17, Clumsy and Shy. глава 2

Гарри нахмурился и скорчил гримасу Джорджу. Фред уже рылся в гардеробе Гарри, швыряя в него одеждой, пока находил предметы, из которых состоял его наряд.

— Вы двое не могли бы объяснить мне, почему мы встали раньше всех? Я думал, мы отправимся в Косой переулок только после обеда. — Сказал Гарри, натягивая мантию и беря одежду, которую предложил ему Фред. Джордж начал подталкивать его к двери.

— Они — нет, — сказал Джордж, указывая на остальную часть дома, — Но у вас, мистер Поттер, на это утро назначена особая встреча.

Гарри остановился и посмотрел на него. До его сознания наконец-то дошло, что близнецы действительно что-то запланировали для него. Гарри забеспокоился, думая о том, что бы это могло быть.

— Назначена встреча? — спросил он их, заикаясь.

Фред и Джордж снова переглянулись, и Гарри захотелось, чтобы они прекратили это делать. Они дошли до туалета в конце коридора. Фред и Джордж втолкнули его внутрь и схватились за дверь.

— Да, Гарри. Встреча, — просто ответил Фред, и его глаза странно блеснули.

— Встреча, на которую должен прийти каждый молодой волшебник-мужчина, — добавил Джордж, изо всех сил стараясь сдержать улыбку, но ему это не удалось.

— Каждый...молодой волшебник? А как насчет женщин-волшебниц? Что вы двое задумали?

Фред и Джордж рассмеялись, увидев испуганное выражение, которое, как он знал, должно было появиться на его лице, а Гарри нахмурился.

Джордж начал закрывать дверь.

— Только не забудь вымыть все, Гарри, она иногда бывает ужасно дотошной.

Гарри услышал, как близнецы расхохотались и отошли от двери. У него голова шла кругом. "Она может быть ужасно дотошной"? Что именно это означало? И кого они имели в виду под "ней"? Гарри впервые увидел себя в зеркале семнадцатилетним. Он не выглядел и не чувствовал себя по-другому... но что-то подсказывало ему, что к концу этого дня он изменится.

* * *

Джинни слышала, как близнецы тащили Гарри в туалет и смеялись над ним, пытаясь напугать. Сама она не спала с рассвета, просто смотрела в потолок и боролась сама с собой.

Это была война, которую она вела, сколько себя помнила. Ну, с тех пор, как ей исполнилось 11, а Гарри — 12. Это была война за то, чтобы потерять себя из-за того, кто никогда не сможет полюбить ее в ответ. Это была война, когда она бросилась на шею парню, который не понимал разницы между влюбленностью и настоящими чувствами. Это была война, которую она постоянно вела внутри себя, и с каждым днем она становилась все хуже.

С тех пор, как она поцеловала Гарри, она не могла выбросить его из головы; она помнила, что сказала ему о том, что не может отдать ему свое сердце, и о том, что не думает, что сможет позволить ему снова причинить себе боль. Она знала, что эти слова сорвались с ее губ. Чего она тогда не знала, так это того, что было уже слишком поздно. Гарри держал ее за волосы, за глаза и за сердце. Все в ней кричало о том, чтобы броситься к нему в объятия и сказать, что ей все равно, что она ему нравится, просто потому, что она рядом. Ей было все равно, что она нравилась ему только потому, что у нее было мягкое женское тело в возрасте до пятидесяти лет....

Джинни застонала и перевернулась на другой бок, теперь уже уставившись в стену. Она думала (и теперь понимала, что это было довольно глупо), что после того, как состоялся их небольшой разговор и они вернулись к своим ролям друзей и многострадальных участников шоу Рона и Гермионы, трудная полоса была пройдена. Ну, поцеловала она его, и что? Итак, он почти довел ее до точки невозврата одним простым словом поцелуй... так что? Это ничего не значило. Гарри был смущен своими чувствами к ней, и она не могла его винить; запертая в доме, где нет никого, кроме нее самой, кто мог бы составить ей компанию, она, вероятно, тоже влюбилась бы в первого мужчину, оказавшегося в ее присутствии.

Джинни знала, что Гарри не мог испытывать к ней тех чувств, которые она испытывала к нему. То, что она всегда испытывала к нему.

Но вчера вечером, когда они сидели рядом и разговаривали, она посмотрела на него, и в его глазах было такое явное желание, что у нее перехватило дыхание. Она осознала, что они сидели довольно близко друг к другу, и это было так хорошо, что она даже не заметила, как поддалась своей потребности быть рядом с ним. После этого она боялась пошевелиться; боялась разорвать связь между ними и боялась ее продолжения. Но, в конце концов, она хотя бы попыталась. Если бы только Гарри не схватил ее за руку. В ту минуту, когда он прикоснулся к ней, она почувствовала, как все ее тело откликнулось, словно он поднес ее к горячему, обжигающему огню. Она села, оцепенев и не в силах что-либо сообразить. Когда он, вздрогнув, заправил ей волосы за ухо, ей показалось, что через нее действует другой человек. Она позволила ему поцеловать себя, растворилась в этом. Когда они наконец оторвались друг от друга, она наблюдала за ним, его глаза были закрыты, а лицо таким расслабленным и так... спокойно... что ей просто нужно придвинуться к нему поближе. Прикоснуться к нему снова... чтобы сохранить это выражение на своем лице.

Дело дошло до того, что она уже не думала, что сможет ему в чем-то отказать.

Тот факт, что Гарри не осознавал этого, тот факт, что Гарри просто не понимал, какой слабой он заставлял ее чувствовать себя, был еще одним гвоздем в крышку гроба Джинни. Если бы он был высокомерен или хотя бы отдал себе отчет в том, что он с ней сделал, она могла бы разозлиться настолько, чтобы послать его подальше. Но это был Гарри. Гарри, который не мог понять, почему кто-то борется за него, не говоря уже о том, чтобы любить его. Гарри, который не мог представить себе будущего ни с кем, потому что думал, что умрет. Гарри, который смотрел на нее с такой тоской в глазах, что ей захотелось упасть к его ногам и предложить ему себя.

Джинни никогда не гордилась тем, что влюблена в Гарри. Прежде она не могла списать это на возраст или преклонение перед героем, но правда заключалась в том, что сейчас ей было хуже, чем когда-либо прежде. Гарри был героем, но она любила его не за это. Она любила его за все то, что, по его мнению, делало его слабым. Она любила его вспыльчивость и твердость характера, его потребность спасать людей и его мрачность. Но ей также нравились его юмор и доброта; она любила щедрое сердце, которое он по-прежнему демонстрировал миру, хотя мир только и делал, что пытался его сломить. Ей нравился тот факт, что, несмотря на то, что он думал, что ему суждено умереть, он все равно вставал с постели по утрам. Он все еще пытался бороться. Как будто что-то в нем отказывалось сдаваться, хотя все остальные его части говорили ему об этом. Джинни это нравилось в нем больше всего. Он так сильно напоминал ей ее саму.

Джинни терпеть не могла быть такой несчастной. Ей это не нравилось, несмотря на то, что могут подумать некоторые люди. Ей не нравилось быть мазохисткой, когда дело касалось Гарри, потому что в глубине души она знала, что не заслуживает этого. Она заслуживала счастья — на втором курсе у нее была своя доля горя и боли, спасибо вам большое. Она была выше этого. Она была лучше, чем просто девушка, которая любила Гарри Поттера. Она была Джинни, в которой текла кровь Уизли, и она была сильной и напористой, блин. Если Гарри никак не мог вытащить голову из задницы, чтобы осознать, что он ведет себя как идиот, значит, так тому и быть....

Однако этот спор никогда не заводил ее далеко. По правде говоря, хотя она и знала, что ее рациональный ум прав, она также знала, что ее сердце всегда одержит верх. Один взгляд его глаз — и Джинни забудет о своей решительности, а она забудет об упрямстве. Не помогло и то, что она не имела ни малейшего представления о том, как он повлиял на нее; он также не имел ни малейшего представления о том, как он повлиял на кого-либо женского пола. О, он не был традиционно красив — не так, как Седрик Диггори или Роджер Дэвис...

Джинни снова перевернулась на другой бок, невероятно расстроенная. Это было несправедливо. Это было просто несправедливо. Но что еще она могла сделать? Где-то у нее еще оставалась гордость, не так ли? Ее взгляд упал на подарок, лежащий на ее столе. Что бы сделал Гарри, если бы вместо перчаток для квиддича, которые она ему подарила, она просто легла в его постель? Хихикнув при этой мысли, Джинни, наконец, села и встала с кровати. Она украдкой взглянула на спящую Гермиону и решила начать готовиться к предстоящему дню. Гарри, наверное, уже вышел из душа, и близнецы скоро поведут его за "подарком". Она не увидит его до обеда, а к тому времени все будут болтать и смеяться, и ей вообще не придется с ним разговаривать.

Но ты же знаешь, что он будет следить за тобой, не так ли? После того поцелуя и всего остального....

— Это был его поцелуй на день рождения, вот и все. — Сказала Джинни вслух самой себе, и Гермиона пошевелилась при звуке ее голоса.

— Чей это поцелуй? — Сказала Гермиона, пытаясь проснуться. Джинни мысленно выругала себя и направилась к гардеробу, чтобы найти какую-нибудь одежду.

— Ни у кого, Гермиона. Тебе, должно быть, снилось, что Рон снова целует тебя в коридоре. — игриво сказала Джинни, стараясь, чтобы в ее голосе звучали подобающие случаю озорные нотки.

Гермиона открыла глаза и посмотрела на нее, слегка покраснев. Джинни рассмеялась.

— Честно говоря, Гермиона, как ты можешь терпеть, когда мой брат делает это... — Джинни покачала головой и повернулась к двери.

— Боюсь, у него это получается прирожденно. Я безнадежно зависима. — Гермиона тоже села и покачала головой.

Джинни посмотрела на нее и закатила глаза.

— Как скажешь, Гермиона.

— О, и еще, Джинни... — Крикнула Гермиона, прежде чем Джинни успела закрыть дверь. — Расскажи мне о поцелуе Гарри, когда вернешься.

Джинни замерла, но не обернулась. Нахмурившись, она плотно закрыла за собой дверь.

Отлично, с несчастным видом подумала Джинни. Еще один человек, которого следует избегать.

* * *

Гарри задержался в душе дольше, чем было необходимо. В основном, чтобы взбодрить близнецов, а еще больше потому, что с тех пор, как он привык замечать Джинни повсюду, куда бы она ни пошла, какая-то часть его существа просыпалась раньше, чем все остальное. Обычно Гарри просто старался не обращать на это внимания; он чувствовал себя немного неприлично, думая о Джинни. Но сегодня утром, чувствуя, что это будет последний миг покоя перед бурей, Гарри сделал себе очень нужный подарок на день рождения.

Он выключил воду и просто наслаждался ощущением пара на коже, когда услышал, как открывается дверь. Гарри замер и понял, что так и не запер дверь после ухода близнецов, полагая, что больше никто не встанет. Он затаил дыхание, надеясь, что они поймут, что в душе уже кто-то есть. Когда его тело болезненно напомнило ему о том, чем он только что занимался, он внезапно осознал, как, должно быть, выглядел его профиль для того, кто бы это ни был, кто бы ни зашел к нему. Гарри опустил руку и уронил голову на кафельную плитку.

— О! — услышал он чей-то голос, и ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это был тот самый человек, которого он не хотел бы видеть таким. Это был тот самый человек, о котором он только что думал....

Проклиная само свое существование, Гарри просунул голову в дверь душевой и, прищурившись, увидел, как он мог только предполагать, очень шокированную Джинни Уизли.

— Я тут немного занят, Джин... — сказал он после того, что показалось ему самым долгим моментом в его жизни. Они просто смотрели друг на друга, и Гарри даже без очков заметил, как она покраснела. Внезапно он понял, почему Джинни не двигается, и его глаза чуть не выскочили из орбит. Сам того не осознавая, он нащупал очки и надел их, прежде чем она успела опомниться. Того, что Гарри увидел, было достаточно, чтобы подпитывать его фантазии на всю оставшуюся жизнь. Джинни была обнажена.

Она просто смотрела на него, ну, то есть Гарри видел, что она разглядывает его. Халат лежал у ее ног, ночная рубашка была уже у нее в руках. Она перевела взгляд на его лицо, увидела очки и, вскрикнув, попыталась прикрыться. Тогда Гарри понял, что Джинни из его убогой фантазии не имела ничего общего с Джинни из его реальности. Она выглядела потрясающе.

Джинни вышла из туалета с таким красным лицом, какого он еще никогда не видел. Он не был уверен, но подумал, что, возможно, она тоже плакала. К сожалению, в том состоянии, в котором он находился, он ничего не мог с этим поделать. Гарри уставился на дверь, его мысли были заняты тем, что он только что увидел.

— О боги, — пробормотал Гарри себе под нос, пытаясь выбросить из головы то, что он видел в ней.

Это семнадцатилетие становилось все лучше и лучше....

* * *

После душа (он быстро принял второй, чтобы привести себя в порядок после первого) Гарри выглянул в коридор, гадая, куда же она подевалась. Он знал, что близнецы ждут его, но ему нужно было убедиться, что с Джинни все в порядке. Он не хотел, чтобы она пряталась от смущения в его день рождения, потому что он был олухом, который не мог не пялиться на нее и не думать о ней во время мастурбации. Мерлин! Что она, должно быть, о нем думает?

Гарри подошел к двери ее спальни и остановился, прислушиваясь. Он не услышал за ней никаких всхлипываний, поэтому постучал. Гермиона сказала

— Войдите, — очевидно, ожидая увидеть Рона, потому что быстро прикрылась, когда увидела, что это Гарри.

— Гарри!

— Гермиона! — сказал он, подражая ей. Его взгляд скользнул в ту сторону комнаты, где находилась Джинни, и увидел, что там никого нет.

— Где Джинни? — спросил он, и Гермиона нахмурилась.

— Она пошла принять душ, почему?

— Э-э... ладно, не бери в голову. — Пробормотал Гарри, снова закрывая дверь. Гермиона крикнула, чтобы он остановился.

— Гарри! Позволь мне хотя бы поздравить тебя с днем рождения. — Гермиона подняла с пола свою мантию и накинула ее поверх ночной рубашки. Она улыбнулась ему и заключила в объятия.

— Ну и каково это — быть семнадцатилетним? — спросила она его, ее глаза ярко сияли.

Гарри захотелось сказать ей, что до сих пор все было просто великолепно — он только что подрочил лучше всех в своей юной жизни, увидев обнаженную сестру своего лучшего друга. Почему-то он не думал, что Гермиона сочтет это забавным.

— Такое чувство...на самом деле, столько же, сколько и в шестнадцать, — сказал он, обнимая ее в ответ.

— О, — разочарованно произнесла Гермиона. — Что ж, я надеюсь, Фред и Джордж это изменят. — Она подмигнула ему и начала доставать свои вещи из шкафа. Гарри хотел спросить, что задумали Фред и Джордж, потому что Гермиона, очевидно, знала, но его мысли вернулись к Джинни. Ему нужно было найти ее.

— Ладно, если увидишь Джинни, скажи ей, что мне нужно с ней поговорить, хорошо?

Гермиона как-то странно посмотрела на него, но кивнула, и он закрыл дверь. Он снова оглядел коридор. Теперь, если бы вы были полуодетой девушкой, убегающей от сексуального извращенца, которого вы видели в душе, куда бы вы пошли?