Золотой единорог

Дверь то открывалась, то закрывалась. Сытые и подвыпившие посетители без конца выходили на свежий воздух по разным надобностям. Одну, самую насущную, они справляли тут же, в переулке, где была специальная яма. Над ямой тучами вились мухи.

Дракончик принюхался к воздуху, который волнами выходил из таверны.

— Копченый окорок, жареные свиные колбаски, бекон, яичница со шкварками, сало, трюфели, ох, держите меня семеро! — заговорил он возбужденным дрожащим голоском. — Печеная картошка с горошком и травами. Караси в сметане!.. Мамочка, я сейчас слюной захлебнусь! Луадан поторопись!

— Ладно. — От запахов и у него стало сводить челюсти, и рот наполнился слюной. Пять дней эльф практически ничего не ел, погрыз только два сухарика и пил воду, да и то, большая часть этого оказалась за бортом.

Они вошли под темные своды таверны.

Половина столиков была занята. Туда-сюда сновали разносчики. Жар шел из кухни да такой, что казалось, там жерло вулкана выбрасывает фонтаны лавы. Гремела посуда, и главный повар распекал поварят за нерасторопность. Толстый обожравшийся рыбьих голов котяра сидел в углу и смотрел на всех одним глазом.

— Куда? — спросил Луадан.

— Двигайся вперед... так... правильно... лучше, конечно, место, откуда можно видеть все происходящее и чтобы спину прикрывала стенка...

— Зачем?

— Мало ли, — загадочно отозвался Додо.

— Ты мне не нравишься со своими намеками. Говори прямо! — потребовал Луадан. — Ты случайно ничем здесь не отличился до меня? Признайся!

— Я? Да как ты мог подумать! — Заморыш вцепился ему в волосы. — Чтобы я...

— Ты!

— В чем причина твоих подозрений?

— Интуиция.

— Честно, именно здесь я ничего не творил, — сказал Додо шепотом. — Поэтому и направил тебя сюда... Думаешь, я такой дурень, что жажду неприятностей?

Луадан огляделся, приметив столик, отвечавший требованиям дракончика.

— Надеюсь, нас отсюда не выкинут.

Разносчик с длинным носом давно приметив эльфа и приступил к делу сразу, как только тот уселся на скамейку.

— Чего изволите? — Согнувшись под углом сорок пять градусов, малый натянул на лицо ухмылку.

Додо выкатился из поставленного на скамью рюкзака и вскочил на столешницу. Разносчик отпрянул, точнее, выпрямился, изогнув брови вопросительным иероглифом.

— Мы изволим! — сказал дракон таким тоном, чтобы человек не думал сомневаться.

— Потише! — Луадан подергал его за хвост, одновременно оглядываясь. Лишнего внимания им двоим только и не доставало. За два столика к северу эльф как раз разглядел трех цвергов. Несколько увеличенные и более воинственные копии гномов угощались пивом и жаренными на вертелах поросятами. К счастью, Луадан и его странный приятель их пока не интересовали.

Додо выдернул хвост из пальцев эльфа.

— Итак, принесите нам жареных колбасок, жареной рыбы на ваш выбор, ветчины, две яичницы... соленых грибов и огурцов...

— А... — попытался было возразить Луадан, но дракончик махнул лапкой.

— Так же миску сметаны и запеченную в глине утку! — Додо уткнул руки в бока, почти свирепо поглядев на разносчика.

— Славная у вас зверюшка, — заметил тот, глядя на Луадан.

Тот покраснел и пожал плечами. Ему хотелось стать как можно меньше, чтобы не бросаться в глаза.

— Я не зверюшка! — взвился Додо. — Как вы смеете!

Дракончик явно намылился подраться, но эльф вовремя схватил его за хвост и притянул к себе, зажимая рот.

— Принести? — спросил человек, которого выкрутасы малявки только рассмешили.

— Да... обязательно... — поспешно кивнул Луадан.

— А что господа будут пить?

— Ыо!.. Ыо!.. — промычал из-под ладони эльфа дракончик.

— Что?

Как раз в этот момент один из цвергов, привлеченный загадочным шумом, обернулся. Посмотрел на Луадана, покрутил лихой ус, который вполне пришелся бы к лицу и кавалеристу.

— Вино! — выкрикнул дракончик, освободившись.

— Понятно. Значит, вино.

Луадан кивнул. Делать нечего.

— Что ты делаешь, а? Зачем это представление? — шикнул он на Додо, когда разносчик отчалил.

— Мое поруганное достоинство внезапно потребовало удовлетворения, — виновато улыбнулся малыш, теребя шляпу. — Знаешь, долгое время до встречи с тобой меня только и пинали, осыпая ругательствами.

Луадан смотрел на него, не мигая.

— Уверен, что я не продолжу эту славную традицию?

Додо сглотнул.

— Ну... у тебя глаза добрые... да? А иначе... иначе бы ты не стал мне помогать!.. И глаза добрые, и сердце!..

— Видимо, ты хочешь этим воспользоваться, чтобы совершать пакости.

— Нет!

Луадан почувствовал, что уже устал от этого надоеды, однако прогнать страдальца рука не поднималась. Однажды отец, человек, не слишком уважающий сантименты, назвал его "бесхребетником". Наверное, он был прав. А какое еще определение заслужил субъект, который во время перерыва на тренировке по мечному бою рыдает над бабочкой, у которой сломалось крыло?

Эльф вспомнил и покраснел снова. А дракончик рассуждал о светлых перспективах их дружбы и обещал свернуть горы. При этом маленький паршивец отплясывал на столешнице, не стесняясь, что на него смотрят.

Луадан сидел, подперев рукой голову, и тоже размышлял, но о вещах куда менее жизнерадостных.

Разносчик вернулся, а следом за ним потянулись и другие. Получилась целая процессия, и вскоре весь стол был без остатка покрыт большими и маленькими блюдами, тарелками и подносами. Луадан ошалело уставился на внезапное изобилие. Он и представить себе не мог, что заказ будет таким. На постоялом дворе его отца никто никогда столько не заказывал, к тому же подобное разнообразие в их глубинке мало кто мог себе позволить.

Разносчики управились быстро. Тот, что пришел первым и принял заказ, поклонился.

— Приятного аппетита! — Через секунду его не было.

— Ну-с... — Дракончик потер лапки. — Приступим!

— Неужто эта малявка все и сожрет? — громко спросил один из цвергов. Его приятели захохотали.

Вскоре смеялся весь зал, но Луадан даже не обратил на это внимания.

— Но сколько это будет стоить? — спросил он у дракончика. — Нет, надо вернуть!

— Луадан, ты сошел с ума, — отозвался Додо, атакуя лохматый по краях шмат ветчины. — Никто ничего возвращать не будет! Если не хочешь, я съем!

И, похоже, в этом можно было не сомневаться. Дракончик приступил к делу со всей серьезностью, и Луадан оставалось лишь гадать, хватит ли монет в его кошельке. Отец отдал ему все, что скопил за жизнь, но с наказом пустить в дело. А это разве дело? Вряд ли гнусная обжираловка входила в отцовские планы...

А Додо уплетал угощение за обе щеки. Непонятно было, где именно в его тщедушном тельце помещается проглоченное, но, судя по всему, отправить по этому адресу он мог и целого тура. Луадан посмотрел на живот Додо. Тот нисколько не увеличился.

"Судьба моя тяжкая", — подумал эльф, беря кусочек печеной утки и боязливо откусывая.

4

В то же самое время далеко-далеко от Дансина спящий волшебник ни с того ни с сего почувствовал зуд в левой ноздре. Не просыпаясь, Гренсивар, известный так же под именем Черный Лиходей, поднял руку и почесал нос. Зуд немного успокоился, но полностью не исчез, а затаился.

Гренсивару как раз снился сон. Его непобедимая армия закончила завоевание мира и готовится к торжественному параду, призванному потрясти и окончательно сломить волю покоренных народов. Черный Лиходей предвкушал невиданное удовольствие, однако даже во сне ему не дали увидеть осуществление своих планов... Если уж судьба не справедлива к кому-то, то почти никогда не щадит его чувств. Ей наплевать даже на благородные седины весьма немолодого уже мага... Короче, Гренсивар чихнул и проснулся, причем сила чиха заставила его буквально подлететь на своем ложе. Пыль в комнате, куда никто не заходил уже двести лет, поднялась клубами до самого потолка. Уставившись перед собой выпученными и ничего не понимающими глазами, Гренсивар решил сначала, что угодил утром на болото и вокруг туман. А потом снова чихнул — пыль нагло забралась ему в нос.

— Что же это за безобразие! — Черный Лиходей, стараясь дышать как можно меньше, потянулся к столику возле кровати. Там должен был быть колокольчик для вызова слуг.

Ага, вот он. Покрыт паутиной и пылью, но вполне в рабочем состоянии. Гренсивар чихнул еще трижды и принялся звонить. Делал он это до тех пор, пока язычок у колокольчика не отвалился.

Гренсивар удивленно посмотрел на бесполезную уже вещицу у себя в руке.

В прошлом он не раз укладывался в долгий сон, однако ни разу его пробуждение не было таким некомфортным. И где, скажите, пожалуйста, его верные гремлины? Разве это не они должны были разбудить его в положенное время?

Пыль успела, в основном, улечься. Черный Лиходей оглядел комнату. Запустение теперь бросалось в глаза — склеп, а не уютная спальня темного мага! За двести лет, вопреки традиции, здесь ни разу не делали уборку.

Гренсивар сердито отбросил колокольчик и попробовал повернуться. Тело, долгое время находившееся без движения, отозвалось болью в мышцах и костях.

— У!.. — Боль перехватила дыхание, чародей зажмурился, держась за колени. Отпустило не сразу. Черный Лиходей открыл глаза, почесал нос и крикнул: — Злюк! Злюк! Ты слышишь?

Это имя носил особо приближенный к чародею гремлин, веками службы доказавший хозяину верность. Гренсивар так привык видеть его рядом с собой, что, не найдя Злюка, совершенно растерялся. В мозгу Черного Лиходея, до сих пор не начавшем работать в полную силу, крутились многочисленные вопросы. В частности, какой год на дворе? Были подозрения, что Гренсивар проснулся не в положенный срок — скорее всего раньше. Но почему? Только из-за чиха?

— Ничего не понимаю! — Старик тряхнул головой, и с нее тут же осыпалось примерно полкило пыли. — Апчхи! Апчхи!

Могучее телесное сотрясение подбросило Гренсивара на матраце, он потерял равновесие и в тот же миг, не успев зацепиться, грохнулся на каменный пол. И хотя перед кроватью лежала шкура белого медведя, удар получился неслабый.

Потрясенный даже не этим, а самой вопиющей нелепостью происходящего, Гренсивар аж задохнулся от ярости. Перед его глазами поплыли красные круги и оранжевые спирали.

— Злюк! — завопил волшебник с пола. Одетый в длинную ночную рубаху (черную), со съехавшим набекрень колпаком (черным), Гренсивар походил не на зловещего колдуна, а на старого пьянчугу, скрученного убийственным похмельем. В молодости он бы и глазом не моргнул, проснувшись наутро с трескотней в голове и ломотой на всем пространстве туловища, однако возраст есть возраст. Лиходей — и это надо было признать — был уже не тот, что раньше.

— Злюк!!!

Сиплый и скрипучий голос Гренсивара оказался слишком слабым. Он с трудом долетал до двери в спальню и, конечно, не имел шансов эхом разлететься по замку. Последующие попытки ничуть не улучшили положения.

— Спокойно, старина, — сказал вслух Черный Лиходей, — мы и не из таких положений выбирались. Надо подумать.

Он занялся думанием, однако тут же понял, что пока не примет горячую ванну, не подкрепится и не выкурит трубку, сидя у камина, его мозги вряд ли будут способны на что-либо.

Гренсивар подождал и сделал попытку сесть. Кровь с неохотой разбегалась по телу, разогревая его и придавая гибкость и живость. С учетом преклонного возраста, разумеется. Пять тысяч лет все-таки не шутка.

Прошло несколько минут. Гренсивар упорно разминал свои ноги, уговаривая их приступить к своим обязанностям, и даже грозил магической карой в случае неповиновения. Наконец, пришел успех. Охая, кряхтя и стеная на все лады, Черный Лиходей начала подниматься. Его руки цеплялись за кровать, что было не очень удобно, но другого выхода он не видел. Выпрямившись, Гренсивар постоял, свирепо гипнотизируя взглядом посох, прислоненный к стене. По идее, его должен был подать ему гремлин, теперь же столь необходимая в хозяйстве вещь оказалась недоступна. Чародей сомневался, что мог бы дойти до него самостоятельно. На помощь пришло легкое заклинание телекинеза. Напрягать мозги для такой мелочевки не требовалось. Взлетев в воздухе, посох удачно попал старику в руки.

— Вот так. Уже что-то... — сказал Гренсивар.

Он доплелся до двери и стал толкать ее. Толкал минут пятнадцать, напрягая все свои немощи, пока с ужасом не вспомнил, что она закрыта на засов снаружи. Таков был обычный порядок: во время сна Злюк и другие гремлины тщательно следили за его безопасностью. Когда приходил срок, маленькие ушастые злыдни просто открывали засов и входили. Никому, в том числе Черному Лиходею, ни разу не пришло в голову, что может случиться форс-мажор, который нарушит отработанный сценарий. Однако вот случился.

Ударившись в массивную тяжелую дверь еще раз, чародей всхлипнул. До чего может довести старость! Раньше он одним лишь взглядом мог повергнуть ниц любое самое страшное чудовище и заставить служить себе. Раньше именем Черного Лиходея пугали непослушных детишек, а также непослушных взрослых — и не без оснований. А теперь? Теперь старая развалина Гренсивар не может выбраться из своей спальни.

— Злюк! — еще раз, не надеясь на успех, позвал Лиходей и приложил ухо к двери.

Он не мог отделаться от ощущений, что замок, в котором он сейчас находится, пуст. Как бочка из-под вина, которую гремлины вылизали до капельки. Это наводило на нехорошие подозрения. Неужели Злюк его предал? За все, так сказать, хорошее...

Мало-помалу мозги чародеевы приходили в норму. Слетала с них кусками сонная оболочка, наросшая за два последних века, и заклинания сами собой начинали кружиться перед глазами Гренсивара. "Ну, мы еще посмотрим, кто кого", — мысленно пообещал старик, отходя от двери. Отдалившись шагов на пять, Лиходей поднял обе руки, закрыл глаза и произнес заклинание. В молодости он пользовался им часто — если надо было разметать толпу стражников или троллей, или спихнуть с горной тропы карету с каким-нибудь королем и скинуть ее в пропасть. Суть формулы заключалась в сильном телекинетическом ударе, чье действие подобно стенобитному орудию.

Заклинание не подвело и на этом раз. Раздался треск, взвилась эпическими столбами пыль. Сорвавшись с петель, дверь выпала наружу. Грохот от ее падения разлетелся по явно пустому замку да усилился под высокими сводами так, что чародею пришлось закрыть уши ладонями. Долгое время ничего не было видно, однако и эта пыль, наконец, осела.

— Вот те на, — сказал Гренсивар, терзаемый подозрениями. — Это что такое значит?

Держась за косяк и опираясь на посох, он шагнул за дверь и очутился на торчащем над глубоким провалом куске каменной плиты, которая когда-то была полом коридора. Гренсивар не верил глазам. Двести лет назад замок стоял как новенький, если не считать мелких трещинок и некоторых незначительных шероховатостей в отделке. Самый настоящий зловещий замок лиходея! Классика! Всякий путник любовался им, даже самые отъявленные добрые рыцари, помешанные на борьбе со злом. А теперь замка не было. На его месте лежали руины, частью которых была чудом сохранившаяся и удерживаемая в прежнем положении спальня чародея. Вероятно, именно магия, которая окружала покои хозяина, не позволила ей рухнуть, но остальное превратилось просто в груду строительного лома. Погибло все: обширная библиотека, дорогие гобелены, антикварная мебель, любовно собираемая сотни лет, картины гениальных мастеров (подлинники), масса других вещей, имеющих ценность. А еще лаборатория, камера пыток и чучело последнего пятнистого дракона с Оплакских гор. Все!