Дп5. У всех разные игрушки.

— Спасибо, Хэл, — вежливый сенатор поблагодарил и генерала. — Примерно это я и хотел сказать.

— А теперь вернемся к масштабам, — Остин, кажется, и не собирался сдаваться. — Масштаб — это просто вопрос времени. Мы все прекрасно осведомлены, что нашими кузенами в Британии вот уже пятьсот лет правит не королева, не Парламент, не Кабинет, которые по сути не более, чем исполнители решений Тайного Совета королевы — господ, которых не выбирает народ, легитимность которого обеспечивается не Конституцией, а желанием монарха. И, тем не менее, этот Тайный Совет готовит, издает и контролирует выполнение государственных актов, часто ведает назначениями государственных чиновников, является высшей судебной инстанцией для всей Британской империи и многое-многое еще чего — то, что скрыто от обывателя. Господи Иисусе, я скажу больше — практически вся Европа погрязла в сетях разных Тайных Советов! И Канада! И Япония в недавнем прошлом. Только благодаря нам она смогла нормально демократизироваться. Россия — так та прямо так и называется: страна Советов. И хоть там они вполне официальны, они не подотчетны своим гражданам, что делает их абсолютно непрозрачными.

Остин остановился промочить пересохшее горло и его неожиданно поддержал сенатор:

— Единственная страна, избежавшая происков закулисных воротил — наша благословенная Америка, отвоевавшая это право в нескольких войнах за независимость. Америка, где все на виду, где журналисты повсюду суют свои длинные носы и общественность контролирует каждый чих в Конгрессе, Сенате и Белом доме. Америка в этом отношении куда прозрачнее любой другой страны. Здесь возникнуть какому-то заговору гораздо труднее, чем где-то еще. Тем более, заговора, ставящего своей целью контроль над миром. И это только справедливо, что нынешняя Америка стала тем, чем стала. Думаю, и Советы не станут рукоплескать таким заговорщикам. А, следовательно, шансов сделать что-то реальное у них не так уж много. Не так ли, Зак?

Мне показалось, что сенатор желает перевести разговор в привычное для себя русло восхваления "американской мечты", где он смог бы легко контролировать любые мнения, но мне не хотелось сворачивать с прежнего русла. Да и забавно было наблюдать за тем, как бывалые заговорщики убеждают друг друга в том, что их не существует.

— Меня радует, сенатор, ваш патриотизм. Так любить свою страну могут немногие. — Сенатор насмешливо смотрел на меня, не ожидая такой простой лести. — Ваши избиратели должны быть довольны. Но... Англия — особенная страна, сенатор. Нельзя отрицать, что именно она стала колыбелью современной демократии. В Англии, не в Америке, появился тот феномен, который принято называть "общественным мнением". Что плохого в том, что англичане предпочитают не отказываться от некоторых милых, сотню лет назад устаревших обычаев? Островитяне имеют право жить так, как им удобно. Оставим им этот забавный грешок. Если при этом они не станут поучать всех вокруг. А насчет прозрачности... Мы с Хэлом рассуждали именно о тайных заговорщиках. Которые не сидят в Конгрессе или Белом доме на публичных должностях, но о которых никто из журналистов и прочих активистов не знает. Догадывается — да, возможно, но не знает. О тех людях, которые в силу занимаемого в обществе положения и обладанию определенными ресурсами, могут по своему желанию направлять политику любой страны, не занимая при этом высоких административных постов. Для которых прозрачность — только лишь инструмент наведения тумана. Я вам так скажу — прозрачным становится только то, что может помочь одним заговорщикам свалить других. Уотергейт стоил Никсону места в Белом Доме, а недавняя история с полковником Нортом стоила президентского кресла мистеру Бушу.

"Иран-контрас" дорого обошлась республиканцам, а Серый постарался раздуть скандал гораздо шире, чем мог себе позволить избирательный штаб Джорджа Буша. Кандидату в Президенты от республиканской партии припомнили все: и недолгое нахождение на посту главы ЦРУ — как раз во время основных событий скандала, и откровенные провалы в борьбе с наркотиками, за которую он был ответственным перед страной и Президентом. Вспомнили даже темное прошлое его отца — Прескотта Буша, деятельно сотрудничавшего с Третьим Рейхом.

Ковбой громко засмеялся.

— Получили, сенатор?

— Я еще не закончил. Подскажите мне, чем закончилось дело BCCI, которое расследует мистер Керри? Ничем. Разве мог этот пакистанский банк создать сеть филиалов по всему миру без помощи определенных лиц? Я слышал, за спиной господина Абеди стоит саудовский принц, удивительным образом совмещающий банковскую деятельность с руководством разведкой. За какие-то пятнадцать лет этот банк расползся по полусотне стран. Если мне не изменяет память, то в прошлом году он был уже на седьмом месте в мире среди частных банков по размеру активов. И едва ли не открыто торгует наркотиками. Отмывание денег наркобаронов, финансирование Саддама, Норьеги, Доу, поддержка ближневосточных террористических организаций. Да тот же "Ирангейт" без него не обошелся. И все это происходило при прямом попустительстве Банка Англии, при снисходительном отношении американских властей и спецслужб. Меня не удивит, если однажды этот банк просто исчезнет, прихватив деньги вкладчиков.

— У меня такое впечатление, Зак, что вы знаете гораздо больше, чем пишут о том в газетах?

— Мы все здесь не читаем газет, Остин. Мы их издаем, не так ли?

Ковбой снова захохотал.

— Верно. И если мы их пишем, тогда то, что в них написано и становится действительностью для рядового избирателя. А пока все привыкают к этой вымышленной действительности, мы можем спокойно делать свои дела. Обычное бытовое мошенничество, в цивилизованных кругах это называется — бизнес.

— Но вы же не станете отрицать, что в демократической стране глобальному заговору возникнуть труднее, Зак? — Сенатор Тим все еще не желал слезать с любимого конька. — И если весь мир придет к истинной демократии, то для заговорщиков просто не останется места.

— Когда мы с вами рассуждаем о тайных заговорщиках, мы почему-то всегда имеем в виду прямое управление, — возразил я. — Но ведь можно управлять и непрямо. Когда федеральному правительству требовалось наказать какого-нибудь налетчика на банковские дилижансы на Диком Западе, оно не отряжало на его поимку тысячу федеральных маршалов. Оно просто выпускало тысячу листовок с указанием суммы вознаграждения за его голову. И за пятьсот долларов за ним охотились все крестьяне, индейцы и мексиканские бандиты. Немножко развить эту идею — и управлять можно всем, прямо никому ничего не приказывая. Достаточно навязать свое мнение через газеты, учебники, телевизор, и остальное люди сделают сами. В демократическом обществе это делается тайно и без излишней помпы, в тоталитарном — это точка зрения всем известна, официальна и потому более уязвима. Не так ли?

Чем больше я смотрю на американские и европейские демократические завоевания, тем больше прихожу к выводу, что провозглашение демократии — самый действенный способ контролировать народ, обманывать его и наживаться на его доверии. Даже не всегда нужна демократия — достаточно лишь ее задекларировать, как это сделано в Британии или Голландии. В королевствах или диктатурах иногда происходят революции, но при развитых демократиях просто не может быть революционеров, потому что для всех есть легальный способ прихода к власти. И если кого-то это не устраивает, если кто-то понимает иллюзорность предлагаемого пути — он мигом становится преступником, террористом и врагом общества. А с такими персонажами во все времена у всех демократических режимов способ борьбы один единственный, правильный и неотвратимый.

Вслух, разумеется, я этого говорить не стал. Не хватало еще стать парией в тех кругах, куда с таким трудом удалось пролезть.

— Господь знает, что не все решается правильными законами, сенатор! — Я продолжал рассуждать на заданную тему. — Президент в любой момент способен издать исполнительный приказ, обязательный к исполнению всеми органами власти, пусть даже и немножко противоречащий действующим законам. Да что там указ! Вы не хуже меня знаете, как принимаются американские законы. Вам, должно быть, известно, что каждый закон, получивший одобрение Президента, сопровождается небольшим дополнением — президентским заявлением, прямо указующим, как следует судам принимать и читать нормы нового закона, на что обратить внимание, а какие положения закона не использовать. Иногда такое заявление полностью переворачивает весь смысл новоиспеченной правовой нормы. Что это, как не способ преодоления законодательных препятствий? И что помешает заговорщикам протолкнуть своего человека в Овальный кабинет и издавать указы и заявления пачками? Я не вижу, чем ваше американское общество защищено от возможности быть использованным... энергичными людьми. Поэтому мне трудно судить, сенатор, о невозможности возникновения заговора в демократическом американском обществе. — Остин протянул мне стаканчик с холодным пивом и я быстро глотнул, пока кто-нибудь не перебил, но никто ничего не успел произнести. — Я еще не очень искушенный политик и знаток международных интриг, но уже вижу, что никаких препятствий кроме совести для заговорщиков не существует. Ни в Америке, ни в Англии. Возможно, в России всемогущий КГБ таких заговорщиков отлавливает и отправляет в сибирский ГУЛАГ, но и в этом я сомневаюсь — иначе мы бы никогда не услышали фамилию "Горбачев". Но вот ваше замечание о всемирной демократии абсолютно верно. Всемирной демократии незачем будет плодить заговорщиков. Ведь во главе нее они и встанут. Их главная и единственная цель — всемирная демократия.

Сенатор недовольно скривился, но в этом месте на берегу реки Русской было непринято поучать друг друга. Ведь все, кто здесь бывал — люди уже состоявшиеся, которым не требуются самозваные учителя.

— Здорово он вас уел, Тим, — хихикнул генерал. — Железный закон олигархии. Михельс еще восемьдесят лет назад сформулировал это правило о том, что любая форма социальной организации со временем вырождается в олигархию.

— Я бы дополнил его наблюдение тем, что происходит не вырождение, а, скорее, проявление олигархии, как на фотографии. Олигархия существует всегда, только на первых порах предпочитает действовать из тени, — добавил Остин. — Но, возвращаясь к нашим заговорщикам... мне вот подумалось, что в общем случае все зависит от того, какой смысл вкладывается в слово "заговор". Если речь идет о проталкивании закона, выгодного каким-нибудь определенным кругам вроде энергетических компаний или банков — разве это не заговор с целью надуть общественность? Им снижают налоги до символического уровня, дают послабления и отсрочки. Но разве общественность знает об этом? Разве Джейк из Юты, честно заплативший налоги, может подумать, что жирный кот с Уолл-стрит платит в десять раз меньше, потому что смог договориться с теми, кто составил с ним заговор? По-моему все, что делается без должного освещения перед общественностью, все, о чем гражданское общество узнает спустя годы — это все проявления каких-то заговоров. Но коль такие заговоры и сговоры есть среди энергетиков, производителей свинины и электроники, то почему бы не допустить существование чего-то большего, чего-то глобального, раскинувшегося на весь мир? И не обязательно всем заговорщикам знать, что они заговорщики. Любой из нас с вами может быть в числе используемых втемную. Все в рамках закона. Существующего и грядущего, который протолкнет другой человек, так же используемый втемную. Наверное, вообще стоит разграничить понятия "заговорщик" и "участник заговора".

— А в чем разница? — последнего пассажа не понял даже я.

— И тот и другой работают на реализацию каких-то целей, но первый знает о них, а второй нет. Если мой сосед по ранчо Макс предложит мне поучаствовать в каком-нибудь прибыльном бизнесе вроде поставок гуманитарки в Нигерию, я с радостью соглашусь, если увижу в нем живые деньги! Но знать не буду, что Макс использует мою курятину для вытеснения с рынка нигерийских производителей! Я просто поставляю его предприятию своих кур. А в глазах нигерийского негра я точно такой же негодяй как и Макс. Вот вы, Тим, к примеру, знаете цели деятельности председателя вашего сенатского комитета? Вы можете поручиться перед судом, что Сэм не является человеком Буша или Рокфеллера? И не занимается на своем посту проталкиванием законопроектов, выгодных только этим господам? Вряд ли. Но вы будете выполнять его поручения, искренне считая, что работаете на страну. И мало этого... Мне вдруг подумалось...

— Опять что-то заумное? — насмешливо поинтересовался Хэл.

— Нет, напротив, совершенно простое. То, что нет прямых улик о существовании глобального заговора, не позволяет говорить о его отсутствии. Это как... грибы. Если человек пошел в лес за ними и вернулся без грибов, он ответственно может заявить лишь о том, что не нашел грибов. Но ни в коем случае о том, что грибов нет.

— Сдаюсь! — сенатор поднял руки. — Вы меня убедили, что вокруг нас зреют десятки заговоров! Предлагаю не пускать дело на самотек, а пойти и сейчас же разоблачить всех негодяев! Кстати, о негодяях! Вы слышали, сегодня вечером на концертной площадке намечается отличный спектакль? Банкиры и дипломаты на Круглом поле ставят пьесу Олби. Режиссура — Збиг Бжезинский. В роли Марты — Джон Негропонте. Заявлены еще Бьюкеннен и Блумберг. Будет уморительно — вы же знаете Джона? Господи Иисусе, мне уже сейчас смешно!

Все, кроме меня — ведь я понятия не имел о том, кто такой мистер Негропонте, дружно закивали, и это было неудивительно. Почему-то так получалось, что во властных структурах оказывались люди, ходившие в одни и те же колледжи, читавшие лекции в одних и тех же университетах, знавшие друг друга еще по школьным проказам и почти всегда фамильярно называвшие друг друга по именам. Точно так же знали друг друга их отцы и деды. Кто-то гордился тем, что предки его прибыли в Америку на "Мэйфлауэр", кто-то присоединился позже. Семьи ветвились, множились, обзаводились новыми фамилиями, прирастали эмигрантами, но всегда оставались своеобразной кастой, члены которой стояли друг за друга несокрушимой скалой. И нет ничего удивительного в том, что Остин, Тим и Хэл знали Джона. Это я был здесь гостем, а они уже давно — одной большой сросшейся семьей.

— О! — воскликнул Хэл. — Тогда, должно быть, в роли мужа Марты — Кристофер Додд? Тогда и в самом деле должно быть очень весело.

— Вы читали программку? — подозрительно спросил сенатор. — Я думал, что это закрытая информация.

— Просто догадка. Я ведь аналитик, — оправдался генерал. — Мне по роду службы положено.

Я вертел головой от одного к другому и не мог понять, почему ожидается какое-то веселье?

— Наш европейский гость, кажется, не в курсе, — обратил на меня внимание Остин. — Ему трудно понять ваши надежды на веселый вечер.

— Правда? — просиял сенатор. — Зак, что же вы молчите? Я вам с радостью объясню, в чем соль затеи. Вы же знаете пьесу Олби "Кто боится Вирджинии Вулф?".