Книга 1. Жизнь - игра

В горнице горят две керосинки, освещая празднично заставленный стол и людей за ним. Но более всего, ещё из сеней, меня волнует завораживающий запах варёного мяса с чесноком. Немного теряюсь, попав в круг света, но инстинктивно крещусь на иконы в переднем углу подсвеченные лампадкой. Как хорошо, что религиозные инстинкты парнишки так сильны. Все сидящие около стола мне знакомы. 'Здраве будьте хозяева дому' — произношу я с поясным поклоном. Сидящий под лампой хозяин — Яков, преувеличенно серьёзно отвечает: 'И тебе не хворать Василий'. Маленькая старушка, сидящая ближе всех ко мне — его мать, подмечает: 'Да уж где-то расшибся пострелёнок?'. 'Запнулси' — отвечаю, с наигранным вздохом, чуть помолчав. Все радостно хохочут. Только дед, сидящий на отшибе, внимательно наклоняет к свету остроносое и хищное лицо, чтобы лучше разглядеть меня. 'Вот кто тут главный', — предполагаю сразу. Старику показалась слишком сложной моя игра интонациями. Или заподозрил хитрое желание развеселить собравшееся общество. Почти тут же дед Прокоп успокаивается: 'Показалось' — решает он. 'В будущем стоит быть с ним осторожнее' — отмечаю в уме. 'Любопытно, — мелькает мысль, — почему я слышу его?' Собственно, на лице этого деревенского психолога, всё написано открытым текстом. Для оправдания неизбежных неувязок моего нового поведения с ожидаемым, и уже привычным в деревне, добавляю всё же, как планировал: 'Головой шибко зашибся, стемняло аж'. 'Похоже, зря перегнул палку насчёт серьёзности падения' — спохватился, когда дед Прокоп переглянулись с сыном встревоженно. Мать хозяина оказывается смыслящей в травмах и лечении. В лечении деревенские все вынуждены понимать, т. к. медицина и ветеринария в те времена были привилегией городов. Баба Клава ощупывает голову, смотрит в глаза под неровно мечущимся светом керосинки, указывает пальцем смотреть в разные стороны. Заставляет встать на одну ногу и закрыть глаза, разведя руки. Продержав ещё полминуты, резко разворачивает меня и шлёпает по тощей заднице. 'Иди, умойся варнак' — ворчит наигранно сурово. Пока старательно и неумело плещусь у рукомойника в дальнем углу, она тихо сообщает всем: 'Здоров головой совершенно'. 'А 'стемнялось' может от солнцепёка, а ещё пуще того от голода' — и все облегчённо — понимающе вздыхают.

Во время моего кормления, устроенного специально для знакомства, стараюсь есть не очень жадно. Дед Прокоп подмечает общее настороженное внимание за столом. Как бы шутя, толкует: 'В старину, нанимая работника, преж кормили до отвала. Кто больше ест, — того и брали, тот и лучший работник'. По горенке проносится общий смешок, раскрепощающий всех, в том числе и меня. Наваливаюсь на еду уже смело, детски откровенно. Главное не пользоваться ножом и вилкой, не показывать умения мне не свойственные. Но на этом моя презентация не завершена. 'Мечи реже пострелёнок, ещё в баню мыться пойдёшь' — улыбается в седую бороду дед. Кстати, борода странно расчёсана на два конца. Почему то приходят в голову мысли о двоеданах. 'Обожрёшься тут, а на полке от жару опять стемнеет' — продолжает старший семьи нарочито заботливо. Уже успокоенные явно единодушным и устраивающим всех решением, собравшиеся расслаблено смеются на разные голоса.

Отдирать с меня грязь пошла старая знахарка, профессионально проверявшая последствия моего мнимого падения на поскотине. В белой полотняной рубахе на голое тело бабуся выглядит немного пугающе в темноте бани. 'Скидай все тряпки' — решительно командует в предбаннике. Смело раздевшись, немного удивляюсь, наблюдая, как ветхая одежда летит в потухающую печь. Знаю, что в деревне дети иногда бегают совершенно голыми лет до семи — девяти, потому стою, не стесняясь, как и положено невинному ребёнку. Простого откровенного осмотра при свете керосинки, видимо не достаточно. 'Пошли париться, — командует старая хозяйка — всю хворь выгоню берёзовым духом'

Положим, парить старая не умеет, или не имеет такой задачи. Главной целью, исследование моей кожи на предмет чесотки, язв либо других заразных болезней. Усыновителей не трудно понять. Никаких медицинских осмотров никто не проводил, как со мной, так и ни с кем в деревне. Приходится удивляться, насколько профессионально я ощупан, включая лимфатические узлы в паху, за ушами и других труднодоступных местах. Молчу на протяжении всей банной процедуры как партизан. Вместо мыла используется печная зола, заранее заготовленная в деревянном корытце. Только голову промываем настоящим и вонючим мылом очень плохого качества. Уже чистые волосы, мойщица пудрит едко пахнущим порошком и яростно, до боли, перемешивает до самых корней. 'Видимо у них так принято, спасаться от вшей' — соглашаюсь обречённо. Бабушка, поначалу настроенная деловито, тиская детское тело, проникается материнской нежностью. 'Худышка то ты какой, сиротинушка брошенный' — шепчет она уже ласково. Одеваюсь во всё чистое, хотя и ношенное. Вместо трусов натягиваю длинные белые подштанники.

Укладывают спать меня на остывающей русской печи, из глубины которой улавливаю сказочный аромат мяса томящегося там. 'Завтра скотину погонит Фролка, договорились уже, а ты выспись спокойно' — негромко сообщает моя будущая мама. Мне до слёз приятно чувствовать и принимать заботу о себе. Удивительно как мой взрослый разум из будущего, последние пять или шесть часов, не вмешивался со своими чуждыми рассуждениями. Приятные воспоминания от сытного ужина, жар печи, а ещё больше память об оставленном на утро настоящем мясе, вызывают непроизвольную блаженную улыбку на моём лице, и детское сознание сладко засыпает.

'Картина вырисовывается симпатичная, — решаю я, — но это только начало великого пути' Всё ещё не заметил календаря. В приятных хлопотах не успел узнать точную дату преддверия 'великого пути'. Из редких разговоров взрослых за столом можно с уверенностью утверждать одно, — революции ещё нет. Главное сейчас, — попытаться найти способ управления поведением аборигенов. Нужно добиться полного доверия не вызвав испуга или огласки. Действовать предстоит много и очень тонко, а значит не спеша, без суеты. Крайне необходимо расписать подробную легенду для внедрения, чтобы постоянно иметь перед глазами план действий. 'Вот только печатать в текстовом редакторе с помощью мыслесигналов, не успел потренироваться' — огорчаюсь досадливо. С другой стороны доступность интернета даёт надежду делать записи в сетевых ресурсах. Задаю мысленно поиск с тематикой: 'Фантастика, путешествие во времени, творчество...'. Регистрируюсь. Под видом пробы пера начинаю писать легенду для попаданца, на каком-то из графоманских ресурсов. Суть техники переноса во времени не стоит расписывать подробно. Несмотря на то, что самому ещё не всё понятно, пытливые конкуренты могут меня перегнать. Важнейшее, для успеха сейчас, доскональное знакомство с ситуацией в современном мне, теперешнем обществе.

Прежде всего, следует собрать всю информацию о событиях в России и мире в предреволюционные времена. Зная глобальную ситуацию можно легко предсказывать предстоящие мелкие неприятности. Любая смена власти означает потерю сбережений хранящихся в банковских бумагах. Останутся в цене лишь золотовалютные запасы. Выписал всех богатых людей живущих поблизости. Вдруг удастся склонить к помощи мне, либо манипулировать ими. Просто удивительно как бедна капиталистами моя родная Зауральская сторонка в это время. Все крупные капиталы сосредоточены в Европейской части России. 'При разумном подходе вполне хватит ресурсов моих земляков' — решаю убеждённо.

Удивительно, сколь много можно передумать за часы сна, которые мы теряем отдыхая. План действий в основном почти ясен. По мере исполнения буду его корректировать. Давно заметил за собой, ещё на экзаменах в институте, что в критически ответственных ситуациях мой мозг начинает работать более активно. Даже гордился этой своей особенностью, пока не прочитал в книгах по психологии, насколько обыденно это свойство разума. Всегда мечтал научиться вводить себя в состояние интеллектуального форсажа по своему желанию. Вот наконец, определённо, необычная ситуация сделала экзаменационный режим постоянно действующим.

3 (12.04.1916 среда)

Поднимают меня ещё до рассвета, как принято в деревне. Помогаю тёте (или уже маме) Таисье выгонять скотину на улицу, где собирает стадо мой учитель дед Фрол. Приветствую его степенным полупоклоном, как велось у нас два года, что был у него подпаском. 'Ну а теперича пожалуйте к парикмахтеру' — перехватывает во дворе старая хозяйка. Стригальная машинка, оказывается, ужасно грубо устроена, больно дёргает волосы и щиплет кожу. Наконец пытка завершена. Старушка тщательно подбирает состриженные патлы в лист лопуха, разгоняя любопытных цыплят норовящих их склевать. На её совет: 'Сбегай в горницу, глянь в зеркало, какой жених ладный у нас явился' — отмахиваюсь, помогая прибирать за собой остатки светло-каштановых зарослей бывших на голове. Собрав и тщательно свернув волосы, бабушка завязывает их в тугой пакет красной ниткой, шепча что — то себе под нос. 'Видимо в приёмной семье серьёзно относятся к моему усыновлению, если читают наговоры, привораживают меня к своему дому' — радуюсь сомоутверждаясь. До самого вечера кручусь за мелкими делами вместе с новыми родственниками, помогая всем, кто чем — то занят и не угоняет прочь. Заменяем подгнившие палки в прохудившемся заборе, пропалываю, уже успевшие пробиться сорняки, таскаю воду для полива рассады огурцов, кормлю кур и поросят. Каждое новое, даже самое мелкое, предприятие меня заставляют начинать с простой молитвы: 'Господи благослови'. При звуке колокола, раздающемся в полдень, все поворачиваются к церкви и крестятся, шепча молитву. Делаю как все. Перед встречей коров мне дают примерить выходную, парадную, по деревенским меркам, пропахшую нафталином одежду, оставшуюся от старших мужчин. Завтра мы ожидаем прихода тёти и дяди с детьми. Теперь становятся понятны старания мамы, научить меня правилам пользования ложкой и вилкой за обедом и ужином. Мои смотрины продолжат завтра родная сестра с мужем, перед которыми, ей не хочется краснеть за приёмыша.

Уже уложившись спать, на этот раз на старой железной кровати в пристрое, слышу разговор усыновителей: 'Паренёк то оказывается сообразительный, иное и сам не знаешь, как начать, а он раз... откуда что берётся'. 'Это хорошо, что хвалят, — успокаиваюсь в тишине — но как я могу слышать шёпот так отчётливо, за двумя бревенчатыми стенами?' Пока ребёнок спал, моё сознание, уже привычным порядком, набиралось полезной информации из интернета. Выяснилось, что записывать самое важное совершенно не нужно. Вся информация, непонятным пока образом, укладывалась в голове как в жёстком диске. Регистрация на ресурсе самодельных фантастов оказалась лишней. Нужда в записях для памяти отпала. Все вновь родившиеся планы, порядок их выполнения, имена людей, даже мельчайшие детали событий, чётко держались в голове. 'Единственная польза от регистрации, — возможная помощь читателей в выборе действий моего героя, — успокаивает меня расчётливая мысль — пусть думают, что помогают сочинять фантастическую повесть'. 'В конце то концов, это моя игра или сетевая? — возмущаюсь весело. — Решение всегда остаётся за мной'. Последние размышления цепляют смутные подозрения: 'Моя ли это игра, что так легко раскручивается в непонятно возникшем прошлом?'. Слишком легко всё получилось. Если разобраться философски, то чья игра вся наша жизнь? Кому мы делаем весело и приятно, рождаясь в муках и в них же умирая? Уж точно не сами мы получаем удовольствие, торопясь из класса в класс, с курса на курс, с работы домой, с нетерпением ожидая отпуска, очередного юбилея, пенсии и смерти. Вдруг мы живём именно в те редкие секунды, когда задумываемся, пусть безнадёжно: 'А зачем мы живём?'.

'Нахожусь в непонятно как возникшем прошлом, в детском теле моего дедушки, слушаю забытых сверчков и редкое мычание деревенских коров, а решаю вечные вопросы теоретической философии — ну не дебил ли?' — улыбаюсь мысленно. Один запах свежего сена и парного молока, тёплая крынка которого стоит у кровати, сводят с ума. Жизнь дана с одной главной цель, — жить с максимальным удовольствием. Вторая по важности возможность данная нам, — мыслить о том, чтобы моё удовольствие не встало поперёк горла ближних. В идеале, мудрый всегда больше заботится о благополучии окружающих. Только тогда они будут с радостью отвечать тем же и мне. Вот и буду соображать, как ещё могу управлять жизнью — игрой. Любая игра предполагает возможности решить встречаемые проблемы с набором баллов за прохождение препятствий. 'Да, совсем забыл, — должна быть возможность возврата хода или сохранения достигнутого' — задумываюсь нерешительно. Если моё нынешнее состояние путешественника во времени как то связано с компьютерными технологиями, что можно утверждать уверенно, что мешает найти команду возврата? Возможность заново прожить этап для исправления недочётов, или просто для достижения лучших результатов — повышения баллов, обязательное условие любой приличной игры. Логически рассуждая, единственный рубеж, это сон, отделяющий один период от другого. В бестолковой суете прожитого дня так и не удалось установить точную дату времени, в котором оказался. Попробую исправить пережитое сегодня. Напрягаю все ресурсы, расширившиеся неимоверно памяти и точно нахожу время просыпания носителя моего разума. Легко сосредотачиваясь, даю один, хорошо заученный импульс. Ничего не происходит, кроме того, что пробуждается мой младшенький я. 'Вот что значит, профессиональная привычка пастуха вставать до зари' — констатирую гордо. 'Сегодня гости придут, — нужно умыться лучше, особенно выцарапать грязь из-под ногтей' — планирую, шаркая осторожно к рукомойнику. Только тут соображаю, что я спустился не с кровати, а с печи. От удивления хватаю себя за голову, едва сдерживая крик радости. 'Снова терпеть пытки оболванивания допотопной машинкой для стрижки овец' — мелькает лёгкая досада, когда пальцы натыкаются на копну спутанных от сна волос.

День начинается точно как прошлый, запомненный мною в мельчайших деталях. 'Явно идёт подкачка по домашней сети, а для хранения оперативной памяти задействованы два внешних винчестера' — почему то уверен я. Возможно логика программиста автоматически рассматривает мою ситуацию как обычную компьютерную игру. Пока в утреннем полумраке выгоняем коров на улицу, решаю, как облегчить боль стрижки. Сеть даёт много вариантов усовершенствования старинных машинок для стрижки. 'Ничего сложного, для того кто разбирал двигатели внутреннего сгорания' — решаю смело. Вот первые болезненные рывки машинкой заставляют обратить внимание на агрегат в руках бабушки. 'Можно посмотреть, а то близко никогда не видел' — спрашиваю невинным голоском. 'Дивись, какая техника. — Передаёт машинку баба Клава. — На деревне только две таких, где и углядеть то успел, глазастенький'. Сорвав в огороде несколько листьев лопуха, аккуратно расстилаю на земле. Моментально разбираю на них всю машинку до последнего винтика, используя вместо отвёртки подходящий гвоздик. Бабушка медленно садится прямо в пыль и куриный помёт. Удивительно, что она всё ещё молчит, смешно и обиженно поджав губы, как и положено расстроенной старушке. 'Этот вариант бытия мне начинает нравиться явно больше' — убеждаюсь в верности своего решения. Из опыта прожитого уже дня, знаю, где хранится точильный камень для правки кос. Понимая, насколько мои знания могут удивить бабушку, мягко спрашиваю: 'Где можно точило найти?'. 'Прости меня хосподи, дуру старую' — вместо ответа на вопрос, горестно шепчет старушка. Только тут до меня доходит вся ценность для села этой примитивной машинки. Чуть напрягаясь, не разбирая слов, чувствую сильные эмоции всё ещё сидящей старушки. Сквозь бурю эмоций раскаяния бабушки формируются слова: 'Придётся в город вести на починку'. 'Аж из Брылинки занимали стригалку, да ещё из пяти ближайших деревень, а мы вот сломали' — произносит она вслух. По мыслям сожаления об упущенной выгоде, вьющимся в её голове, знаю — занимали не даром. Занятая горестными переживаниями она совсем пропустила мой вопрос о наждачном камне. Повторив просьбу снова и получив необходимые указания, быстро подтачиваю режущую пластину гребёнок. Машинку никогда не точили, не разбирали и не смазывали. 'Не трогали ни разу, всё опасались повредить хитрый аппарат' — приходят мысли, уже непонятно чьи. 'Держи баба Клава, попробуй стричь' — передаю ей собранную машинку. Только тут она недоверчиво, слегка наклонив голову, встаёт с земли и берёт чудесно восстановленную ценную вещь. Смазывать пришлось колёсной, противно воняющей, мазью. Но даже эта примитивная смазка облегчила необходимые усилия, и слабая рука бабушки перестала дёргать и рвать мои волосы. В этот раз я сам собрал все состриженные волосы в лист лопуха служивший местом разборки — сборки. Подал, всё ещё удивлённо молчащей, бабушке. 'Можно посмотрюсь в зеркало' — попросился я зайти в дом. 'Беги, полюбуйся, да ноги не забудь вытереть' — указала старушка, возвращаясь к роли хозяйки. Мне в доме нужно не зеркало. Обследовав все стены, нигде не нашёл ничего подобного календарю, кроме сборника дат церковных праздников с рисунками крестов и церквей. Смутное подозрение в безграмотности жителей дома возрастало всё больше. 'Что бы ещё отчебучить для набора авторитета и поиска информации о текущем годе' — задумался, озадаченно прокручивая события предстоящего дня. 'Пойдем дитятко к батюшке сходим' — прервала поиски приключений вошедшая в горницу бабушка, держа в руке нечто завёрнутое в платок.