Постепенно высвобождаясь из сковывавших её цепей длительного стресса, Нина знакомилась с соседями, потихоньку открывая для себя замкнутый мирок барака. С первым этажом она, естественно, не общалась. Больше всего в знакомстве с соседями ей помогали дети: общаясь со своими друзьями по группе няни Галюшки, в лёгкой болтовне они делились потом с матерью информацией и об их родителях, и Нина робко начинала расширять круг общения. Особенно старался Санька, болтавший о своих друзьях и их родителях, да и о делах внутри барачного сообщества.

Не отставала и Анютка.

— Мам, здесь у всех кошки есть! — убеждённо рассказывала она. — А почему у нас кисы нет? Давай возьмём! В другом коридоре, у Хворостовых, кошка с котятами. Они уже взрослые. Пять штук было! И только два котика осталось! Мам! Тётя Хворостова сказала, что тебя подождёт, когда скажешь, что берёшь, а потом раздаст кому-то другому. Мам!

— Вот разберёмся с обстановкой в комнате, — пообещала Нина, — да как придумаем для котёнка своё местечко здесь — так и возьмём. Договорились?

— А вдруг этих двух уже заберут? — проворчала Анютка.

Про себя Нина решила, что котёнка брать не будет. И так — беспокойства выше головы. Но, задетая дочкиными словами "у всех есть", невольно стала приглядываться к представителям кошачьего племени в бараке. И испытала глубокое изумление, когда поняла: Анютка-то права. Здесь в каждой комнате проживали коты и кошки! А порой и в количестве двух-трёх голов!

А потом, дня через три после разговора с Анюткой, к ней подошла Марья Егоровна и небрежно поинтересовалась:

— Котята вам не нужны? А то у Хворостовых последние двое остались. И у тебя детишек-то двое. Неплохо бы — для них-то...

Слегка ошарашенная, Нина всё же кивнула:

— Дня через два, ладно? Купим лоток — и...

— Да разве ж оно обязательно... — пробормотала Марья Егоровна и, вздохнув, вышла из комнаты Нины.

Следя за тем, как медленно закрывается дверь, Нина вдруг подумала, как странно прозвучала последняя реплика управдома. В интонациях женщины отчётливо слышалось недовольство. Но оно, скорее, относилось к самой Марье Егоровне. Та сердилась не на Нину (да и за что бы?). Она еле удерживалась от злости на себя. Будто и хотела рассказать новосёлке что-то необходимое для жизни в бараке, но так и не решилась. И это выглядело странно: про себя Нина давно утвердилась в мысли, что управдом — дама пробивная и жёсткая. Что, если надо, танком попрёт, но своего добьётся. Да и сказанёт напрямую, если решит, что необходимо.

Хм. Что же ещё, как минимум — странного и опасного, происходит в бараке? Ну, кроме полуночных прогулок по коридорам того психа...

Пока Нина поняла только одно: ей не говорят чего-то напрямую, думая, что она не поверит. Но... ведь это опасно — не знать...

Размышляя об этой странности, Нина вспомнила о котятах, на приобретении которых настаивала Марья Егоровна, и озадачилась ещё больше: а котята-то каким боком к неведомой опасности? Или управдомша переживает, что котята останутся неприкаянными? В смысле — Марья Егоровна всего лишь помогает тем самым Хворостовым? А она, Нина, начинает придумывать больше того, что надо бы?

Минут пять поломав голову над новой барачной тайной, Нина принялась мыть посуду, что всегда её успокаивало, даже если мыть её сейчас приходилось в отдельном тазике — сначала в воде, пенной из-за моющего средства, а потом споласкивать — бренча носиком рукомойника.

Но твёрдо решила: несмотря на все заморочки, одного котёнка она возьмёт. Хотя бы на радость детям. А в мыслях занозой засело: обычно-то и берут одного. Почему же Марья Егоровна настоятельно рекомендует взять двух котят? И снова вспоминала подсмотренное: ни одной комнаты, кажется, в которой была бы только одна кошка. Везде от двух и больше. Всё-таки... странно.

Правда, приходила Марья Егоровна с вопросом о пристройстве котят после обеда, так что мытьё посуды успокоило Нину, как она и хотела. А поскольку помнила о том, что через несколько минут надо сесть перед ноутбуком и продолжить работу, она затем и забыла о странном всеобщем увлечении кошками в бараке.

К вечеру Нина закрыла ноут и принялась за приготовление ужина. Ещё через полчаса няня Галюшка привела детей и сердечно распрощалась с ними и Ниной до утра.

Всё как обычно. И дети привычно погремели носиком рукомойника, пока мама заранее разливала горячий чай, чтобы остыл, а потом оба бросились к своим спальным местам, чтобы полюбоваться на любимые тайники, превращённые в сундуки с детскими сокровищами.

Ужин.

Потом — час игр. Игр странных, потому что пока она бегала к коридорному крану за водой, Санька успел залезть на шифоньер и спрятался там, наверху. Анютка же радостно залезла в недра того же шифоньера и нетерпеливо (постукивая в стенки) ждала, когда мама обнаружит, что дочка куда-то девалась.

Час телевизора. Мультики перед сном.

Уложив детей, по новой традиции Нина присела у их изголовья (на кушетке и кроватке спали голова к голове) и принялась читать им сказки Пушкина.

Завтра — будний день. Почти машинально читая звонкие строки стихотворных сказок, Нина мысленно намечала себе примерный фронт будущих работ, одновременно следя за детьми.

Первой уснула Анютка. Нина давно заметила, что негромко произносимые ритмичные слова действуют на дочку усыпляюще.

А вот Санька сегодня беспокойный: то и дело вертится на своей кушетке, из-за чего спальное ложе, хоть и крепкое, но ведь старое, постоянно поскрипывает... Пару раз, отрешившись от мыслей о завтрашней работе, Нина замечала, что сынишка лежит с открытыми глазами и будто прислушивается к чему-то. Причём у Нины появлялось отчётливое впечатление, что вслушивается Санька не в её голос...

Соседи за тонкими стенами говорят негромко. Телевизоры с обеих сторон работают тоже приглушённо. Нина знала — почему. В комнате общего коридора телевизор смотрит только жена Анатолия — сосед из "первой" комнаты, как и его жена Лиза, просил называть его по имени: разница в возрасте с Ниной небольшая. А в комнате слева, у Ларки, дети тоже уложены спать — школьники же, в начальную бегают — то ли в первый класс, то ли во второй. Вот и кладут мальчиков спать пораньше, в половине десятого. Отчего у них телевизор бубнит еле-еле.

Так к чему же прислушивается Санька?

Она даже прервала чтение и на цыпочках подошла к входной двери. Прислушалась сама. Пожала плечами. Вернулась.

— Мам, что там, а? — прошептал Санька, почему-то встревоженно ожидавший её возвращения — аж приподнявшись на локте.

— Тихо, — снова пожала она плечами, усаживаясь в изголовье обоих.

Санька ещё как-то странно заглянул ей в глаза, будто проверяя: а вдруг врёт?

Тогда, успокаивая его, она добавила:

— В коридоре вообще никого...

— Вообще? — даже удивился сынишка. И замолчал, лёг на спину, хлопая глазами на тёмный потолок. А через минуты маминого чтения вполголоса всё-таки закрыл глаза.

Мимоходом Нина пожалела, что не спросила у Саньки, кого слышал (или слушал?) он. Если слушал.

В паузах прислушиваясь к дыханию Санечки, Нина уже шёпотом дочитывала последнюю на сегодня страницу "Сказки о царе Салтане".

Перед тем как лечь спать самой, взглянула на часы. Около десяти вечера. Убрала сказки на нижние полки старенькой этажерки, тоже притащенной с общего балкона, воткнула ночник-кувшинку в розетку и выключила торшер.

С момента появления в их комнате ночник в форме кувшинки оказался огромным подспорьем: Санька по ночам спокойно вставал с кушетки, чтобы выйти в кухню. Там забирался на низкий табурет, загодя поставленный плотно к стене, и включал верхний тусклый свет. Справив нужду, возвращался к кушетке.

Нина всегда просыпалась, когда сынишка вставал. Но не поднималась, потому что сына раздражало: "Мама, ты со мной, как с маленьким! А я уже и сам всё могу!" Лежала она смирно, словно и впрямь спала. Но засыпала снова только со скрипом кушетки, на которую укладывался Санька.

Походы сына к "поганому" ведру становились всё более редкими. И, если сначала Нина задумывалась сводить Санечку к врачу, чтобы ему прописали успокоительные, то постепенно приходила к выводу, что нервные позывы сына, а значит — и его психика, неспешно, может даже — незаметно, но приходят в норму. Да ещё родители говаривали: "Нечего ребёнка травить химией". В чём-то Нина была несогласна с ними, но считала, что эгоистична в том. И всё же... Ведь не им просыпаться пять-шесть раз за ночь в тревоге и следить за сыном.

Сейчас она, лёжа под холодным пока что одеялом, испытывала некоторое противоречие: Санечка, насколько она заметила, первый раз просыпается сразу, как только она уснёт. Так что... стараться заснуть сразу — или выждать? А вдруг он и так проснётся? Пока она не заснула? Нет. Пробовала уже. Не проснётся, пока она не уснёт.

И всё прошло по привычному сценарию: она уснула — и тут же проснулась, услышав шорох сына, соскользнувшего с коротко скрипнувшей кушетки. Когда он полностью повернулся к комнате спиной, она осторожно вздохнула, отыскав глазами часы на столике под торшером. Всё правильно. Примерно пять минут назад она и уснула.

За занавеской, которую Нина повесила между сервантом и шифоньером, чуть слышно раздались тоже привычные уху звуки, потом вспыхнула тусклая лампочка... Ещё минуты две — и Санька, судя по шелесту и стуку, забрался на низенький табурет. Погас свет. Топоток босых ног — и снова скрипнула кушетка. Шорохи с неё подсказали, что сынишка укутался в одеяло... И снова в комнате тихо...

Первый прерванный сыном сон обещал, что ночь пройдёт знакомо.

Сын жил по своему расписанию...

И Нина никак не ожидала, что от следующего пробуждения у неё заболит сердце.

Это пробуждение было таким невероятным, что она просто не поверила в то, что происходит. Санька твёрдо знал, что после полуночи выходить из комнаты нельзя!

И вышел. Нет, выбежал!

Именно потому она и проснулась так, как будто и не спала.

Как будто прыгнула с обрыва в реку!

Мгновенно пришла в себя!

...Мальчик сбегал по склону холма с такой скоростью, что она не поверила, что бежит её сын. Куда же он?!

Добежал до магазина у остановки, завернул мимо него по улице дальше, параллельно дороге, которая переливалась светом многих фар. И за зданием магазина скрылся с глаз — к ужасу Нины... Она бежала по разбитой асфальтовой дорожке и суматошно думала: а если отец позвонил, пока Нины не было дома?! Ещё до сна?! Если Санька взял её мобильник и услышал голос отца?! А тот ласково ему предложил... Что такого заманчивого может предложить мальчику мужчина, которого его сын страшится до паники?!

Она понимала, что слишком много надумывает. Какой мобильник в руках сына? Если она постоянно носит его в кармане джинсов! Да и... Если бывший просто-напросто не знает нового номера её телефона! Как и она выбросила его из своей телефонной книги!

Неясная тень стремительно промелькнула рядом... Мчавшаяся по дорожке Нина чуть не шарахнулась от неё и остолбенело вылупилась на кошку, которая не бежала, а большими прыжками неслась сбоку, причём не потому, что Нина её напугала. А потому... Нина чуть не упала на ходу, попытавшись помотать головой: кошка сопровождала её!

Нет, первая реакция Нины была: забыла закрыть входную дверь в барак!

И кошка выскочила следом...

Но, когда Нина опять устремила взгляд на путь маленького беглеца, дёрнулась — и холодок прошёл по спине: с другой стороны от неё почти летела вторая кошка! Такими же громадными для кошачьих прыжками, стараясь то ли не отстать, то ли держаться рядом... Впрочем, одно и то же — так Нина решила и забыла о них, суматошно всматриваясь вперёд.

Тем более на огромной скорости она уже огибала тот самый магазин, а когда пробегала уже мимо него, снова увидела бегущего впереди Санечку! И будто сил прибавилось!

Звать его, окликать на пустынной улице боялась. Знала, что жилые дома только на другой стороне — и чуть выше. Но мало ли кто на её зов откликнется... Место-то далее не слишком многолюдное. Да и Санька... Много ли у мальчишки силёнок, чтобы так долго держать невероятную скорость?! До конца монастырской ограды она просто должна догнать его! Ну, или до начала автомастерских...

Как-то не верилось, что сынишка и впрямь вознамерился сбежать в лесопарк... Но... почему он вообще туда побежал?! Нет... Почему он вообще выскочил из комнаты? Из барака, в конце концов-то!

И... при чём тут кошки?!

Несообразности ночи заставили её стиснуть зубы и сосредоточиться только на одном — на маленькой фигурке, которая ну никак не сбавляла своего бега... Нина велела себе забыть обо всём и видеть только Саньку... Правда, две кошки, до сих пор не отстающие, несколько смущали её — до такой степени, что вскоре она уже со страхом осматривалась в темноте: рядом ли они? Бегут ли всё ещё с нею?

И ещё какая-то странная, плохо оформившаяся мысль заставляла её вспоминать о кошках. Глупая и сумасбродная. О том, что предложение Марьи Егоровны взять сразу двух котят не так уж и необоснованно.

Она задыхалась от усилий, которые приходилось вкладывать в бег. Она удивлялась кошкам, которые продолжали сумасшедший бег рядом с нею. Удивлялась, потому что даже по маленькому личному опыту помнила, что домашние кошки не могут выдерживать долго такой скорости. А эти выдерживали...

И ужасалась. Если ей сейчас так трудно, что ноги тяжелеют с каждой секундой, что горло сохнет от частящего и уже хрипящего дыхания, то каково Саньке?!

И почудилось странное.

Фонари на столбах по всей дороге... чем дальше убегал сынишка, тем скорее лампы на придорожных столбах постепенно тускнели — и мальчик постепенно скрывался в непроницаемой темноте... Пока Нина ещё видела, как он бежит мимо монастырской ограды. Поднажать бы... И почему она дома хотя бы утреннюю зарядку не делала?!

А дорога, параллельно которой она бежала, будто становилась местом из того же, параллельного мира: она сияла огнями проезжающих в обе стороны машин. Но эти огни не мешали той темноте, которая вкрадчиво забирала мальчика с улицы...

Нина в очередной раз взглянула на кошек. Те мчались, сопровождая женщину, не то что как привязанные, а как будто сознающие, что она потеряла своего... детёныша и сейчас пытается вернуть его в безопасное тепло.

Первые деревья лесопарка... Даже в темноте они выглядели угрожающе... А может, наоборот — страшили именно из-за темноты.

А когда фигурка сына промелькнула между первыми двумя и пропала в абсолютной тьме, Нина не выдержала — закричала. На одной пронзительной ноте, срывая голос на плач... Но крик мешал, сбавлял скорость её бега — и она поняла это и замолчала, продолжая уже мучительный бег...

Здесь столбы замечались лишь из-за огней с дороги. Света напрочь нет.

Когда с асфальта нога Нины попала в жёсткие травы лесопарковой опушки, она машинально огляделась. Нет, кошки продолжали бежать рядом. Она уже не удивлялась им. Подспудно решила, что они и правда помогают догнать сына и вернуть его. Как бы ни глупо было думать о том...

Трава, прошлогодняя, жёсткая — в последние дни дождей не было, шелестела под ногами так резко, словно Нина хлестала её ботинками.