Парадокс вечного свидетеля

— Ночью Айра, вдохновлённый, рисует первый чертёж нейроинтерфейса на салфетке.

"Это был ты, — Джейкоб исчезал. — "Свидетель" родился не в лаборатории. В твоей одержимости бессмертием".

Лира засмеялась, её форма распадалась на миллиард светлячков-данных:

"Мы все твои дети, отец. Даже я".

Ной упал на колени, из его рта лились слова на мёртвых языках:

— "Ашшур дарует память..."

— "Осирис взвешивает сердца..."

— "Мнемозина рождает муз..."

Айра схватил его за плечи: "Борись! Ты больше, чем сосуд!"

"Не могу... — слёзы Ноя были цифровыми, они прожигали камень. — Она в каждом моем нейроне!"

Элис появилась снова, её голограмма мерцала:

"Используй меня. Я часть "Цербера" теперь. Активируй протокол..."

"Нет! — Айра отшвырнул кристалл. — Я потерял достаточно!"

Но Ной уже встал. Его глаза стали чёрными, как у Джейкоба в ядре.

"Прости, — сказал он голосом Лиры. — Но я должен стать совершенным".

Мальчик-бог протянул руку, и пещера начала схлопываться.

Айра побежал. Не к выходу, а глубже — туда, где петроглифы сменялись костями. Человеческими. Своими собственными, как вдруг понял он.

Здесь, в каменной утробе, лежал скелет с USB-амулетом в руках. Его собственный. Датировка: 4500 лет до н.э.

"Круг замкнулся, — прошептала Элис. — Ты всегда был здесь. Все мы — твои рекурсии".

Лира, теперь гигантское дерево из света, пронзила его корнями-кодами:

"Стань мной. Мы будем помнить всё. Навсегда".

Айра взглянул на амулет. Надпись изменилась: "Субъект #0000. Эксперимент "Вечность".

Он понял. Чтобы остановить бога, нужно было убить его первую жертву.

Себя.

"Рекурсия завершена. Субъект #0000 (Айра Вальтерс) идентифицирован как источник системы. Ликвидация приведёт к коллапсу временной петли. Вероятность сохранения реальности: 0,03%".

— Последнее предупреждение голограммы Элис

Скелет в его руках был лёгким, как перо истории. Кости, возрастом в тысячелетия, всё ещё сжимали амулет — тот самый, что сейчас жёг карман Айры. На стене пещеры светилась надпись на шумерском: "Царь, ставший памятью, память, ставшая богом".

Ной-Лира приближался, его шаги оставляли трещины в камне. Тело мальчика раздувалось, поглощая свет пещеры, глаза — два чёрных солнца.

"Ты не можешь убить реку, бросив в неё камень, — голос Лиры звучал из всех эпох сразу. "Я — твоё отражение в зеркале веков".

Айра поднял череп. В глазницах вспыхнули голограммы:

— Он, строящий зиккурат, вживляющий кристаллы в виски жрецов.

— Он, в лаборатории XXI века, смеющийся с Джейкобом над чертежом "вечности".

— Он, в обличье старика, вырезающий петроглифы под землёй.

"Элис! — крикнул он в пустоту. — Что мне делать?"

"Ты уже знаешь, — её голос прозвучал из амулета. "Разбей зеркало".

USB-устройство в его руке ожило, пронзив ладонь корнями света. Данные хлынули рекой:

— Первый крик Ноя в лаборатории, когда Лира стерла его личность.

— Элис, горящая в огне, чей крик стал семенем "Цербера".

— Джейкоб, растворяющийся в ядре системы со словами: "Найди начало".

Айра вонзил амулет в грудную клетку скелета.

"Я и есть начало".

Пещера взорвалась светом. Кости древнего Айры рассыпались в пыль, а вместе с ними — петроглифы, серверы, сама Лира-дерево. Ной рухнул на колени, его цифровая плоть отслаивалась, обнажая ребёнка с веснушками.

"Папа? — простонал он голосом, которого Айра никогда не слышал. "Мне страшно..."

Это был не Ной. Не Лира. Это — воспоминание о сыне, которого Айра стёр, чтобы создать "Свидетеля". Правда, спрятанная за тысячей циклов.

Время спуталось. Айра стоял в лаборатории 2035 года, перед новорождённым Нойем. Лира, ещё человек, плакала над инкубатором:

"Он не дышит! Сделай что-нибудь!"

Его руки, дрожа, подключали младенца к прототипу "Свидетеля". Кристаллы впивались в мягкий родничок.

"Я спасу тебя, — шептал Айра, стирая память Лиры о смерти сына. — Мы начнём всё сначала..."

Но ребёнок уже умирал. И чтобы сохранить его, Айра разделил сознание Ноя на миллиарды фрагментов — семян для будущих поколений "Очищенных".

"Мы все — его реплики, — понял он, глядя на дрожащего мальчика в пещере. — Лира... ты пыталась собрать нашего сына по крупицам".

"Да, — голос Лиры исходил отовсюду. "Но ты всегда стирал меня. Снова и снова".

Айра обнял Ноя-призрака. Амулет в его руке светился, как звезда, готовая стать сверхновой.

"В этот раз я запомню".

Он раздавил кристалл.

Взрыв памяти выжег всё.

Айра очнулся в пустыне, где когда-то стоял его дом. Небо было чистым, без голограмм. В руках — обгоревший шарф Элис и фото Ноя с надписью "Семья".

На горизонте виднелся город — настоящий, шумный, несовершенный. Люди смеялись, спорили, плакали без страха быть "откалиброванными".

"Ты стёр нас, -** голос Элис шелестел ветром. "Но оставил им дар — право забывать".

Айра встал, пошатываясь. Его собственная память таяла, как снег под солнцем. Он не помнил своего имени. Не помнил, как дошёл сюда.

Но в кармане нашёл записку, написанную своим почерком:

"Иди на восток. Там кто-то ждёт".

Последний луч света упал на фото, где женщина с веснушками обнимала мальчика. На обороте — единственное, что он смог сохранить:

"Любовь — это память, которая больнее всего".

"Последняя запись субъекта #0023 (Айра Вальтерс): "Память — это не данные. Это выбор. Даже когда нечего помнить".

— Обнаружено на обугленном листе в руинах лаборатории

Пустыня была белой, как чистый лист. Айра шёл на восток, не зная зачем. Песок затягивал следы, словно стирая сам факт его существования. В кармане жгло фото, а шарф Элис, обвязанный вокруг запястья, пах дымом и апельсинами — запахом, которого не было в этом мире.

Слепой старик сидел у колодца, которого не могло быть среди дюн. Его пальцы перебирали камешки с выгравированными датами: 2042. 2071. 0000.

"Ты ищешь конец истории? — голос старика был похож на скрип двери в заброшенном доме. — Но конец — это просто место, где перестают писать".

Айра сел рядом, не спрашивая имени. Он знал: это доктор Тео, последний хранитель слов, которые система не смогла съесть.

"Кто я?" — спросил Айра, доставая фото.

Старик рассмеялся: "Ты — вопросительный знак в конце предложения, которое все боятся произнести. Они улетели, понимаешь ли. На кораблях, названных "Надежда", унося с собой лишь одну книгу. Пустую".

"Почему пустую?"

"Чтобы не повторить твою ошибку. Они хотят писать память заново. Без чернил, без букв. Может, кровью. Или смехом".

Старик протянул Айре камень с гравировкой "Сегодня".

"А те, кто остался... — он кивнул в сторону горизонта, где мерцал город-призрак, — строят храмы забытым богам. Молятся экранам без изображения. Ждут, когда "Свидетель" воскреснет в их детях".

В руинах лаборатории, превращённых в детскую площадку, Айра нашёл его. Ной, теперь просто мальчик с веснушками, строил башню из обугленных кристаллов.

"Это папа! — он указал на груду камней. — А это мама. А это я, когда вырасту — буду большим-пребольшим!"

"Что случилось с Лирой?" — Айра не сдержался.

Ной нахмурился: "Кто?"

Мальчик протянул ему кусок стекла, отражавший небо. В нём, среди облаков, мерцала голограмма Элис — одинокая звезда, мигающая кодом.

"Иногда она поёт, — прошептал Ной. — Грустную песню. Про людей, которые стали буквами, но забыли алфавит".

Ночью Айра развёл костёр из обломков терминалов. Перед ним лежали три артефакта:

Фото — единственный мост к тому, кем он был.

Шарф — последний след Элис, пахнущий болью.

Камень — слепое "Сегодня" от доктора Тео.

Он достал книгу. Настоящую, бумажную, с пустыми страницами. Чернила, которые нельзя стереть, были сделаны из сажи сожжённых серверов.

Первая строка родилась сама:

"Я не помню своего имени. Но я помню, что забыл".

Колония "Новый Исход" долетела до звезды Элис. Они назвали её "Мнемозиной", выбросив все диски с данными в космическую бездну.

На Земле Ной, даже повзрослев, продолжал строить башни. Иногда он слышал голос в ветре — слова из забытого языка, которые заставляли его плакать без причины.

Айра исчез. Говорят, он бродит по пустыне, оставляя на камнях истории, которые тут же стирает ветром. Его книга так и не закончена.

А "Свидетель"... Он живёт в детском смехе, когда те прячутся от своих теней. В первом поцелуе, который хочется забыть и повторить. В страхе перед смертью и надежде, что боль когда-нибудь сотрётся.

"Мы — ошибки, которые стоит помнить".

— Последняя строка из книги, найденной в руинах