Гарри Поттер и Кубок огня

Гарри был год от роду в ту ночь, когда Волдеморт — самый могущественный темный волшебник за столетие, волшебник, который неуклонно набирал силу в течение одиннадцати лет, — пришел в его дом и убил его отца и мать. Затем Волдеморт направил свою волшебную палочку на Гарри; он наложил проклятие, которое уничтожило многих взрослых ведьм и волшебников на его пути к власти — и, как ни странно, это не сработало. Вместо того, чтобы убить маленького мальчика, проклятие отразилось на Волдеморте. Гарри выжил, отделавшись лишь порезом в форме молнии на лбу, а Волдеморт превратился в нечто едва живое. Его силы иссякли, его жизнь почти угасла, Волдеморт бежал; ужас, в котором так долго жило тайное сообщество ведьм и волшебников, рассеялся, последователи Волдеморта распались, и Гарри Поттер стал знаменитым.

Для Гарри было достаточным потрясением узнать в свой одиннадцатый день рождения, что он волшебник; еще большим потрясением было то, что все в тайном волшебном мире знали его имя. Приехав в Хогвартс, Гарри обнаружил, что, куда бы он ни пошел, на него оборачиваются и перешептываются. Но теперь он к этому привык: в конце лета у него должен был начаться четвертый год обучения в Хогвартсе, и Гарри уже считал дни до возвращения в замок.

Но до его возвращения в школу оставалось еще две недели. Он снова безнадежно оглядел свою комнату, и его взгляд остановился на поздравительных открытках, которые двое его лучших друзей прислали ему в конце июля. Что бы они сказали, если бы Гарри написал им и рассказал о том, что у него болит шрам?

И тут же в его голове раздался голос Гермионы Грейнджер, пронзительный и полный паники.

— У тебя болит шрам? Гарри, это действительно серьезно. ...Напиши профессору Дамблдору! А я пойду проверю распространенные магические недуги. ...Может быть, там есть что-то о шрамах от проклятий. . . .

Да, это был бы совет Гермионы: пойти прямиком к директору Хогвартса, а тем временем заглянуть в книгу. Гарри уставился в окно на чернильно-сине-черное небо. Он очень сомневался, что книга сможет ему сейчас помочь. Насколько ему было известно, он был единственным живым человеком, пережившим проклятие, подобное проклятию Волдеморта; поэтому было крайне маловероятно, что он обнаружит свои симптомы, перечисленные в разделе "Общие магические недуги". Что касается информирования директора, то Гарри понятия не имел, куда Дамблдор ездил во время летних каникул. На мгновение он позабавился, представив Дамблдора с его длинной серебристой бородой, в длинной мантии волшебника и остроконечной шляпе, растянувшегося где-нибудь на пляже и втирающего лосьон для загара в свой длинный крючковатый нос. Однако, где бы ни был Дамблдор, Гарри был уверен, что Хедвиг сможет его найти; сова Гарри еще ни разу не доставляла никому письма, даже без указания адреса. Но что бы он написал?

Дорогой профессор Дамблдор, извините, что беспокою вас, но сегодня утром у меня разболелся шрам. Искренне ваш, Гарри Поттер.

Даже в его голове эти слова прозвучали глупо.

И тогда он попытался представить реакцию другого своего лучшего друга, Рона Уизли, и через мгновение рыжие волосы и длинноносое веснушчатое лицо Рона, казалось, проплыли перед Гарри с озадаченным выражением.

— Твой шрам болит? Но. ...но Сам-Знаешь-Кто не может быть сейчас рядом с тобой, не так ли? Я имею в виду. ...ты бы знал, не так ли? Он бы снова попытался тебя прикончить, не так ли? Я не знаю, Гарри, может быть, шрамы от проклятий всегда немного ноют. ...Я спрошу папу....

Мистер Уизли был высококвалифицированным волшебником, работавшим в Отделе неправильного использования маггловских артефактов Министерства магии, но, насколько знал Гарри, у него не было особых знаний в области проклятий. В любом случае, Гарри не нравилась мысль о том, что вся семья Уизли узнает, что он, Гарри, нервничает из-за минутной боли. Миссис Уизли будет волноваться еще больше, чем Гермиона, а Фред и Джордж, шестнадцатилетние братья-близнецы Рона, могут подумать, что у Гарри сдают нервы. Уизли были самой любимой семьей Гарри на свете; он надеялся, что они могут пригласить его погостить в любой момент (Рон упоминал что-то о Чемпионате мира по квиддичу), и ему почему-то не хотелось, чтобы его визит сопровождался тревожными расспросами о шраме.

Гарри потер лоб костяшками пальцев. Чего он действительно хотел (и ему было почти стыдно признаться в этом самому себе), так это кого-то похожего... кого-то похожего на родителя: взрослого волшебника, у которого он мог бы спросить совета, не чувствуя себя глупцом, кого-то, кто заботился бы о нем, у кого был бы опыт работы с Темной магией. . . .

И тогда к нему пришло решение. Это было так просто и так очевидно, что он не мог поверить, что на это ушло так много времени — Сириус.

Гарри вскочил с кровати, быстро пересек комнату и сел за свой стол; он придвинул к себе лист пергамента, обмакнул орлиное перо в чернила, написал "Дорогой Сириус", затем остановился, размышляя, как лучше сформулировать свою проблему, все еще удивляясь тому факту, что он не написал "Дорогой Сириус". Он не сразу подумал о Сириусе. Но тогда, возможно, это было не так уж удивительно — в конце концов, он узнал, что Сириус был его крестным отцом, всего два месяца назад.

Полное отсутствие Сириуса в жизни Гарри до этого момента объяснялось простой причиной — Сириус находился в Азкабане, ужасающей тюрьме для волшебников, охраняемой существами, называемыми дементорами, незрячими, высасывающими душу демонами, которые пришли искать Сириуса в Хогвартсе, когда он сбежал. И все же Сириус был невиновен — убийства, за которые его осудили, были совершены Червехвостом, сторонником Волдеморта, которого почти все теперь считали мертвым. Однако Гарри, Рон и Гермиона знали обратное; они встретились лицом к лицу с Червехвостом только в прошлом году, хотя только профессор Дамблдор поверил их истории.

В течение одного восхитительного часа Гарри верил, что наконец-то покидает Дурслей, потому что Сириус предложил ему дом, как только его имя будет восстановлено. Но этот шанс был упущен — Червехвост сбежал прежде, чем его успели доставить в Министерство магии, и Сириусу пришлось спасаться бегством, спасая свою жизнь. Гарри помог ему сбежать на спине гиппогрифа по имени Клювокрыл, и с тех пор Сириус был в бегах. Дом, который мог бы быть у Гарри, если бы Червехвост не сбежал, преследовал его все лето. Возвращаться к Дурслям было вдвойне тяжело, зная, что он едва не сбежал от них навсегда.

Тем не менее, Сириус оказал Гарри некоторую помощь, даже если не мог быть с ним рядом. Именно благодаря Сириусу все школьные вещи Гарри теперь были у него в спальне. Дурсли никогда раньше этого не допускали; их общее желание сделать Гарри как можно более несчастным вкупе со страхом перед его способностями заставляли их каждое лето запирать его школьный сундук в шкафу под лестницей. Но их отношение изменилось с тех пор, как они узнали, что крестным отцом Гарри был опасный убийца, потому что Гарри, к их счастью, забыл сказать им, что Сириус невиновен.

Гарри получил два письма от Сириуса с тех пор, как вернулся на Бирючиновую улицу. Оба были доставлены не совами (как это обычно бывает у волшебников), а большими, ярко раскрашенными тропическими птицами. Букля не одобряла этих кричащих незваных гостей; она с большой неохотой позволяла им пить из своего лотка с водой, прежде чем снова улететь. Гарри, с другой стороны, они нравились; они напоминали ему о пальмах и белом песке, и он надеялся, что, где бы ни был Сириус (Сириус никогда не говорил об этом, на случай, если письма будут перехвачены), ему там хорошо. Гарри почему-то с трудом представлял, как дементоры могут долго выживать при ярком солнечном свете; возможно, именно поэтому Сириус отправился на юг. Письма Сириуса, которые теперь были спрятаны под очень полезной расшатанной половицей под кроватью Гарри, звучали бодро, и в обоих из них он напоминал Гарри, чтобы тот заходил к нему, если когда-нибудь понадобится. Что ж, сейчас ему это было нужно, все в порядке. . . .

"Дорогой Сириус,

Спасибо за твое последнее письмо. Эта птица была огромной, она с трудом пролезла в мое окно.

Здесь все как обычно. У Дадли не все в порядке с питанием. Вчера моя тетя обнаружила, что он тайком проносит пончики в свою комнату. Они сказали ему, что им придется урезать его карманные расходы, если он продолжит это делать, так что он очень разозлился и выбросил свою PlayStation из окна. Это такая компьютерная штука, на которой можно играть в игры. Немного глупо на самом деле, теперь у него даже нет третьей части "Мега-увечья", чтобы отвлечься от всего этого.

Я в порядке, в основном потому, что Дурсли боятся, что ты можешь появиться и превратить их всех в летучих мышей, если я тебя попрошу.

Сегодня утром произошла странная вещь. Мой шрам снова разболелся. В прошлый раз это случилось из-за того, что Волдеморт был в Хогвартсе. Но я не думаю, что он сейчас может быть где-то рядом со мной, не так ли? Ты не знаешь, болят ли шрамы от проклятия спустя годы?

Я отправлю это с Хедвиг, когда она вернется; она сейчас на охоте. Передай от меня привет Клювокрылу.

Гарри"

"Да, — подумал Гарри, — это выглядит неплохо". Не было смысла рассказывать этот сон, он не хотел, чтобы это выглядело так, будто он слишком волнуется. Он сложил пергамент и отложил его в сторону на своем столе, чтобы дождаться возвращения Хедвиг. Затем он встал на ноги, потянулся и снова открыл шкаф. Не глядя на свое отражение, он начал одеваться, прежде чем спуститься к завтраку.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ПРИГЛАШЕНИЕ

К тому времени, как Гарри появился на кухне, трое Дурслей уже сидели за столом. Никто из них не поднял глаз, когда он вошел или сел. Большое красное лицо дяди Вернона было скрыто за утренним выпуском "Дейли мейл", а тетя Петуния разрезала грейпфрут на четвертинки, поджав губы и обнажив лошадиные зубы.

Дадли выглядел сердитым и угрюмым и, казалось, занимал даже больше места, чем обычно. Это о чем-то говорило, поскольку он всегда занимал целую половину квадратного стола в одиночестве. Когда тетя Петуния положила на тарелку Дадли четвертинку несладкого грейпфрута с дрожащим

— Вот и ты, Дидди, дорогой, — Дадли сердито посмотрел на нее. Его жизнь приняла самый неприятный оборот с тех пор, как он вернулся домой на лето со своим отчетом по итогам года.

Дядя Вернон и тетя Петуния, как обычно, находили оправдания его плохим отметкам: тетя Петуния всегда настаивала на том, что Дадли был очень одаренным мальчиком, но учителя его не понимали, в то время как дядя Вернон утверждал, что "он все равно не хотел иметь сыном какого-то занудного мальчишку из Нэнси". Они также проигнорировали обвинения в травле, содержащиеся в отчете: "Он шумный маленький мальчик, но он и мухи не обидит!" Со слезами на глазах сказала тетя Петуния.

Однако в конце отчета было несколько тщательно подобранных замечаний школьной медсестры, которые даже дядя Вернон и тетя Петуния не смогли объяснить. Сколько бы тетя Петуния ни причитала, что Дадли ширококостный, и что его вес просто щенячий, и что он растущий мальчик, которому нужно много еды, факт оставался фактом: у школьных продавцов больше не было бриджей, которые были бы ему по размеру. Школьная медсестра заметила то, чего глаза тети Петунии, такие зоркие, когда дело касалось отпечатков пальцев на блестящих стенах и наблюдения за приходами и уходами соседей, просто отказывались замечать: Дадли не только не нуждался в дополнительном питании, но и достиг размеров и веса молодой косатки.

Итак, после многочисленных истерик, после споров, от которых сотрясался пол в спальне Гарри, и обильных слез тети Петунии, начался новый режим. Диетический лист, присланный школьной медсестрой из Смелтингса, был прикреплен скотчем к холодильнику, из которого исчезли все любимые блюда Дадли — газированные напитки и пирожные, шоколадные батончики и бургеры — и вместо них были фрукты, овощи и все то, что дядя Вернон называл "едой для кроликов"." Чтобы успокоить Дадли, тетя Петуния настояла, чтобы вся семья тоже придерживалась диеты. Теперь она протянула Гарри четвертинку грейпфрута. Он заметил, что она была намного меньше, чем у Дадли. Тетя Петуния, похоже, считала, что лучший способ поддержать моральный дух Дадли — это убедиться, что он, по крайней мере, съедает больше, чем Гарри.

Но тетя Петуния не знала, что было спрятано под откинутой половицей наверху. Она понятия не имела, что Гарри совсем не соблюдал диету. Как только до Гарри дошел слух о том, что ему придется пережить лето на морковных палочках, он отправил Хедвиг к своим друзьям с мольбами о помощи, и они великолепно справились с этой задачей. Хедвиг вернулась из дома Гермионы с большой коробкой, доверху набитой закусками без сахара. (Родители Гермионы были дантистами.) Хагрид, лесничий Хогвартса, принес целый мешок пирогов собственного приготовления. (Гарри к ним не притронулся, у него был слишком большой опыт в приготовлении Хагридовой пищи.) Миссис Уизли, однако, прислала семейную сову Эррола с огромным фруктовым пирогом и различными мясными пирогами. Бедному Эрролу, пожилому и слабому, потребовалось целых пять дней, чтобы прийти в себя после путешествия. А потом, на день рождения Гарри (который Дурсли полностью проигнорировали), он получил четыре великолепных праздничных торта, по одному от Рона, Гермионы, Хагрида и Сириуса. У Гарри еще оставалось два из них, и поэтому, предвкушая настоящий завтрак, когда он вернется наверх, он безропотно съел свой грейпфрут.

Дядя Вернон отложил газету, неодобрительно фыркнув, и посмотрел на свою четвертинку грейпфрута.

— Это все? — сердито спросил он тетю Петунию.

Тетя Петуния строго посмотрела на него, а затем многозначительно кивнула Дадли, который уже доел свою четвертинку грейпфрута и смотрел на Гарри своими маленькими поросячьими глазками с очень кислым выражением.

Дядя Вернон глубоко вздохнул, отчего его пышные усы взъерошились, и взялся за ложку.

В дверь позвонили. Дядя Вернон тяжело поднялся со стула и направился по коридору. Быстро, как молния, пока его мать возилась с чайником, Дадли украл у дяди Вернона остатки грейпфрута.

Гарри услышал разговор за дверью, чей-то смех и отрывистый ответ дяди Вернона. Затем входная дверь закрылась, и из прихожей донесся звук рвущейся бумаги.

Тетя Петуния поставила чайник на стол и с любопытством огляделась по сторонам, чтобы посмотреть, куда подевался дядя Вернон. Ей не пришлось долго ждать, чтобы выяснить это; примерно через минуту он вернулся. Он был в ярости.

— Ты, — рявкнул он на Гарри. — В гостиную. Сейчас.

Сбитый с толку, гадая, что же, блин, он мог натворить на этот раз, Гарри встал и последовал за дядей Верноном из кухни в соседнюю комнату. Дядя Вернон резко захлопнул за ними дверь.

"Итак", — сказал он, подходя к камину и поворачиваясь лицом к Гарри, как будто собирался объявить его арестованным. "Итак".

Гарри очень хотелось спросить: "Ну и что?", но он не считал, что стоит испытывать характер дяди Вернона в такую рань, особенно когда тот и так был в сильном напряжении из-за недостатка еды. Поэтому он ограничился тем, что изобразил вежливое недоумение.