Закон парных случаев

Мама всхлипнула. Сосед вздохнул, откинул цепочку и открыл дверь пошире.

— В общем, вызвали скорую, милицию — ну, вы понимаете. Дверь и опечатали. И у меня ключи забрали. Но вы не волнуйтесь. Я сказал, что вы, возможно, приедете, а они сказали, что вы можете в любой момент зайти в наше отделение милиции, подтвердить, что вы дочь, и ключи забрать. Телефон оставили. Можете зайти позвонить.

— Спасибо, — мама зашла в прихожую, а я остался на площадке. Сосед топтался на пороге, явно не зная, что ему делать.

— А кто занимается похоронами? — спросила мама, положив трубку.

— На ее бывшей работе. Насчет поминок — не знаю, это вряд ли.

— Мартин, сейчас вы с папой поедете в гостиницу, — мама повернулась ко мне, — а я пойду в милицию. Возьму ключи, вернусь сюда, приберу в квартире. За продуктами схожу. Надо хоть что-то приготовить, пусть хоть самые близкие зайдут бабушку помянуть.

— Конечно, — кивнул сосед. — Если что, супруга моя, Анна Васильевна, поможет. Они с мамой вашей дружили.

Попрощавшись, мы спустились вниз и вышли к машине. Объяснив отцу ситуацию, мама махнула нам и скрылась за углом.

— Пожалуйста, Престиж Отель Васильевский, — важно сказал отец водителю.

— Это где такой? — удивился тот.

— Третья линия, — нахмурился отец. — Дом 52.

— А-а-а, — пытаясь скрыть улыбку, протянул водитель. — Ну да, Престиж Отель. Скажите проще — мини-гостиница.

Гостиница действительно оказалась небольшой, но довольно уютной. По телефону мы хотели заказать двухкомнатный номер, однако нам предложили два одноместных "с кроватями дабл". Номера оказались на втором этаже с окнами во двор. В моем мебель была депрессивно-синих тонов, а душ свирепо рычал, но, в общем, мне в нем понравилось.

Мы переоделись, перекусили в ресторанчике, и отец спросил, чем я намерен заняться. Мне хотелось прогуляться. Просто пошататься по улицам. Не осматривать достопримечательности или музеи, а бродить, смотреть по сторонам и впитывать город в себя. Наслаждаться им. Болеть им. Я сразу понял, что Петербург станет моим персональным наркотиком, без которого будет мучительно ломать.

Отец сказал, что слишком устал, чтобы идти гулять. Честно говоря, это меня обрадовало, хотя я и постарался не подать виду. Я чувствовал себя отвратительно жадным скрягой, который ни с кем не хочет делить внезапно свалившееся на него богатство. Отец напомнил мне о том, что на ночь мосты через Неву разводят, попросил быть осторожнее и вручил несколько тысячерублевых купюр — "на мелкие расходы".

— И пожалуйста, не снимай девок, — добавил он на прощание. — Дело даже не столько в СПИДе и сифилисе, сколько в том, что ограбят.

— Печальный опыт? — съехидничал я. Вот только девок мне для полного счастья и не хватало.

6.

Ориентируясь по карте, я вышел на Университетскую набережную и спустился к Неве. Отчаянно стесняясь и озираясь по сторонам, сунул руку в воду, потом потрогал постамент сфинкса. Питер смеялся надо мной и ускользал. Он разъедал мое нутро, как ржавчина, как кислота. Он был похож на недоступную женщину. Я мог любить его только издалека, оставаясь чужим и мучаясь своей "чужестью". Останься я здесь навсегда — очень скоро он стал бы привычным, как старая жена, которую не замечают, хотя и любят по-своему.

Я сказал "Питер"? Пожалуй, права на эту свойскую фамильярность у меня и не было. "Петербург" — еще куда ни шло, он мог сделать мне это одолжение, откинув "Санкт-". На том основании, что в моем паспорте местом рождения значился "Leningrad".

На другом берегу рвались в небо Исаакиевский собор и Адмиралтейство, поодаль тускло мерцал шпиль Петропавловской крепости. Но я решил отложить их на другой день. Перешел на противоположный берег, постоял на Дворцовой площади и вышел на Невский проспект. Идти по нему было все равно что танцевать медленный танец, но не с партнершей, а в толпе — просто покачиваясь под музыку. И дело не в том, что на Невском было много народу, а в том, что я одновременно чувствовал себя частицей этого людского муравейника — и был странно одинок.

Захотелось пить. Я оглянулся в поисках летнего кафе и свернул на коротенькую пешеходную улочку. Дети брызгались у фонтана, ворочая тяжелый каменный шар. Туристы фотографировали чугунного кота, сидящего на карнизе, и добросовестно позировали у памятника фотографу. Я нагнулся и погладил отполированного сотнями рук бульдога рядом с фотоаппаратом-треногой.

Кто-то фыркнул насмешливо за спиной. Я обернулся.

Девушка лет восемнадцати, сделав серьезное лицо, направлялась к открытому кафе в конце улочки. Наверно, я действительно выглядел глупо, стоя вверх задом и наглаживая бронзовую животину. Усмехнувшись, я пошел за девушкой и сел за соседний столик. Она заказала кофе, я — пиво и орешки.

Мы сидели и играли в старую, как мир, игру — делали вид, что друг другу совершенно не интересны. Рассматривали друг друга исподтишка и моментально отводили глаза, если вдруг сталкивались взглядами. Мне всегда нравилась эта игра, даже если она абсолютно ничем не кончалась. Порой я даже был рад, что ничем.

Если честно, девушки начали интересоваться мною всего года три назад. Лет до пятнадцати я был маленьким и тощеньким, в восьмом классе выглядел хорошо если пятиклассником. Потом как-то всего за одно лето вымахал на пятнадцать сантиметров, раздался в плечах, но... тут появились юношеские прыщи, которых я страшно стеснялся. Напрасно Ванька — тоже прыщавый! — твердил мне, что дело не в харе, а в харизме. Он был веселым, нахальным и с хорошо подвешенным языком, девчонки к нему так и липли, а я молча ему завидовал. Мне оставалось лишь разглядывать картинки в мужских журналах.

Прыщи сами собой прошли к выпускному. Я набрался наглости и впервые в жизни пригласил одноклассницу на медленный танец. Не самую красивую, но из тех, на кого посматривал с интересом. Светка была уже не слишком трезвой, к концу танца расплакалась и сказала, что любит меня почти два года. Мы ушли и до самого утра гуляли по городу, останавливаясь, чтобы поцеловаться. Больше ничего тогда не произошло, но самооценка моя подскочила изрядно.

В университет я поступил уже с ухватками бывалого ловеласа. Девчонки считали меня очень даже интересным. Знакомые говорили, что я похож на маму, — те же светло-русые волосы и серые глаза, те же черты, только пожестче — а мама всегда казалась мне красавицей. От отца я взял, пожалуй, только рост за 180 и сложение. Сначала я знакомился с девушками направо и налево, но очень скоро стало ясно, что больше одной сразу меня заинтересовать не может. Другое дело, что к серьезным отношениям я не стремился — они и не складывались.

С Властой мы встречались четыре месяца. Одно время мне даже казалось, что я ее люблю, но... В общем, неделю назад мы расстались, и без особых огорчений. Так что я вполне мог позволить себе интересоваться симпатичными девушками без всяких "мне только посмотреть". Впрочем, эта девушка стоила того, чтобы на нее взглянуть. Хотя бы даже только из любопытства.

Я задумался, как назвать по-русски гота женского пола — готка, готица? У девушки были длинные прямые волосы, отливающие антрацитом, густо подведенные черным глаза и губы цвета черной розы — настолько темной, что бордо лишь угадывалось. Черный лак подчеркивал изящество тонких пальцев. Она была одета в короткую кожаную юбку, атласный корсаж и свободную рубашку — разумеется, черные. На шее — что-то вроде ошейника с заклепками.

Среди моих знакомых было несколько готов, но они меня активно раздражали депрессивным эстетством и романтизацией смерти. После занятий в анатомическом театре к смерти у меня сложилось совсем другое отношение. Но в этой девушке ничего унылого и мрачного я не заметил. Весь ее готический облик казался, скорее, карнавальным костюмом.

Я посмотрел на нее пристальнее, она улыбнулась. Приняв это за приглашение, я встал, чтобы подойти к ней, но в этот момент она испуганно закусила губу. Я проследил за ее взглядом и увидел двух парней довольно неприятного вида. От таких хочется отойти подальше, даже если они мирно идут по улице.

Не знаю, как по-русски, у нас таких называют бонхедами или просто наци. То есть не простые скинхеды, а совершенно сумасшедшие. Сверхкороткие стрижки, светло-синие джинсы, белые футболки под черными рубашками, высокие черные ботинки с белыми шнурками. Нос одного из них был явно сломан, возможно, даже не один раз. Второй обращал на себя внимание, помимо всего прочего, надорванной мочкой уха.

Они подошли к столику, девушка попыталась было встать, но Ухо (так я обозначил их для себя — Нос и Ухо) резко толкнул ее обратно на стул. Нос наклонился и начал что-то говорить ей. Слов я разобрать не мог, но интонация была явно угрожающей. Я огляделся по сторонам в поисках полицейского, то есть милиционера. Когда не надо, они попадаются на каждом шагу — в любой стране и в России, наверно, тоже. Когда надо — их нет. Не было и сейчас.

Из-под локтя Носа я поймал взгляд девушки — испуганный и умоляющий о помощи. Что-то внутри щелкнуло, и я встал, совершенно не думая о том, что их двое, что я не владею никакой борьбой и вообще не слишком дружу со спортом, за исключением тенниса, что, в конце концов, это не мое дело. В этот момент Ухо рывком выдернул девушку из-за стола. Подхватив ее с двух сторон, скины направились к ближайшей арке. Тонкий крик захлебнулся, не успев набрать силу.

Я рванулся вперед, зацепился ветровкой за стул, чуть не опрокинул стол и упустил время — скинхеды и девушка исчезли. Забежав во двор, я остановился, озираясь. Никого. Только молодая женщина терпеливо поджидала ребенка, который остановился обследовать лужу с плавающим в ней стаканом из-под колы.

— Вы не видели тут?.. — я бросился к ней, но женщина отшатнулась испуганно и замотала головой.

Проход в следующий двор, двери парадных — где искать? И тут я заметил узкую щель между двумя стенами. Протиснулся туда и увидел совсем крохотный дворик с трансформаторной будкой. Глухие стены без единого окна, две железные двери. Идеальное место для... Для чего? Да для чего угодно.

Нос с Ухом прижали девушку к трансформаторной будке. Мне показалось, что они что-то требуют от нее, а она отказывается.

Я стоял в нескольких метрах от них за уступом стены. Они не видели меня, и в этом было мое преимущество. Но смогу ли я его реализовать? Сердце колотилось то ли в горле, то ли в желудке, во рту пересохло. В кино-то все очень просто выглядит. Ррраз — один в нокауте, два — другой по стене размазан. Конечно, кой-какой опыт дворовых драк у меня был, но очень уж сомнительный. Да и что это за драки — наваляли друг другу и разошлись, довольные собой.

Еще несколько секунд я пытался прикинуть, что делать. Может быть, одного еще раз в сломанный нос кулаком, а другого тут же... куда? Ногой? Глупо-то как, куда я лезу, идиот несчастный! А ведь отец предупреждал — не снимай девок. А я и снять-то толком не успел — и сразу влип.

Но тут девушка снова вскрикнула, и меня сорвало с места. Без тени мысли в голове я с ходу врезался в Ухо, тот упал на Носа, и оба оказались на земле. Схватив девушку за руку, я потащил ее к проходу. Было бы глупо надеяться, что скины останутся валяться на земле или хотя бы сильно отстанут. Они действительно почти уже догнали, матерясь так, как я и вообразить себе не мог. Спасло нас чудо в виде медленно заезжающего во двор грузовика. Он заполнил собою всю подворотню, от стены до стены. Мы-то успели проскочить, а вот наши преследователи застряли.

— Быстрее!

Теперь уже девушка тянула меня за руку к ближайшему парадному. От ее низкого красивого голоса, несмотря на нешуточность ситуации, где-то глубоко шевельнулось волнение. Я обозвал себя кретином.

Похоже, она знала здесь каждый закоулок. Забежав в парадное — кстати, мама сурово одергивала меня всякий раз, когда я пытался сказать "подъезд", как мои одноклассники, — "В Ленинграде так не говорят"... Так вот, забежав в парадное, мы поднялись на два марша, спустились по другой лестнице и вышли во двор, а оттуда на другую улицу.

— Как тебя зовут? — спросила девушка и поморщилась.

— Мартин. А тебя?

— Меня Женя. Ты кто, Мартин, латыш, литовец? Имя странное. И акцент. Кстати, давай уйдем отсюда подальше, они нас искать будут.

— Я чех. Вернее, наполовину чех. Мама у меня русская.

— Интересно...

Она снова поморщилась и закусила губу. Я отвел Женину руку, которую она держала, прижав к левому боку. Ладонь была в крови.

— Что это?

— Ерунда!

Только теперь я увидел, насколько она бледна — тем более по контрасту с черной одеждой. На лбу у нее выступила испарина. Корсаж под рубашкой оказался прорезанным и влажно поблескивал. Не говоря ни слова, я дернул шнуровку, ослабил ее и задрал корсаж.

— Ты что... что ты делаешь? — сдавленно прошептала Женя. Наверно, на нас смотрели во все глаза, но мне было наплевать.

На боку оказалась неглубокая, но длинная рана, скорее даже порез.

— Это они? — глупо спросил я.

— Да, у них нож был. Когда ты на них налетел...

Мне стало дурно от мысли о том, что своим кавалерийским наскоком я мог ее убить. Чуть-чуть не убил.

— Прости. Я не знал, что у них был нож.

— Да ладно тебе. Если б не ты, они б меня все равно... того.

— Надо в больницу. Как вызвать скорую помощь?

— С ума сошел? — возмутилась Женя, опустила корсаж и со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы. — Какая еще больница? Какая скорая?

— Тогда... Есть же такие места, где всякие травмы обрабатывают. Травмопункты, да?

— Травмпункты. Ты что, с Луны свалился?

— Не с Луны. Из Чехии. Из Праги.

— А-а-а... Ну да. Нет, Мартин, в травмпункт нельзя. Это резаная рана. В таких случаях врачи сообщают в милицию.

— Ну и что? — удивился я. — И хорошо, что в милицию. Тебе самой надо в милицию обратиться. Чтобы их нашли.

Женя посмотрела на меня, как на морское чудо-юдо.

— Сразу видно, не наш человек, — через силу усмехнулась она. — Ты посмотри на меня. Какая милиция?! Там просто посмеются и пошлют лесом. Да еще скажут, что я сама виновата. Спровоцировала.

— Странно. Я никогда не слышал, чтобы бон... скинхеды гоняли готов.

— Они и не гоняют. Просто им нужен был...

Женя запнулась и посмотрела на меня с сомнением.

— Кажется, ты сейчас подумала, а не с ними ли я заодно?

Она чуть порозовела, тряхнула с досадой головой — похоже, я угадал.

— Им нужен мой брат. Они его ищут. Он антифа.

— Антифа?

— Ну, антифашист.

— Понятно. И все-таки, Женя, рану надо обязательно зашить. Иначе шрам останется.

— Даже если зашить, бикини я все равно теперь вряд ли смогу носить, — мрачно сказала Женя, плотнее запахнув рубашку. — Ладно, зашить так зашить. Поехали. Сашка зашьет. Он фельдшер, три года на скорой работал. Сашка — это мой брат и есть, — уточнила она и помахала проезжающему мимо такси.

— Хорошо, что ты... — я снова задумался, как по-русски будет гот женского пола. — Хорошо, что ты гот, — сказал я на ухо Жене, когда мы сели в машину.

— Почему?