Двери в никуда

— Так ты в женском... этом месте оказался? — улыбнулась Таня.

— Не знаю. Изнутри не видно. В общем, развёлся. Как говорят, семейная лодка разбилась о быт. Сейчас подрабатываю сборкой компьютеров под заказ, мелким ремонтом, установкой программного обеспечения и наладкой сетей. Не бог весть какие деньги, но на жизнь хватает...

Тут наша машина, до того трогавшаяся и останавливавшаяся с плавностью какого-нибудь 'Роллс-Ройса', резко затормозила. Меня бросило вперёд. Мелькнула мысль: 'Надо было пристегнуться!' Каким-то чудом я успел выбросить перед собой правую руку и упереться в переднее сиденье. Это спасло мой нос от жёсткого соприкосновения с подголовником. Одновременно свободная рука рефлекторно дёрнулась придержать спутницу, — на случай, если она не успеет среагировать так же быстро. Конечно же — она не успела. Так что Танин симпатичный носик я тоже спас. Надо будет не забыть намекнуть, что за этот подвиг мне полагается награда. Водитель вспомнил чью-то мать. Почему-то по-английски. Наверное, любит смотреть дешевые штатовские боевики.

— В чем дело? — спросила Татьяна.

— Да вот, какой-то урод подрезал, — мотнул головой таксист в сторону быстро удаляющегося серебристого 'Лексуса' с синими 'ментовскими' номерами. — Был бы один — догнал бы, разобрался...

— Ладно, пусть живет... — улыбнулась Таня. Тем более, что мы уже почти приехали.

— Слушаюсь, — то ли в шутку, а то ли на полном серьезе ответил таксист (а кто его поймет, когда он снова натянул на лицо маску флегматичного дворецкого старинного британского рода). Машина снова плавно тронулась, но, не проехав и пятидесяти метров, свернула направо, и, проехав сквозь арку, остановилась во дворе старого пятиэтажного дома у одного из подъездов.

Водитель, не говоря ни слова, мгновенно выскочил из машины, и распахнул дверь с Татьяниной стороны. Таня стала вылазить наружу. Я несколько злорадно созерцал этот процесс: Если на сиденье 'Волги' ещё можно царственно опуститься, то царственно подняться с него не удастся и трижды королеве, — можно только вылезти. Даже если тебе подают руку.

Я не стал дожидаться, пока таксист откроет двери и мне, тем более, что эта привилегия ведь может и не распространяться на спутников уважаемой клиентки, и я выглядел бы довольно глупо, ожидая, когда передо мной распахнут дверь. Поэтому машину я покинул самостоятельно.

Огляделся вокруг. Обычный внутренний двор старого дома в 'тихом центре'. С трех сторон возвышаются стены этого самого дома, а с четвертой стороны, очевидно, располагается соседний двор, отделенный бетонным забором.

Забор, как и большинство заборов в черте города, был кем-то покрыт мазней, которую сейчас принято называть модным словом 'граффити'. Причем эти 'кто-то' явно страдали дальтонизмом и дебилизмом.

Я скривился. От Тани не ускользнуло выражение моего лица, хотя вроде бы она на меня и не смотрела. Видно, недаром говорят: 'Если женщина на вас не смотрит, это не значит, что она вас не видит'.

-Что это ты так брезгливо поморщился?

Я мотнул головой в сторону забора:

— Да вот, наскальные росписи эти...

— А тебе граффити не нравится? — поинтересовалась Татьяна, проследив за направлением моего взгляда.

— Ты знаешь, где-то я читал, что родоначальником всей этой муры, ну, в смысле — пачканья заборов, был какой-то даун из Америки. Нет, ты представляешь, насколько надо быть тупым, чтобы тебя даже в Штатах — этой всемирно признанной стране дураков, считали дебилом?! Ну так вот, — как самовыражение дебилов, я эти наскальные росписи ещё понимаю, а вот как искусство... Хотя... Считают же некоторые, что 'Чёрный квадрат' Малевича — произведение искусства. И причём эти некоторые считаются умными и интеллигентными... А эта гадость на заборе, надо признать, по сравнению с тем же 'Чёрным квадратом', так даже не шаг, а просто таки громаднейший прыжок вперёд. Правда, с другой стороны, 'нормальные' художники свои произведения пишут в закрытых студиях, куда те, кто не хочет видеть эти картины, не ходят. А потом люди, купившие эти 'шедевры', тоже держат их в закрытых галереях. Куда, опять-таки, приходят только люди, желающие приобщиться к искусству, или к тому, что они под искусством понимают. А здесь — нравиться тебе эта мазня, или тебя от нее воротит, — изволь, любуйся. Вообще тут явно прослеживается несовершенство нашего законодательства. За физическое изнасилование, например, предусмотрена уголовная ответственность, а за моральное изнасилование моего эстетического вкуса — нет. Непорядок.

— Да, тебя бы в депутаты. Принял бы статью в уголовном кодексе — 'За моральное изнасилование' — ... какое там наказание ты предлагаешь? — развеселилась Таня.

— Ну, какое... задумался я, — По принципу 'око за око' — за моральное изнасилование — изнасилование физическое. Тогда, наверное, такой вот пачкотни на заборах поубавилось бы.

— Однако... Ты строг, но справедлив...

-Да, я такой! — я выпятил грудь колесом и надул щеки. Таня больше не могла сдерживать смех...

За этим разговором мы подошли к дому

Обычный старый дом. По крайней мере, на первый взгляд. Когда-то, ещё до революции, его построил какой-нибудь купец или банкир, в общем — новый русский того старого времени. Потом власть рабочих и крестьян в лучшем случае выперла хозяина за границу, а в худшем... — не будем о грустном. Громадные комнаты разделили фанерными перегородками на узенькие комнатушки, в которых новые жильцы ютились наподобие селёдок в бочке. Новые жильцы постепенно становились старыми и в прямом и в переносном смысле этого слова. Остатки былого великолепия, типа лепнины на потолке или мебельного гарнитура из орехового дерева, работы мастера Гамбса, неумолимо разрушались безжалостным временем. Дом медленно, но уверенно умирал. В планах реконструкции центра города он уже давно был предназначен на снос...

Но вот пришёл девяносто первый год. Наступила контрреволюция, которой так и не дождался старый хозяин дома. И уже другой новый русский купец или банкир расселил жителей коммуналки по квартирам в панельных многоэтажках, снёс перегородки, и сделал в доме капитальный евроремонт, как его тогда понимали. И продал квартиры новым хозяевам.

Прошло еще несколько лет. Те хозяева, что, как говорится, попали в струю, переехали в более удобные и престижные современные дома улучшенной планировки. (Вон один такой как раз стоит через улицу). Ну а те, что попали не в струю, а просто попали (таких, кстати, было гораздо больше), тоже продали своё крутое жильё, и переехали в квартиры попроще. Впрочем, вопреки правилу, что бизнес или растет в гору, или загибается, а среднего состояния нет, в наличии оказались и такие, кто застрял на одном и том же уровне в финансовом, а значит, и в общественном положении, и продолжали жить в своих уже не столь престижных, как на момент покупки, квартирах.

Подъезд тоже ничем не выделялся среди сотен своих собратьев. Металлическая дверь, выкрашенная в серый цвет. В левую створку врезан домофон. В правой — замочная скважина. Враг не пройдёт. Хотя, в принципе — такая дверь может защитить только от бомжей, да и то лишь от самых тупых. Замок обычно запирается кодом из двух цифр, причем код почти во всех замках одинаковый. Да и злоумышленнику ничего не стоит подкараулить какого-нибудь жильца и с деловым видом пройти в подъезд вслед за ним. Так что в принципе преимущество от такой двери одно — чужие в подъезде не гадят. Только свои.

Хотя, похоже, эту дверь я недооценил. Видимо, кнопками она не открывается. Остановившись перед дверью, Таня начала рыться в сумочке, бормоча про себя 'Где же эти ключи?'. Ох уж, эти женщины! Я, сделав вид, что меня очень заинтересовали астры, растущие на клумбе справа от подъезда, отвернулся и позволил себе улыбнуться одними губами, дабы, не дай Бог, дама случайно не заметила. Не любят дамы, когда они смешно выглядят. А кто любит? А вообще — женская сумочка и 'беспорядок' — это синонимы. Так было, так есть, и так будет до скончания веков. Аминь! Хотя — с другой стороны, а как ещё можно запихать такое количество 'супернеобходимых' вещей в такой объём? Так что тут надо скорее не посмеяться над женщинами, а посочувствовать им.

Однако я зря улыбался. Ключи были найдены в рекордно короткие сроки — не прошло и минуты, дверь была с их помощью торжественно открыта, и мы вошли в подъезд.

В подъезде я узнал для себя, что и в пятиэтажном доме может быть установлен лифт. Впрочем, если учесть, что в таких домах потолки в два раза выше, чем в современных — ничего удивительного. Здесь пятый этаж находится примерно на высоте девятого — десятого этажа современной многоэтажки. И пока дойдешь до него пешком — упаришься. А дом строился для солидных людей — дореволюционных олигархов. Им упариваться не полагалось.

Но радовался я наличию самодвижущегося средства доставки нас с Таней на нужный этаж недолго. До тех пор, пока не обратил внимание на болтающуюся на ручке двери лифта табличку 'Лифт не работает'. Так что добираться до Танечкиного жилища нам пришлось пешком. Квартира, как выяснилось, располагалась на третьем этаже. То есть — если принимать во внимание мои рассуждения об удвоенной по сравнению с современными квартирами высоте комнат этого дома, мы поднялись на 'современный' шестой этаж. И потому совсем неудивительно, что немного запыхались.

Тот, кто когда-нибудь имел возможность лицезреть девушку с третьим размером груди сразу после того, как она поднялась пешком на шестой этаж, несомненно, поймет ощущения, охватившие меня, когда я взглянул на Таню, остановившуюся перед дверью своей квартиры перевести дыхание.

— Ты знаешь, я не жалею, что лифт поломан. Стоило подняться по лестнице пешком, чтобы увидеть такое зрелище, — заявил я, бесстыдно глазея на развернувшееся передо мной действо, которое обычно описывается словами 'Волны на картине Айвазовского'.

— Да? А мне казалось, что ты это зрелище видел уже неоднократно, — с хитринкой в глазах взглянула на меня собеседница.

— Никогда не устану любоваться, — тут же отозвался я. И вообще: Мудрые... — я назидательно поднял вверх указательный палец, — Точнее, очень мудрые люди говорят, что бесконечно долго можно смотреть на две вещи. И к огню и воде они не имеют никакого отношения.

— Так это теперь называется 'мудрость', — улыбнулась Таня. Раньше, если мне не изменяет память, это называлось как-то по другому.

— Не знаю. По-моему — вполне мудрое наблюдение. И, что самое главное — правильное.

— Извини, вынуждена прервать твою медитацию. Пойдем в квартиру.

— Вот так всегда, — горько вздохнул я, и вошел вслед за хозяйкой сквозь открытую металлическую входную дверь — тоже вполне стандартную. Разувшись в коридоре, по которому можно было кататься на велосипеде, мы прошли дальше, собственно в апартаменты.

Внутри квартира оказалась отнюдь не стандартной. Это как раз были апартаменты в прямом смысле этого слова, безо всяких преувеличений и иронии. Дорогая отделка и не менее дорогая мебель были подобраны с большим вкусом, что встречается не так уж часто даже в богатых домах. По крайней мере, в бывшем СССР. В остальном мире есть такое понятие, как 'старые деньги'. Это семьи, разбогатевшие много десятков лет, а то и много веков назад. Отпрыски этих богатых семей заканчивают престижные учебные заведения и постоянно вращаются в кругу себе подобных. Безупречный вкус передается от поколения к поколению. Наши же новоявленные нувориши наличием эстетического вкуса обычно не страдают. И то, как построены и обставлены их хоромы, обычно сильно зависит от вкуса проектировавшего их дизайнера, и от того, насколько часто заказчик вмешивался в творческий процесс. Но тут было совсем другое дело. Смотришь — и просто душа отдыхает. Вот так в моём представлении и должен выглядеть Дом. Именно так — Дом с большой буквы. Где отдыхаешь душой и телом, куда хочется возвращаться снова и снова, где бы ты ни был.

Оглядевшись, я выдал свою оценку увиденному:

— Недурственно. Квартиру сняла или у знакомых остановилась?

— Купила, — с некоторым вызовом в голосе ответила Таня, наблюдая при этом, какое впечатление произведёт на меня такое заявление.

— Широко живёшь, — с улыбкой ответил я. Прыгать до потолка от неожиданности — не в моем стиле.

— Не то что бы очень широко, но... — не жмёт.

— Источник доходов раскроешь? Или секрет? — поинтересовался я.

— Да так... Работаю в одной конторе... Потом расскажу. Сейчас не хочется о делах. Кстати, там и для тебя есть возможность подзаработать немного. Если, конечно, есть желание.

— Желание заработать у меня никогда не пропадало. Главное, чтобы размер оплаты соответствовал объёму проделанной работы. А то это часто не совпадает, — улыбнулся я.

— Хорошо. Чуть позже поговорим, а там уж ты сам решай, -Таня указала мне на композицию из двух кресел и низкого столика, стоявшую в углу гостиной.

— Я на кухню. Посиди тут пока, отдохни.

— Может, тебе помочь?

— Спасибо, не надо. Я сама. А ты можешь пока посмотреть телевизор.

— Нет, тоже спасибо. Не хочу. У меня что-то последнее время телевизорофобия.

— Это как это? — заинтересовалась Татьяна.

— Да вот так. Как увижу включенный телевизор — тошнить начинает. Раньше только от рекламы тошнило, потом стало и от всех этих ток-шоу... А их сейчас развелось, как собак нерезаных, и притом одно пошлее и тупее другого, как будто конкурс у них какой на самую пошлую и тупую передачу. Ну а потом ещё и от сериалов стало выворачивать наизнанку. В общем, — болезнь прогрессирует. Причём от... как бы это вежливо назвать... Вот! — современной отечественной кинопродукции только тошнит, а от большинства западных киношедевров, — особенно американских — так вообще в буйство впадаю: так и хочется телевизор разбить!

— И с чего бы это у тебя?

— Да сам не знаю. Или умнею с годами, или совсем наоборот, — старческий маразм начинается. Помню, когда служил в армии, только-только видеомагнитофоны появились. Нам в часть привозили видак с телевизором, сдирали, конечно, по два рубля с носа за сеанс — так все балдели и от 'Коммандо', и от 'Чужих'. И мне нравилось. А теперь посмотришь эту фигню, — думаешь: 'Господи, какая муть!'. Наверное, это у меня всё-таки маразм, потому что вокруг народ визжит от восторга и от ток-шоу, и от сериалов. А отклонение от общей нормы — это болезнь. Короче, давай не будем включать телевизор, я посижу спокойно в тишине, идёт?

— Идёт. А насчёт тишины... Может, музыку включить?

— Музыку можно. Только не радио, — там сейчас тоже через каждые три минуты реклама на полчаса, а из оставшегося эфирного времени большую часть занимает диалог тупых диджеев с ещё более тупыми радиослушателями.

— Хорошо. Поставлю компакт. Классику хочешь?

— Да не то, что бы очень... Но какой-нибудь не очень громкий фортепьянный концерт ...

— Поищем... — с этими словами Таня начала рыться в коробках с компакт-дисками, -Это не то... Это тоже не годиться... Ага! Вот! — и, вставив диск в проигрыватель, удалилась в направлении кухни.

Я же отправился в указанный мне хозяйкой угол. Кресло оказалось неожиданно мягким. Я к таким не привык, и потому фактически упал в него, не рассчитав посадку. В это время из колонок полилась тихая фортепьянная музыка. В совокупности с окружающим меня уютом она создавала усыпляющий эффект. Я позволил себе немного расслабиться, зная, что это ненадолго. С Таней расслабиться обычно получалось, только предварительно вымотавшись до упора... Но меня такой порядок вполне устраивал.