Кузнец. Часть 1 - Золотая Орлица

Как подобает доброй жене, понесла она в первый же месяц, и благополучно разрешилась от бремени крепким и горластым мальчишкой. И в тот год не было в деревне женщины счастливее её: хозяйки богатого дома, жены будущего кузнеца, молодой матери.

Как ей потом отец Николя говорил, Господь знает, за какие грехи наказывает. Она молилась — но не послал ей Он такого разумения. Не сговорились с проезжими купцами кузнец сыном, а может и сговорились — да потом купцы платить пожалели (вся деревня знала — слово кузнеца покрепче его же железа будет!)... Побили их обоих, крепко побили. В тот день жалела она, что считался муж её парнем тихим — может, дрался бы больше, получше бы сладилось. Свекр её так и не оправился — помер. Мужа она за месяц выходила, да под корень его срубили, и деток её всех нерожденных вместе с тем.

Ну да — в горе и радости, сказано ли слово? Сказано. И она свою гордость имела. Может и зря — но во грехе жить Господь не велел.

Муж ей так-то ничего не сказал. Да только что там было спрашивать — через пять-то годков стало видно, что сыночек её Анри крепкий... да убогий. И тогда то видать стало, что ничего кузнец Тома не пропустил и не забыл. Ничем её не попрекнул, из дому её с сыном не выгнал, а она уж знала — на достаток его многие облизывались. И разговорчики про божье наказание быстро прекратил — как мельника в запруду кинул, под самый бережок — где грязи побольше, так все и закончилось.

Так и жили.

По годам двенадцати, когда бы уж в подмастерьях мальчишке ходить, стал его Тома-кузнец в кузню водить, да только толку, конечно, не видали. 'Ы-ы-ы' да 'Ы-ы-ы', вот и весь разговор. Мрачнее тучи кузнец возвращался, да видно судьба такая. Приставил его кое-как мехи качать, все помощь.

Года два назад прибился к кузне беглый. То-ли слуга, то-ли горожанин какой от долговой ямы сбёгший — Дидье. Какая-никакая, а все помощь. Тома не сказывал — но она ж не первый год жила, все ей сказали, всё рассказали — и что с мельничихой Дидье в две спинки играл, и с прочими виноград по зиме собирать ходил, а после интерес завел — дочку мясника. А девица ушлая, два месяца он за ней бегал — и поставила она ему условие, что, мол, пойдет в жены — как он себе кузню сделает... Ох, не дошло бы до беды. Всяко найдутся у нее монетки до прево обидчика дотащить — только ведь работника тем не вернешь.

— Матушка Орели, матушка Орели! — соседский постреленок подергал ее за рукав, отвлекая от благочестивого пения гимна. — А ваш Анри опять с кузни сбег, и смотрит не по таковски!!

Ах ты-ж, Господи, что же это делать-то?!

Но не попустила Дева Мария-заступница — и до выгона не дошли, как оказался перед всей процессией её дурачок. Подергался — да на обочине на колени упал. Хорошо еще, на дороге орать не начал!

Как дошла до него — взяла грех на душу, ухватила его, да потащила к работе. Пошел смирнехонько — даже и не стал ей, как бывалоче, руками-то махать. А смотрит как-то и правда не как всегда. Ох ты, святая Мария, что ж еще нам судьбина уготовила?

На душе у матушки Орели было неспокойно — что-то случилось, что убежал Анри. Дурачок-то мехи качать любил, не просто так побежал. Ой, не просто...

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

**

Меня снова вытащили за деревню, теперь по склону мы поднимались вверх — там оказалась вполне удобная тропинка. Что-то такое бурча под нос, больше уде не за ухо — просто шпыняя твердым кулаком в спину меня гнали куда-то вперед.

Тропинка оказалась не сильно длинной — и вывела нас к большому навесу, под которым было как-то тяп-ляп сложена пара стенок без окон. Первым делом я увидал у левой стенки его. С трубой, с мехами, с рабочим столом и углями. Горн!!!

У горна как-то вяло шевелился мужик — не очень высокий, в серых портах и кожаном фартуке. Жилистый, с длинными руками — весь в следах ожогов, въевшейся сажей. Неровно подрезанные волосы — кузнец. Лицо — жесткое, морщины резкие, смотрит мрачно.

— Тома!

Тетка всплеснула руками и бросилась к мужику что-то причитая. Повод был — у мужика была рассечена бровь и заплывал глаз. О как — это чего ж тут было? Мужик что-то буркнул, отмахнулся от нее как от мухи и зыркнул на меня. А потом и рявкнул — указывая на ручку мехов.

Что, покачать мехи? Да не вопрос. Что ж это вы, почтенный так нервически орете? Я взялся за полированную тысячами часов работы рукоять и, поглядывая на угли, стал качать мехи.

Алилуйя, братцы!! Вот это везение!!! Да я, оказывается, пристроен при кузнице! Ну, жизнь налаживается. Пока тетка с мужиком ворчали друг на друга, я осмотрелся. А где наковальня?! Горн — нормальный открытый горн, только неровный — кирпичи ручные и зольника нет. Клещи вижу, развешаны по правой стенке. Мехи есть. Мусор какой-то накидан... А наковальни нет. Я растерянно продолжил оглядываться. Из за тростниковой крыши было видно еще что-то вроде большой трубы, это точно не наковальня... Но на чем-то же ковать надо?!

Рядом с горном стоял нормальный такой гранитный булыжник, и воткнут был в этот бульник кусок железа. С примерно выровненным верхом. О-о-о. И как это работает?

'А где это мы? Иван, а ты мне как-то отвечать собираешься?'

Ну, не на этой неделе.

Постепенно угли раскалились и мужик закинул туда округлую крицу — небольшую, килограмма на три. Меня на помощь не позвал — стал расковывать ее сам. Медленно, но настойчиво. А что все сам-то, молотобойца какого завалящего не нашлось?...

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Вечерять Тома пришёл как обычно. Умылся, утерся. Матушка вынесла им с Анри по миске с ячменной кашей, кувшин пива, краюху хлеба.

Ел Тома неспешно, её причитания вроде как и не слушал — но, съев половину, буркнул.

— Ушел Дидье.

— Так и чтоб ему пусто было, свинье неблагодарной! Да чтоб его...

— Перекупил для него мясник железо. Все перекупил, что мне везли.

Матушка сразу замолчала и села, как будто потеряла силы. Её не нужно было объяснять, что случилось.

Дорогая штука — железо. Вроде и не так много надо, а не уголья — не нажжешь в яме. Тома всегда еще по весне договаривался с проезжими торговцами, что привезут ему двести-триста фунтов в крицах. Мясник, перехватил торговцев ради будущего зятька. Знать, не только Дидье девка ухо жевала. Отдал ему железо караванщик — да и ушел.

Кто перед страдой продаст железо? Да и пока туда-сюда (А куда — туда? А мула-то, не то что лошади — где взять в страду?!), куда все пойдут? Может и поганые лемехи да вилы будет Дидье ковать, да только — вот они. И сколько искать? А только починкой — много ли заработаешь? Надолго ли запаса хватит?

О том еще старый кузнец думал. Что, мол, делать будем — коли доброго железа не укупим? Мало ли, война какая? Хаживал в парнях старый кузнец в дальние земли с торговцами. Где бывал — мало сказывал, но строил в свой последний год у кузни стенку хитрую, канаву копал. Да только не успел, и что делать — не рассказал. Хоть и купил камня диковинного целый воз, да особые мелкие камни за работу, бывало, брал. А Тома — куда бы пошел?

Покупали железо, как и все — хватало. Еще удивлялись, чего это старый чудит. А вот, оказалось, старик о другом думал — секретом сына защитить хотел. Да не сложилось. Не успел.

Вот и к ним пришло... Да, год они протянут. А потом? А Тома уже не молодой. И на следующий год денег на заказ железа уже не будет — да и проклятый мясник никуда ж не денется. Что ж это, Господи? За что ж это?

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Мужик что-то буркнул — и тетка села под стену на вторую лавку, как будто у неё вдруг ноги подкосились. Ну, это, надеюсь не я — но, старики, а в чем проблема-то? Коммуникации нет, дела не пойдут — начнем с этого.

Облизав ложку — честно говоря, каша без соли не относилась к любимым блюдам — я показал тетке эту самую ложку и вопросительно проныл:

— Ы-ы-ы?

Тетка уставилась на меня. И на миску — там оставалась еще каша. Я помахал над миской рукой и снова показал ложку. Нет-нет, кашу не надо ложку назови.

— Ы-ы-ы?

Ноль реакции. Показал на ложку кузнеца.

— Ы-ы-ы?!

Тетка переводила взгляд с меня на ложку и назад. Тетка, ау, мне чего — сплясать?! Скажи, как вы эту штуку называете?

— Ы-ы-ы?!

— Ложка?..

О. Прогресс.

— Лож-ка?

Теперь старики уставились на меня.

— Лока? Ы-ы-ы? — Да, с дикцией и произношением у меня все отлично.

Они перебросились парой слов. Мужик показал мне миску и сказал.

— Ложка.

Я замотал головой и показал свою ложку. И на его ложку, чтоб уж наверняка.

— Ложка.

Мужика затрясло. Реально затрясло. Из глаз его полились слезы, губы кривились и тряслись. Лицо, тяжелое, прокопченное, только что неподвижное как его булыжник, будто переломалось в трех местах. Тетка шептала молитву и кланялась как болванчик.

Э-э-э, старики, вы чего это?! Все, давайте, хватит уже. Ну? Нормально все будет. Я пришел.

* * *

* * *

День в деревне начинается с рассветом. Эту нехитрую истину мне напомнило тело — которое открыло глаза сразу после крика петуха. Полезная привычка... Наверное.

Разумеется, никто не вручил мне в торжественной обстановке молот и ключи от кузницы. Наверное, это потому что замка на ней нет и вешать его негде. Я снова качаю мехи — и смотрю, как работает кузнец Тома. Кое-что я, конечно, и сам умею — меня учили, и я честно сковал гвоздь. Один. Только вот начали мы тогда с полосы вполне себе марочной Ст3, разогрев её в отличном горне с кислородным поддувом, на прекрасной тяжелой наковальне, под присмотром лично Васи. Хоть Вася у нас и пурист, а потому горн тоже был на древесных углях — само собой, все вышло.

Но тут, как говорится, 'начинаем от Адама' — Тома, в отсутствие заказчиков расковывает крицу. Один, кстати, расковывает, а это странно — потому что очень неудобно. Тома берет тот самый кусочек железа, разогревает, и начинает ковать. Четыре удара в минуту, если по пульсу прикидывать. Берет следующую. Накопит три — посыпает флюсом, слегка зачистив, — проковывает вместе... И так — часами. Очень, очень настойчивый человек. Непонятно только, что у него в качестве флюса. Песок, что-ли? Или просто бура грязная?

Подумав, я выбрал такую тактику: есть что-то в горне — качаю, нет — не качаю. Тома, увидев такое, задержал на мне взгляд — но ничего не сказал.

'Тебе не скучно просто так стоять и ничего не делать?' — спросила 'Дениз'.

Вот тебя я не спросил, что мне делать.

'Вот что ты взъелся, а? Ты же не можешь не признать — я тебя не обманула в главном. Можешь на меня бурчать, я не в обиде — но теперь мы с тобой надолго, так что...'

Отличный уровень владения языком. Прекрасный. Чистый 'Си-2'. Что я на тебя взъелся? Хороший вопрос. Как ни странно, я в прекрасном месте для ответа. Все дело в том, кто такой 'я'. Я — как тот 'неуловимый Джо', неизученный вид 'хороший мальчик'. По определению, это тот, кто никого не волнует и сам себе за все крайний.

Логично, что чтобы не быть крайним — надо правильно себя вести. Все свои почти сорок я себя правильно вел. Очень старался — именно чтобы не зависеть. Не просить. Не оказываться 'в безвыходном положении', хотя-бы по глупости. А чтобы не было перед собой стыдно — надо держать слово. Любое.

Вот это ты и использовала, когда мне было просто больно — и ты меня поймала. Ты решила за мой счет свои проблемы, решив что 'куда ты теперь денешься'. Сам подписался. Теперь я вроде как от тебя зависим? Дудки. Ничего не выйдет. Просить не буду. Я принимаю свои решения. Лично. Сам. И отвечаю тоже сам. И тебя я вообще не знаю.

С этим Настоящим Волевым Решением я и продолжил качать мехи. Вот такой вот карьерный рост.

Так прошел примерно час. А потом еще час... Что меня страшно бесило — ДОЛГО. Никто никуда не торопится.

К полудню ближе пришел клиент — бородатый, лохматый , грязный мужик с лохматой и грязной лошадью. Событие! Что-то сказали друг-другу, и он подогнал лошадь. Тома легко поднял ей правую переднюю ногу и вынул из кармана фартука загнутый нож — причем без ручки... Точнее — ручка из того же ножа загнута. Лошадь стояла, пофыркивая и в общем даже не сопротивлялась. А нож — это, надо так понимать, напильника нет? Ну, вообще-то логично...

— Анри! — о, это меня.

Вышло у кузнеца скорее 'Анр', но, услыхав, я дернулся — чего, уже где-то 'накосячил'? Вроде нет... Оставил ручку, пошел куда позвали. Там Тома вручил мне нож и, поглядывая на мужика победительно, приложил подкову к копыту. Слегка зашипело, запахло паленым. Я посмотрел на копыто, на мужика, на Тома. Лошадь вздохнула. И о чем это? Второе копыто. Он протянул мне руку, я вернул ему нож — рукояткой вперед. Тома махнул мне на горн — и я вернулся к ручке. Что это было? Мужик тоже недоуменно посмотрел на нас и пожал плечами. Закончил Тома за полчаса оба копыта, слупил с мужика две монетки и старую подкову.

Мужик ушел, Тома посмотрел на меня и улыбнулся. Попытался, по крайней мере — что-то у меня такое чувство, что мало Тома улыбается.

Я топтался у горна, рассматривая клещи, а Тома стал также неторопливо собирать весь железный мусор — капельки, выгреб из ларя все крицы, скинул пару старых клещей. Что он ищет, зачем? У нас проблемы с металлом? Я решил немного поучить язык.

— Ы-ы-ы?.. — я потыкал пальцем в молот.

— Молот. — сказал Тома подумав.

— Молот. — повторил я.

— Горн. — у кузнеца немного тряслась нижняя губа. Вроде и не сильно — а только мне почему-то стало жалко мужика. Эк его... Ну, ничего. Починим. Все починим.

— Горн.

— Мех...

Не так уж много времени это заняло. Но мне все-таки пришлось повторить пару раз.

Уже за полдень, закончив сбор металлолома, Тома сел передохнуть. Перекус, так полагаю, не предусмотрен. Я нахально сделал вывод, что мне можно прогуляться и пошел за кузницу — потому что весь день не мог понять что же это за пристройка такая? Не должно ее в кузнице быть. Но не просто же так ее строили — это ж дорого, она кирпичная.

За кузницу работать, судя по всему, не ходили. Там была милая сердцу моему нормальная сва.. склад свободного хранения пока не очень нужных материалов. И кусты. Судя по всему, Тома держал там под навесом уголь (в корзинах), какие-то разнокалиберные дрова. А пристроен навес был к той самой трубе.

Продравшись аккуратно через кусты, я чуть не угодил в обложенную тем же кирпичом канаву, по форме что-то вроде корыта.. Туда кусты не пробились — сложено было на совесть. Канава сужалась книзу откосом с одной стороны, а с другой как раз была труба. Оканчивалась она внизу большой щелью — примерно за метр от края канавы.

Я посмотрел вверх. Там было какое-то основание, что-ли? Решил влезть и посмотреть. Оказалось, дно у канавы было двойным — снизу была дыра. Что-то мне это сильно напоминает... Елки-палки, 'Каталанский горн'!!! Точно, это же тромпа! Только сверху, наверняка, какой-то короб для воды ставили. Просто сэкономили, не стали его камнем класть.

Я выбрался из кустов и задумался. Почему Тома собирает крошки и лом, но не пытается сам себе плавить железо? Вообще, я пока даже не привязался к региону — так что пока непонятно, что тут с рудой. Но еще непонятнее другое — в этой каталанской печи никогда ничего не плавили. Зачем строили, зачем вкладывались? Где брать руду, уголь?