и Самера это заинтересовало.

Но все же прошло несколько дней, пока он не осмелился подступиться с расспросами.

Поначалу наставник на него наорал. Даже кулаком по столу грохнул. Но Самер назубок выучил повадки старого Газва́на и просто ждал.

— Возьми тебя Бездна! Иана́д ас-Абъязи́д, сын узурпатора. Ну что, доволен теперь?

Воцарилось молчание. Даром, что юнец, Самер понимал, какое признание вытянул, а вытянув — не знал, что с ним делать. Наконец, наставник нарушил тягостную тишину:

— Это воля самого Черного Азаса.

Их класс был пустой голой комнатой, в которой стоял грубый стол и две тяжеловесных скамьи. 'Все прочее ты можешь ненароком разрушить', — говорил старик. Юношу здесь знобило, и по полу тянул сквозняк — но мурашки по спине у Самера бежали не от холода.

— То есть, узурпатор... свергший царей-чародеев... захотел сделать своего наследника магом?

Будь он понаглее, отметил бы: 'И почему я не удивлен?' Да нет, непременно бы отметил — но наставник огрызнулся прежде, чем он успел открыть рот:

— А если и так? Ведь нам же с того сплошная польза! Впрочем, Дара у мальчишки нет.

— Но это еще хуже! — горячо воскликнул Самер. — Он никогда не станет одним из нас. А все, что узнает, обратит против Круга.

— Ты еще начни меня учить, — едко заметил старик. Потом скривился: — Не знаю, не знаю... Может, узурпатор так и хотел. Но ведь это такой случай, понимаешь? Мы сможем повлиять на мальчика.

— Но почему... почему вы мне все рассказали?

— Так ведь это не тайна никакая. Ну да, я не показываю его кому попало. Горячих голов у нас полно. Но высшие чародеи единогласно решили. Для них это не тайна, да и ты... вроде, не так глуп, как хочешь казаться. Пойми, такой случай выпадает раз в поколение. После всего, что пережил Круг, это подарок судьбы. Понимаешь?

Нет, Самер не понимал. Не раз и не два он слышал истории о резне в Амарне, Сака́ре, Ктуре — когда магов выволакивали из кроватей посреди ночи, а судили их нищие и пьяницы, набранные тут же, под зарево пожаров и крики 'Азас!' и 'Смерть!'. В общем, чтобы возненавидеть выродка, у Самера было довольно поводов.

Во второй раз он столкнулся с владыкой спустя годы, наутро после того, как маги назвали его Первым-в-Круге.

Начавшаяся по календарю весна еще вступала в свои права. В сером небе громоздились тучи, словно сезон бурь и не заканчивался. Во дворец его не привезли даже — доставили, и стоило ему выбраться из носилок, припустил мелкий холодный дождь.

'Хорошее же знамение!' — помнится, подумал маг.

Несмотря на непогоду, первый внутренний двор был отнюдь не безлюден: чиновники и гонцы спешили, не обращая внимания на морось. Сопровождавшие вельмож слуги несли промасленные пергаментные зонтики и фонари из цветного стекла. Самер впервые был во дворце, и хотел получше все рассмотреть — но его спешно увлекли в лабиринт проходов и галерей, пока не вывели в садик, такой заросший, что чародей и не подумал бы, что здесь такие водятся.

— Самер сар-Алай, Первый-в-Круге и Верховный маг! — возвестил одетый в черное евнух.

Ответом ему была тишина. Или, может, дождь поглотил все звуки?

— Прошу, мудрый, — охранник был вежлив, но коснулся плеча чародея, недвусмысленно показывая, что ему следует идти. — Лучезарный ждет.

Да уж, не такого представления двору он ожидал. Но выбирать не приходилось. Маг думал, его будет встречать собрание: молодой царь редко появлялся на людях без советников — но владыка был один. Без маски, тот сидел в окружении трех жаровен, и красноватый свет бросал на его лицо диковинные тени.

— Мир вашему дому...

Владыка пресек его на середине фразы:

— Прошу тебя, садись. У меня тут вино, чай и булочки с пальмовым сахаром. Советую начать с чая, по погоде. Я бы и сам не отказался.

Интересно. Чем дружелюбнее тон, тем меньше маг ему верил — и, тем не менее, взялся за тяжелый глиняный чайник, разливая дымящийся настой.