— Дядька брал меня на виману, видали мы сверху Круг Земной… Попрошу, и тебя возьмет. Хошь? Не хошь?.. Так я о чем. С высоты Круг Земной он и есть — круг. А в полуденной части его, через пролив, есть малый круг: цепочка островов. Ровно так по кольцу стоят. На островах живут пеласги.

Пухлый добавил:

— В резах большого Храма я читал: давным-давно пеласги воровали у нас женщин и морили в своих домах, не позволяя женам ни выходить на мужскую половину, ни пировать с мужами, ни даже заговорить с мужем, коли не спрашивают…

— А некоторые наши и нынче того бы хотели, — проворчал Дерс тихонько, чтобы взрослые не услыхали.

— Истинно так, — Пухлый обеими руками почесал спутанные кудри. — Но кончили плохо. Главный бог у них громовержец, яко наш Перун. Мера терпения его ся переполнила, и решил он: лучше стоя, чем на коленях…

— А может, наш Перун его попросил. По-соседски, — ухмыльнулся Арк. — Дескать: какие счеты промеж нами, богами? Не ведаю, который, а только по Малому Кругу так влупил божьим гневом, что весь их остров кусками ся рассыпал, а у нас тут посреди земнокруга Рифейские горы восстали, огненные реки потекли.

— Записано, что несколько месяцев с неба пепел валил. Записано, что весь Круг Земной покрыт этим пеплом, как человеку в рост встать и руку вытянуть…

Хенка охнула. Про взрывы Санторина, Тобы, Тамбора она лишь читала, и очень радовалась, что ограничилась теоретическими сведениями.

— С тех пор пеласги вовсе одичали. Допрежь против них исполчали войско, а с той поры уже и ни разу. Они теперь в науки к нам ездят… — продолжал Йыл. — Наш торговый гость у них на островах бывал десять зим тому, что ль. Так его там вовсе за бога почитают, Лопонона какого-то. А он всего только и поведал им про троеполье, да воспретил в рот немытое совать. И вот на тебе, повелитель музыки и мора. Про него несколько представлений есть.

— Погоди, Йыл. Слушай, дева… — Йин прищурился. — Ладно там пеласгов не знать. А как вышло, что ты обычая не знаешь? Вошла в возраст, женские подвески на очелье… А обычая для соединения мужа и жены не ведаешь? Ты кто? Откуда?

Арк повертел в пальцах ту самую бронзовую пластинку, испещренную рисунками. Такие висели на шее у всех троих — но не у Хенки.

— А ты ведь и гляденя не носишь!

Знаток обычаев подскочил на скамье, больно стукнувшись коленями снизу в каменный стол:

— Да у тебя и коса черная… Что ж я сразу не понял! Ты Сказительница!

На возглас пухлого обернулись разом все четыре навеса путников, а еще люди на добрых сто шагов по Шляху, а еще забитая привратная площадь… И даже на стенах заставы показались белые пятна лиц. Словно на лугу разом открылись десятки и сотни ромашек. Люди отбрасывали капюшоны, поднимая облачка пыли, недоуменно таращились…

А потом решительно придвигались на голос.

Голос Хенка берегла и потому сегодня говорила кратко. Правда, в Круге Земном столь мало менялось от года к году, что любые ее рассказы блистали небывалой новизной.

Собственно, откуда у Хенки и появились помалу — дорожная накидка, сума, а в той суме запасные туфли, и чистая ткань, и новый красивый поясок, на пояске кошель, а в нем порой ночевали и бронзовые монетки…

Слушали ее затаив дыхание, не смея двинуться, чтобы не шумнуть — соседи бы тут же врезали по макушке. И как прозвучали слова о зачарованном горшочке золота под радугой, хозяйственный Дерс вставил, как он всякий раз делал: вроде бы мимо, но все услышали:

— Горшок с рубленками и мне бы не помешал!

Хенка перевела дух. Красавец Арк подал чашу промочить горло, Йин протянул полотно утереть губы. Йыл просто смотрел горящими глазами, смотрел и не видел ее саму, а только историю за ней.

Хенка улыбнулась:

— А что, это желание никому повредить не может. Утверждаю!

И шутовски махнула своей “типа волшебной” палочкой, и даже сумела удержать лицо, когда дурацкое “солнышко” на конце той палочки ярко и радостно вспыхнуло.

Вспыхнуло заходящее солнце, недолго погорело между верхушек сосен удивительно чистого здешнего леса — да и погасло.

— Пойдем с нами, — улыбнулся Арк, на этот раз уже просто. Хенка не чуяла теперь в парнях животной похоти. Нельзя сказать, чтобы ей так уж не нравился синеглазый молодой блондин, а все-таки не собиралась она пока нырять в здешнее с головой. Еще бы по стране походить, посмотреть: где как живут. Место получше выбрать…

— Благодарю, — она помахала рукой, — но мне нельзя оседать. Пока.

И она с намеком коснулась того места на груди, где все носили бронзовый глядень, а она вот не носила, такая особенная. Парни сделали вид, что поняли намек. Поклонились по здешнему обычаю, достав рукой пол. Развернулись и пошли по тропинке под звездами в свое селище. Хенка понимала, что завтра оттуда набегут все, способные переставлять ноги — а неходячих принесут на закорках. Никогда она не мечтала быть айдолом, потрясать сцены и собирать стадионы. Как-то само получилось: попробовала утешить плачущего ребенка, сплела сказочку. Ну, для ожерелья-переводчика нужны ведь слова…

Однако же, застава закрыта и дальше вглубь Круга Земного ей нет пути. Надо свернуть вдоль реки и пробовать на соседней заставе. Свернуть все равно куда, можно вниз по течению.

Вниз по течению сырым вечерним лесом парни шагали недолго. Скоро Йин Дерс помянул задницу Лели и посох Сварга. Выпрямился, потирая стопу: в мягкой обуви удариться о корень…

— А ведь это не корень, — сказал остроглазый Арк. — Йыл, вздуй огня!

Пухлый достал кресало, повозился-повозился, но управился. Зажгли комок мха и в свете его рассмотрели: подлинно, Йин споткнулся о горловину широкой корчаги. Тотчас палками и ножами обкопали глиняный горшок, попробовали вынуть, охнули: тяжеленек! Потянули сильнее, выбросили корчагу из ямы, уронили…

Глиняный горшок треснул и по тропинке потекли золотые монеты, тускло и красно блестящие в неровном свете мохового факела.

Парни переглянулись. Йин Дерс почесал затылок.

— Вот ведь экое дело… Сказал не взаболь, ан вышло, что желание мое исполнено?

— Желание исполнено!

— Самое простое, — бог-мужчина беспечно улыбнулся. — Деньги… Вообще, любое материальное мы можем сделать. Или притащить откуда-нибудь.

Богиня-женщина подняла брови:

— А если кто пожелает что-либо из политики?

— Через торговые дома у нас есть выходы на правителей областей. Например, в той области, где она сейчас, правит некий Летив Арп…

Летив Арп сидел за столом, чесал благородные седины мизинцем, и при том, сам не замечая, оставлял на лбу следы графитовой палочки, которой делал пометки в отчетах.

Отчеты, впрочем, не особенно пугали.

Число населения держалось в тех же пределах, что и прошлые годы.

Поток олова и меди из Рифейских гор несколько снизился.

Строительного леса в эту зиму сняли чуть менее обычного, но Арп знал: в следующем году откроются делянки посуше, добычи прибавится. То на то и выйдет. А раз число населения постоянное, то и камень с черепицей на ремонт ветшающих строений пойдут в обычном количестве, нет нужды объявлять о закупке.

Уменьшился зерновой клин. Правители соседних Пятин по такому поводу испугались бы. Но Полуденная, на беду, граничила с пеласгами. С одной стороны, пеласги вносили приятное разнообразие в постоянство Круга Земного — с другой, разнообразие это непременно включало в себя и заразу. Не сказать, чтобы прямо каждую весну, но раз в поколение точно. Правители пятины более-менее привыкли, что население Полуденной то росло, то хворало.

Вот и сегодня утром пришли вести: на полдень от второго кольца застав, но полуночнее третьего — вспыхнул мор. Жрецы-де не нашли от него средства, а лечат, как от простуды: пропаривают с фенхелем и укропом. Что в таком случае делать, Летив Арп читал в старых резах, еще не тиснутых на бумаге, а именно что резаных по камню. Он велел в каждом поселении отвести особую хоромину на “выстаивание” всякого пришлого человека. Призвать в селениях к оружию по восьмерке годных и казнить их смертию, буде кого пропустят без выстаивания в семь дней.

Заставы вообще закрылись первым делом, они это при любом чихе исполняют, привычка. Полезная, впрочем, привычка: дикие пеласги чистоты не блюдут, вот боги их и карают, а гиперборейцев тем самым испытывают, не дают разжиреть в оконечном покое…

В общем, гости торговые уперлись в закрытые заставы и свернули в обход, кто на восход, кто на закат. Оттого-то меди с оловом и убыло.

Летив Арп отодвинул бумаги про вещи. Придвинул стопку с отчетами о людях.

Первое, родилось чуть поменее прежнего. Понятно: мор. Умерло больше, но пока еще не так много, чтобы пошатнулся извечный ход Круга Земного, и чтобы разрешить новые рождения сверх обычая.

Арп Летив переворошил бумаги, нашел нужные резы. Ну, точно: разрыв-травы в закромах еще довольно. Нежеланные беременности Храмы могли прерывать в любой день.

Ритуал выбора тоже не поразил необычным. Все шло по накатанной колее, как при отце, дедушке, прадедушке и иных пращурах.

Восемь из каждой дюжины новиков избрали отцово наследие. Кто пахать и доить, кто водить сотни возов и лодей с товаром, кто шить-ковать.

Еще трое выбирали учение в Храмах и собирались уехать. Либо в Полуночную Пятину, где учили поднимать виманы и водить быстролетных змиев, либо в Закатную Пятину — тот храм учил строить корабли и обплывать на них весь Круг Земной, и даже плавать в гости к пеласгам-акайваши. Либо в Пятину Восхода, где учили лекарей. Чтобы справляться с дарами тех самых пеласгов.

Ну и тот единственный в каждой дюжине, жаждущий неуказанного в Разрядных Столбцах, выбирал столицу. Первый Храм, где готовили жрецов.

Некогда ритуал завершался выборами правителя. Но уже тысячу лет назад правителей стали выбирать однажды — и до смерти. Какой смысл ежегодно менять правителя, если переменить бег Круга Земного человек все равно не властен?

Люди не думают, гласила поговорка. На то правитель есть!

Правитель Арп Летив посмотрел на заваленный свитками стол. Он тоже не думает. Зачем он за этим столом?

Даже так: надобен ли за этим столом человек? Или достанет листы с резами просто по стенам развесить? А прочесть, что в каком случае делать, сможет любой грамотный. Гиперборейцы — истинные арии, не чета диким пеласгам, тут все читать умеют.

Чтобы развеяться, Летив подошел к светлому окну, отодвинул резную раму, забранную мелкими цветными стеклышками. Их вместо слюды вставляли; кто-то за придумку получил-таки желанный знак на бронзовый глядень. Что бы ему, Арпу, такое-этакое придумать, чтобы детей позволили? Троеполье давно придумано…

За окном, на широком дворе, храмовые жрецы наполняли подъемной силой священную виману. В когтях под огромным белым брюхом виманы висел змий со сложенными покамест крыльями; тот самый утренний посланец со спины змия махал рукой жрецам и могучим ревом, заковыристыми словами, побуждал священнослужителей поторопиться.

Наконец-то стукнула дверь и в горницу начали заходить ближники Арпа Летива. С ними правитель Полуденной Пятины собирался обговорить тайную часть послания.

— … Которая гласит: Сказительница не имеет гляденя вовсе, чего в Круге Земном уже более десяти веков не бывало. Могла бы потерять глядень, аще для нея нету и записей в книгах. Она ся не рождала! И несет она заразу, до сей поры не ведомую в Круге. Что там поморы?

Поднялся смотритель берега, покачал кудлатой золотой головой:

— Всех опросил, кого смог за дни-от. Не выбрасывало на берег ни лодьи, ни человека на бревне, аще инога чего.

Смотритель торгов прищурил и без того узкие глазки: