Волчица и пергамент. Том 12

Испортив настроение ему, испортишь его тому, кто после поражения Церкви может стать самым могущественным человеком в мире, имеющим над собой лишь Господа.

Зная, насколько недалёк этот молодой человек, известный миру как Предрассветный кардинал, Миюри не могла без улыбки воспринимать его несоответствие своему положению, однако, кажется, большинство людей в мире воспринимали его очень серьёзно. При этом сам он недоумевал по поводу этого несоответствия ещё сильнее, чем Миюри.

Она внимательно смотрела сбоку на лицо брата, продолжавшего расписывать своё чудесный замысел распределения деревьев и камней. Точно так же он вмешивался в ход собраний и приёмов. Конечно, большая часть сказанного им была не произвольной фантазией и не ошибочно воспринимаемых реалий, его слова основывались на собственном опыте, полученном во время путешествий, а также на стремлении к праведности, всегда горевшем в нём.

Но ничто в этом мире не могло быть совершенно правильным и праведным. Если бы было иначе, Миюри уже давно стала бы его женой, в этом у неё не было сомнений.

И потому кто-то должен был, так или иначе, заполнить провал между правдой, изрекаемой Предрассветным кардиналом и действительностью, в которую эта правда не всегда могла воплотиться. Результатом всего этого стал поток прошений, направляемых к Миюри, а также гора отчётов и новых предложений, которыми занимался сейчас её брат.

Они должны были проложить через горы новый путь, перед чем спасовали даже солдаты древней империи. Этот путь позволит перемещаться не только людям и грузам, посредством его можно будет обратиться к такой огромной организации, как Церковь, от имени огромного количества людей.

Миюри была в восторге от такого замысла, она хотела запечатлеть его в своём рыцарском романе.

Но чем крупнее вырисовывалась прекрасная картина, тем больше в ней оказывалось нестыковок с действительностью. И никакими попытками всё предусмотреть, должным образом оформить, говоря по совести, устранить все эти нестыковки невозможно. В каких-то случаях следует на что-то закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы сосредоточиться на том, что действительно важно.

Не следует стараться действовать так, как этот её брат.

— Вот же, — тихо, но с чувством произнесла Миюри, ощутив вдруг озарение.

У их беспросветной, глупой загруженности была определённая причина.

К примеру, бумаги, которые разбирала Миюри, состояли не только из ходатайств.

Видя, что её брат везде и всюду говорил правду, жители города беспокоились, соответствуют ли их собственные суждения мнению Предрассветного кардинала, они испытывали потребность подтвердить то или это. И такие бумаги приходили горами, все они казались Миюри верхом глупости.

Иначе говоря, если подумать, можно прийти к одному выводу.

Причиной всеобщей чрезмерной занятости было присутствие в городе её брата.

Её брат стал слишком важным.

Каждый старается думать о том или другом, руководствуясь точкой зрения её брата, а действовать, беря его в качестве примера.

Её наивный, добрый брат двигался подобно барану, не имеющему ни малейшего представления о том, в какую сторону он идёт. А все мечутся и суетятся сверх всякой меры из-за того, что беспокоятся о том, что этот молодой человек мог сказать о них.

Осознав это, Миюри ощутила, какой глупостью было для неё перебирать все эти бумаги.

Может быть, собравшиеся в Убане люди и не были образцом душевной чистоты, но и в злонамеренности их подозревать не стоило. А в практических вопросах горожане, как ни суди, вероятно, смыслили больше её брата.

Однако он являлся Предрассветным кардиналом, а в будущем его значимость может вырасти ещё больше, так что к его словам относились с большим вниманием, и все были вынуждены перепроверять их и вносить исправления.

В то же время серьёзность и ответственность его брата заставляла его считать себя обязанным участвовать лично во всём, что было связано с его замыслом. И потому старался всё просмотреть и всё продумать. Естественно, что времени постоянно не хватало, задержки по ответам становились всё больше, что в свою очередь вызывало новые проблемы.

Еда, к примеру, испортится, если её не доставить быстро, а лошади и мулы, перевозящие грузы, нуждаются в кормах, и за ними надо убирать. И встревоженные люди обступали Миюри, надеясь получить ответ поскорее.

Виноват во всём этом был её брат. Виноват во всей этой суете, охватившей город, в напряжении этих дней и в том, что Миюри даже не могла добиться, чтобы брат заплёл ей косы.

— Миюри, ты слушаешь? — повернулся к ней брат, вероятно, заметив, что Миюри ему не отвечает.

Она, сделав вид, что рассматривает пергамент, который держала в руке, ответила:

— Мм. Всё уже понятно.

— А, так, значит. Ладно, тогда, будь добра, займись этим, — сказал тогда её брат и, ничего не подозревая, вернулся к своей работе.

Меж тем находившаяся у него за спиной Миюри медленно встала на кровати на ноги. Волчица шевельнула хвостом, выверяя равновесие, быстро подвигала вставшими торчком ушами, улавливая дыхание своей добычи. Из-под верхней губы показались клыки, словно собираясь впиться добыче в горло.

Почуяв, что в комнате происходит что-то неладное, бродившие по полу крысы поспешили разбежаться по щелям в стенах.

И только глупый барашек как ни в чём не бывало продолжал, склонившись над пергаментом, водить по нему пером так же непринуждённо, как пасутся овцы.

— Брат, — тихо позвала Миюри, и этот баран, наконец, поднял голову и посмотрел на неё. — Мы покидаем город.

— Э? — вырвалось у него.

Он немедленно развернулся к Миюри и ахнул, увидев, какой яростью искажено её лицо, а шерсть на хвосте вздыбилась до предела.

Миюри перешагнула стопку пергаментов на кровати и соскочила на пол.

После короткого замешательства её глупый брат, наконец, заговорил.

— Э... это... То есть, покидаем город, ты сказала? — он в полной растерянности взглянул на стопку на столе, Миюри тоже бросила на неё взгляд. — Ну... нужно сделать ещё кучу всего. Да и с прокладкой дороги, кажется, немного задерживаемся. Мы никак не можем покинуть город.

Миюри, не обратив внимания на глупое блеяние брата, прошла в угол комнаты, где была свалена большая куча подношений. Она взяла из кучи кувшин с фруктовым вином и, сняв крышку, поднесла ко рту.

— Да ты!.. — начал было возмущаться её брат, недовольный, что Миюри пила вино, но её пристальный взгляд заставил его замолчать.

К тому же этот напиток был совсем слабым, почти как сок с добавлением сахара.

— Кхе... Дело в том, — Миюри отёрла губы рукавом, — дело в том, что все так сильно заняты, а работа плохо движется, главным образом, по вине моего брата.

— Э?

Миюри, встретив недоумение во взгляде брата, выпила ещё сладкого напитка и рыгнула.

— Пока мой брат здесь, он ходит на собрания, встречается с людьми, занимается другими делами, и чем больше он всем этим занимается, тем больше дел ему надо будет сделать!

— Мм... Э?.. Что-что? — не понимал его брат.

Гон-то — отозвался кувшин с фруктовым вином, который Миюри с силой поставила на стол, в следующий миг девушка метнулась к кровати, схватила стопку пергаментов и единым движением пихнула её брату.

— Почти всё здесь — это прошения, с которыми обращаются ко мне, потому что мой брат постоянно говорит на собраниях что-то лишнее. Всякий раз после этого возникают задержки в работе, люди попадают в затруднительное положение и обращаются за помощью ко мне!

— Но... нет, но... А?

— И я поняла. Всей этой работы просто не существовало бы, если бы моего брата не было в городе!

Тот, кто был известен как Предрассветный кардинал, кого почитали и кого боялись горожане, встретился взглядом с Миюри и, не выдержав, отвёл глаза.

Шерсть на хвосте поднялась ещё выше, этот баран, её брат отшатнулся назад, но Миюри схватила его за ворот куртки.

— Знаешь, мой брат стал слишком большой помехой. Пока он остаётся в городе, всем приходится беспокоиться о том, как бы не испортить тебе настроение. И из-за этого много, очень много дел задерживается!

Пока она говорила, её рука перехватила его за шею, приблизив его так, что можно было вцепиться в неё клыками. От шеи шёл чуть кисловатый запах. Знакомый запах её брата — смесь пота, пыли, пергамента и чернил. Запах её брата в те моменты, когда он был чем-то занят.

В принципе Миюри, конечно, не имела ничего против того, чтобы её брат чем-то упорно занимался, однако сейчас они были не в купальне Ньоххиры. Они прошли длинный путь и многое пережили. Но они никогда не добьются великих свершений, если и дальше будут решать проблемы небольших городов, как делали это прежде.

Впрочем, пристальный взгляд на брата сообщил ей, что он, кажется, начал понимать положение. Постепенно на лице её глупого брата проявлялись черты молодого человека, известного миру как Предрассветный кардинал.

— Я определённо не являюсь совершенством, — сказал её брат, приложив ладонь к груди, словно исповедовался. — Вероятно, в каких-то областях я бессилен, и я не тот, кого людям следовало бы считать особенным. Полагаю, что ожидания людей от меня чрезмерны, как и их почитание. Однако.

Её брат всегда был искренним, всегда серьёзным и честным, он говорил, положив ладони на колени, не отрывая взгляда от той, которая была перед ним.

— Однако у меня есть ты, — произнёс он, подаваясь немного вперёд.

— Мм... Э?

Этот молодой человек по имени Тот Коул. Который взял её за руку и посмотрел прямо в глаза. С чистой улыбкой того, кто не сомневался в ней.

— Когда ты впервые сказала мне, что хочешь стать рыцарем, я буквально схватился за голову. Всё из-за моей слабой проницательности. Теперь же я уже не сомневаюсь в твоих способностях, и то, что недавно произошло, мы прошли благополучно только благодаря тебе.

— Мм... а... мм? — растерялась Миюри.

Она не поняла, о чём он вдруг заговорил, но он крепко сжимал ей руку, и от тепла его руки что-то будто ответно сжималось у неё в груди.

— Я знаю, как тяжело тебе пришлось трудиться последнее время, и я сожалею, что на тебя столько навалилось, но именно сейчас надо упорно трудиться.

Её брат, отпустив руку, мягко положил обе ладони ей на плечи.

— С твоей помощью мы одолеем эти горы. Давай вместе постараемся, насколько мы сможем.

Прямой взгляд, почти нежные жесты...

Миюри молча смотрела какое-то время на брата, потом отвернулась и спросила:

— Ты слышал, что я сказала?

— Конечно, — уверенно ответил ей брат, но потом почему-то неловко улыбнулся. — Я виноват, что не мог отблагодарить тебя за твой труд. Однако сейчас мы не должны становиться на колени. Мы уже близки. Близки к тому, что наша борьба значительно продвинется вперёд.

И он обнял Миюри, что было для него необычно.

Хвост Миюри тут же ответил на объятие, качнувшись влево-вправо.

— А пока, прошу, прости меня за это. Когда работа будет окончена, я причешу твои волосы, и мы ещё поговорим. А пока, Миюри, тут ещё надо...

В этот момент Миюри выскользнула из объятий брата и отвернулась, заставив его замолчать. Чувствуя, что он у неё за спиной оцепенел от неожиданности, Миюри потянулась к кровати, схватила свою подушку, оставшуюся в рабочей комнате, и прижала к себе.

— Миюри? — обратился её брат.

Не обратив на это внимания, она, сердито топая и шурша одеждой, прошла к двери и взялась за ручку. Потом повернулась, чтобы выкрикнуть:

— Я говорила тебе всё это не потому, что хотела получить награду!

— Э? Эй, Мию...

Миюри громко хлопнула дверью, заглушив остававшееся "-ри". Потом она прошла в свою комнату, соседнюю с рабочей, пинком распахнула дверь и захлопнула за собой с ещё большим грохотом.

Крысы испуганно повыглядывали из щелей в комнате. Миюри обвела их грозным взглядом, заставив исчезнуть, и вытерла подушкой слёзы.

Одно дело, если бы её брат просто не захотел прислушаться к её словам, однако он посчитал их сказанными из её себялюбия, из желания получить награду.

В эти места стекались толпы людей, осуществлялись грандиозные замыслы, пошли разговоры, что Церковь вот-вот объявит во всеуслышание о проведении Вселенского собора. Тут, наверное, невозможно было сохранять спокойствие, к тому же во время недавних, достаточно бурных событий, в голову её обычно сдержанного брата пришёл необычайно смелый замысел, увенчавшийся успехом. Может, он несколько возгордился после этого, но Миюри полагала, что достаточно великодушна, чтобы принять это как ещё одну милую сторону брата, это она раньше полагала, что приняла это.

А вот брат отнёсся к ней как к ребёнку, так же, как он относился к ней в Ньоххире. Он решил, что замечание Миюри было продиктовано детским себялюбием, что её легко заставить сдаться, сказав, что он доверяет ей.

— Мой брат... настоящий болван! — выкрикнула Миюри и со стоном рухнула на кровать в обнимку с подушкой, пропахшей её братом.

Служба в церкви ещё не завершилась, поэтому Миюри передала дежурство Вадену и его крысам, а сама поспешила навстречу Илении и Диане, одетым в дорожную одежду.

Повсюду было полно людей, однако хозяин таверны при виде Миюри в одеянии святой выставил под карнизом для неё и её спутниц дополнительный стол, Миюри его поблагодарила и, усевшись, разразилась долгими жалобами на брата. Под конец она изобразила, как тискала подушку, откинулась на спинку стула и измученным голосом завершила:

— И потому я забросила всю работу и строила так, чтобы все жалобы, прошения и всё прочее направлялись непосредственно брату.

Когда Миюри умолкла, сидевшая напротив неё Иления неловко улыбнулась.

— Вот почему торговый город Арберк наводнён людьми и товарами.

— Твой брат — прямодушный человек, но, похоже, ему недостаёт гибкости, — произнесла Диана, от которой исходило нечто неосязаемое, заставлявшее думать, что она немедленно обратилась бы в пепел, упади на неё луч солнца.

Миюри предполагала, что она вернётся домой, вместо этого Диана приехала в Убан с Иленией.

— С дедушкой, уговаривать которого я летала, тоже совсем непросто. Мне хотелось бы продолжить с ним разговор, чтобы он не стал гнуть пупок на нас, — сообщила Диана, и Иления ответила улыбкой, что было редкостью для неё. ["гнуть пупок" — это "обидеться", "рассердиться", прим. перев.]

Диана, заставив Роше, воплощение филина, кричать от ужаса, полетела после этого в королевство Уинфилд, чтобы договориться с определённым лицом. Это лицо переворачивало представления Миюри об овцах, воплощению волчицы оказалось совсем непросто совладать с воплощением барана.

Однако именно он должен был выступить в качестве поддельного отшельника-монаха, чтобы разобраться с осложнениями, возникшими при подготовке к прокладке дороги.

— Однако, если ты поставишь себя на место твоего брата, тебе, наверное, станет немного жаль его, — добавила Диана, проводя пальчиком по краю деревянной миски.

Миюри показалось, будто ей кто-то провёл рукой по хвосту против шерсти.