For Love of Magic. Глава 2

— Разве в таком случае нельзя было бы использовать полностью придуманную руну, при условии, что вы придадите ей значение? — Спросил Гарри, сбитый с толку.

— Теоретически да, но вы должны были бы знать, что руны были придуманы, и поэтому подсознательно придавали бы им смысл. — Бэбблинг с легкой усмешкой объяснил, наслаждаясь разговором. Мистер Поттер явно провел немало исследований по этому предмету, и она с нетерпением ждала, что через несколько лет он будет у нее в классе. — В академических кругах также существует недоказанная теория о том, что древние руны использовались так долго, что их значения запечатлелись в дикой магии Земли, и именно поэтому они более могущественны.

— Это интересная теория. — Немного рассеянно прокомментировал Гарри. — У меня остался только один вопрос.

— Конечно.

— Все книги, казалось, сходились во мнении, что писать руны на себе либо не сработает, либо просто опасно, но они не объясняли почему.

— Ах, это, — сказала Батшеда с легким ворчанием. — Я давно думала, что каждая книга по рунам должна содержать более подробные предупреждения о подобных практиках, и я обязательно упоминаю об этом на своих занятиях.

— Значит, это можно сделать? — настаивал Гарри.

— Да, мистер Поттер, это возможно, хотя и крайне неразумно. — Призналась она. — Просто используя перо для написания рун на вашей коже и заряжая его магией, вы ничего не добьетесь, так как магия будет поверхностной, и ваше тело будет сопротивляться ей. Нанесение татуировок на кожу даст некоторые эффекты, но, скорее всего, не те, которые вам хотелось бы. Возникнет конфликт между намерениями татуировщика и вашими собственными, что приведет к множеству непредсказуемых осложнений. Более того, руны будут пытаться внести изменения в ваше тело и магию, но не будут обладать необходимой для этого силой, что опять-таки не вызовет ничего, кроме осложнений. Хуже того, волшебники отличаются от магглов тем, что их магия со временем стирает чернила с татуировки, так что даже если бы вам удалось придать себе какой-то положительный эффект с помощью рунической татуировки, она в конечном итоге рассеялась бы и, скорее всего, навредила бы вам в процессе.

— я понимаю. — Спасибо, — повторил Гарри, выглядя задумчивым. — Спасибо, это было очень познавательно. Могу я снова обратиться к вам, если у меня возникнут еще вопросы?

— конечно. — Батшеда согласилась, желая поощрить его очевидный интерес к рунам.

* * *

Рождественским утром Гарри был озадачен, увидев в изножье своей кровати подарок со своим именем.

Он знал, что это не от Шоу, поскольку эти двое рассматривали каждый праздник как возможность подлизаться к кому-нибудь на том или ином светском мероприятии. Единственным подарком, который он когда-либо получал от них, была одежда, которую они ожидали, что он наденет на одно из упомянутых светских мероприятий. Для него это скорее испортило весь смысл Рождества.

Открыв его, он увидел, что внутри лежит мерцающий серебристый плащ. Прикоснувшись к нему, он практически ощутил покалывание магии под пальцами. Немного поэкспериментировав, он с благоговением осознал, что это настоящий плащ-невидимка. Кто, блядь, мог дать ему это?

Взгляд на прикрепленную открытку вызвал лишь некоторое недоумение.

"Твой отец оставил это мне перед смертью. Пришло время вернуть тебе это. Используй это с пользой. Счастливого Рождества тебе."

Под запиской, написанной неразборчивым почерком, не было подписи, но, немного поразмыслив, он смог понять, кто это был.

На самом деле он не знал никого в волшебном мире, кроме людей из Хогвартса. Вряд ли это были студенты, поскольку он не был особо близок ни с кем из них и сильно сомневался, что они подарили бы ему такой явно ценный артефакт.

Большинство преподавателей также были исключены на том основании, что он уже был знаком с их почерком. Единственным, кто мог это сделать, была профессор Бэбблинг, но он разговаривал с ней всего один раз, так что она вряд ли дала бы ему такую информацию.

Исключив всех своих знакомых, он предположил, что письмо прислал директор школы. Он был похож на человека, который хранит магические предметы. Перечитав записку еще раз, он пришел к другому выводу.

Он подарил мне что-то, что технически принадлежит мне в первую очередь? Или, если это не удастся, подарил мне что-то, что подарил ему мой отец? И он признал это, как будто в этом не было ничего особенного? Вау, это просто... вау.

Гарри не мог не поразиться наглости этого человека, хотя он был слишком доволен мантией-невидимкой, чтобы сильно обижаться.

В конце концов, директор только что дал ему именно то, что нужно для тайного посещения Запретной секции. Но сначала нужно было отправить подарок. Идея пришла ему в голову несколько месяцев назад, но он не планировал воплощать ее в жизнь, поскольку это могло обернуться для него весьма неприятными последствиями. Однако плащ-невидимка настроил его на то, чтобы раздавать подарки.

— Могу я поговорить с домашним эльфом, пожалуйста? — Обратился он к пустой комнате, не уверенный, что это сработает.

— Вам нужен Блинки? — По-видимому, это сработало.

* * *

Северус Снейп вздрогнул от неожиданности, когда на его столе появился рождественский подарок. Он уже получил от Минервы обычную бутылку огневиски, которой ему хватило бы на год, а также пакет маггловских конфет от директора, от которых он, как обычно, быстро избавился.

Больше никто никогда не дарил ему подарков. Когда-либо.

Применив все известные ему заклинания обнаружения к маленькому свертку, он был вынужден прийти к выводу, что это не ловушка и что кто-то действительно это сделал.

Осторожно развернув его, он с медленно растущим гневом уставился на магловскую тетрадь и ручку, точно такие же, какими он запретил Поттеру пользоваться в классе.

Нахальный мальчишка издевался над ним! Прямо как его никчемный, высокомерный отец! Джеймс гребаный Поттер поступил бы так же....было бы....никогда бы этого не сделал. Нет, Джеймс Поттер устроил бы какую-нибудь детскую шалость в коридоре или во время ужина, и сделал бы это гораздо раньше.

Это был своего рода пассивно-агрессивный ответ, который Лили дала бы ему после того, как пришла в себя от первоначальной вспышки гнева.

Я подумал, что вы, возможно, оцените удобство возможности делать заметки для своих зелий в одном месте, не беспокоясь о чернильницах или чернильных пятнах.

Столь же пассивно-агрессивная записка не была подписана, что еще больше усилило чувство ностальгии, охватившее Снейпа, когда он уставился на аккуратный почерк.

Очевидно, мальчик никогда раньше не слышал ни о самокрашивающихся перьях, ни о зачарованных тетрадях, в которых никогда не заканчивались страницы. Поначалу Лили тоже с сомнением относилась к волшебным канцелярским принадлежностям.

Поскольку лицо миниатюрного Джеймса Поттера не вызывало у Снейпа злости, а вокруг не было людей, перед которыми можно было бы соблюсти приличия, он провел рождественское утро в ностальгических воспоминаниях о единственном друге, который у него когда-либо был.

* * *

26 декабря

Было уже очень поздно, и в библиотеке Хогвартса было темно, тихо и пусто.

Пусто, если не считать невидимого Гарри Поттера, который прогуливался по Запретной секции, жадно разглядывая книги. Ему так много всего хотелось найти, что было трудно решить, что выбрать в первую очередь.

Непонятные заклинания сильно влияли на мышление одиннадцатилетнего подростка, но Гарри отвлекся от них, зная, что у него пока нет сил их произносить, и проявляя достаточную осторожность, чтобы не пробовать их в любом случае.

В конце концов, он наткнулся на то, что хотел узнать с тех пор, как познакомился с волшебным миром.

Теория ритуалов: Магия жертвоприношения.

Гарри нервно сглотнул, гадая, не была ли это книга, в которой подробно описывается, как правильно приносить в жертву девственницу, чего он не собирался делать.

С другой стороны, в названии книги использовался старый добрый английский, что всегда было хорошим знаком.

* * *

Альбус Дамблдор был немного расстроен.

Он знал, что Волдеморт вернется, и он знал, что Гарри Поттер, согласно пророчеству, победит его.

Проблема заключалась в том, что Гарри Поттер, похоже, не был склонен к героизму. Ему было любопытно узнать о посылке, которую Хагрид забрал из "Гринготтса", но не настолько, чтобы копаться в ней дальше. Он был недостаточно любопытен, чтобы заглянуть за запретную дверь в коридоре третьего этажа. Альбус даже не был уверен, знал ли он о взломе в Гринготтсе. Не то чтобы Дамблдор действительно хотел, чтобы Гарри попытался пройти защиту, но он надеялся, что Гарри проявит любопытство. Сильное чувство любопытства было необходимо герою, а у Гарри Поттера его просто не было.

На самом деле мальчик был тревожно оторван от волшебного мира. Помимо его очевидного желания изучать магию и слабой связи с умершими родителями, Гарри Поттер буквально не имел никаких связей с Волшебной Британией.

Уже не в первый раз Альбус сетовал на то, что мальчика отдали в Равенкло. Даже в Слизерине было бы лучше, хотя ему, несомненно, пришлось бы нелегко. По крайней мере, это заставило бы его общаться со сверстниками, в то время как Рэйвенкло имел хорошо известную репутацию воспитателя интровертности.

Обычно Дамблдор не вмешивался в это, но у Гарри Поттера было предначертание, и это предначертание не осуществилось бы, изучая магию в уединении.

Он был прекрасно осведомлен о недавних прогулках мальчика в Запретную секцию, но не стал его останавливать. В любом случае, какая разница? Мальчику пришлось бы умереть, чтобы победить Волдеморта раз и навсегда, так что его увлечение незаконной магией не вызывало беспокойства. Эти знания могли бы даже пригодиться в какой-то момент. Учебник по ритуальной магии, который он прочитал прошлой ночью, вряд ли вызывал тревогу. Несмотря на зловещее название и то, что заявило по этому поводу министерство, это было не более чем теоретическое рассуждение о природе магии с акцентом на ритуалы. Дамблдор удалил оттуда все самое плохое из того, что было написано Томом Риддлом на седьмом курсе. Он до сих пор сожалел, что не сделал этого раньше.

На самом деле он не боялся, что Гарри присоединится к Волдеморту. Темный лорд никогда бы не потерпел, чтобы кто-то посягал на его власть, и быть уничтоженным годовалым ребенком было бы для него непростительным оскорблением. Гарри Поттер и лорд Волдеморт были бы врагами, несмотря ни на что, но Гарри мог бы просто решить покинуть Британию, вместо того чтобы сражаться, если бы его здесь ничего не связывало.

Если бы только его распределили в Гриффиндор! Альбус был уверен, что он бы быстро подружился с Гермионой Грейнджер. Они были достаточно похожи.

Смерть девочки потрясла старого директора гораздо больше, чем он показывал. Минерва часто говорила ему, что хранить Философский камень в Хогвартсе — ужасная идея, но он был уверен, что это к лучшему. Он был уверен, что сможет справиться с тенью Волдеморта без какой-либо опасности для учеников. Он больше не был уверен.

Несмотря на все красивые слова, которые он наплел аврорам о тролле, забредшем сюда через до сих пор не обнаруженный потайной ход, Дамблдор знал, что это была его вина.

Несмотря на пошатнувшуюся уверенность в себе, он отчаянно нуждался в том, чтобы лучше разобраться с Гарри Поттером. В надвигающиеся темные времена Волшебной Британии и Свету понадобится защитник, и Дамблдор знал, что он слишком стар, чтобы самому справиться с этой ролью. Он уже был слишком стар во время последней войны. Необходимо было создать преемника, даже если он погибнет в конце конфликта. Возможно, еще одно чудо позволит Гарри Поттеру выжить, как это случилось, когда он был ребенком. Старик может надеяться, даже если это глупая надежда.

Тем временем, можно надеяться, что Зеркало Эриседа покажет, есть ли у мальчика какие-то желания, которые могут оказаться полезными. Незаметное заклинание принуждения поможет ему найти это.

* * *

Гарри понятия не имел, как именно он оказался в этом заброшенном классе с зеркалом странного вида. Он просто почувствовал непреодолимое желание побродить по Хогвартсу и, по сути, наткнулся на это.

Это было немного странно для него, поскольку у него не было никакого желания общаться с Филчем, этим жалким ублюдком. Мужчина, по-видимому, не мог осознать тот факт, что во время каникул в игре действуют несколько иные правила, и уже несколько раз пытался устроить ему неприятности за воображаемые нарушения.

Честно говоря, что он вообще делал в Хогвартсе? Его должность смотрителя, казалось, была полностью выдумана только для того, чтобы у озлобленного человека был повод оставаться в замке.

Но по какой-то причине ему захотелось побродить сегодня вечером, и вот он здесь, перед высоким зеркалом в золотой раме и на когтистых лапах.

Это было интересное зеркало, но изображение, которое оно показывало, было настоящей загадкой. Вместо того, чтобы отражать его истинный облик, оно показывало Гарри таким, каким он надеялся стать, став взрослым. Высокий и широкоплечий, длинноволосый и по-плутовски красивый, с аурой власти, окутывающей его плечи подобно мантии-невидимке. Он также был одет в довольно устрашающего вида мантию, которая выглядела намного практичнее, чем одежда в стиле ночной рубашки, которую на самом деле обычно носили волшебники, больше похожая на полуроту или что-то в этом роде.

Еще более загадочным, чем его собственное искаженное отражение, было то, что на нем был изображен кто-то, стоящий рядом с ним. Этого человека было совершенно невозможно разглядеть. Он не мог определить цвет волос или глаз, не мог определить рост или фигуру. Он подумал, что это могла быть женщина, но чем больше он смотрел, тем меньше был в этом уверен. Казалось, что его разум просто не мог сосредоточиться на фигуре, кроме как определить, что это была фигура.

Сверху была надпись "Erised stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi", которая ему ничего не говорила. Он даже не мог предположить, на каком языке это было написано.

В этом образе было что-то притягательное, но Гарри ни за что на свете не смог бы определить, что именно. Образ его взрослого "я" казался достаточно очевидным, возможно, он отражал его надежды, но как насчет другой фигуры?

Гарри ненавидел загадки. На самом деле, гребаный дверной молоток, который задавал тебе загадку каждый раз, когда ты хотел войти в башню Равенкло, был тем, что он находил самым раздражающим в своем доме. Ему уже несколько раз приходилось ждать, пока кто-нибудь другой ответит на этот проклятый вопрос, хотя он уже наловчился отвечать правильно только благодаря постоянному повторению.

Обычно, сталкиваясь с особенно раздражающей загадкой, которую он не мог разгадать, он на время забывал о ней и, возможно, возвращался позже, но не в этот раз. В этом изображении было что-то такое, что вызывало у него желание разобраться в нем.

— Очаровательно, не правда ли? — Спросил старческий голос сзади через неопределенное время, сильно напугав его.