Пухленькие губки женщины сложились в улыбку, которую можно было назвать приветливой, если бы не густой слой помады, которая к тому же была ярко-красного цвета. Эта вызывающая тональность и показавшиеся тонкие острые зубки придавали улыбке подобие хищного оскала мурены или, на худой конец, зубатки.
Егор покорно пошел вслед, отводя взгляд от тяжелых, колышащихся под цветастым платьем увесистых полушарий.
Он был усажен в кресло в дальнем углу приемной, и через несколько минут на его коленях уже покоился поднос. Большая глиняная кружка дымилась паром, честно говоря, весьма ароматного чая. А в глиняной же мисочке лежала горкой закуска к чаю. Правда, в виде сушек, а не обещанных баранок. А секретарша, тем временем, утопив сдобные кулачки под щеки, зорко за ним наблюдала. Почему-то женщины любят смотреть на жующих мужчин.
Через приемную в кабинет директора, тем временем, степенно кивая секретарше, потянулись ученые мужи. Одетые по-разному, в свитерах, пуловерах, костюмах с галстуками, худые и с животиками, они, тем не менее, были определенно похожи друг на друга. Что-то неуловимое объединяло их общий облик, указывая на групповую принадлежность к науке. Так иногда в толпе по осанке узнаешь людей, причастных к военной службе.
Егор уже ополовинил вторую кружку душистого горячего напитка, доставленную заботливой секретаршей, когда из-за дверей стали доноситься звуки, явно не соответствующие плавному течению неспешной научной дискуссии. Несмотря на двойную защиту, дверь пропускала возбужденный гомон перебивающих друг друга людей. Отдельные выкрики свидетельствовали даже о возможном начале рукопашной схватки.
Егор скосил глаза на свою сердобольную опекуншу. Судя по округлившимся глазам и полуоткрывшимся уже без хищного зубного оскала губкам, эти звуки также были ей в диковинку. Она даже порывалась двинуться к дверям, но, вероятно, служебная дисциплина перевешивала все другие эмоции. Так продолжалось около часа. Шум то стихал, то набегал подобно морской волне.
Наконец, из двери поочередно стали вываливаться участники громких научных дебатов. Их вид отнюдь не свидетельствовал о былой научной общности. Объединяющими признаками были уже всеобщая взъерошенность, красные пятна на лицах, сбитые на бок галстуки и полубезумные взоры. Они уходили молча, но в движениях их рук и даже походке ощущалась непримиримая ожесточенность и готовность вновь вступить в схватку.
Егор робко заглянул в полуоткрытую дверь кабинета, ожидая увидеть следы некоего побоища. Но все было нормально. Лишь хаотичность расставленных, где попало, стульев да испещренная мелом черная доска, под которой лежал уже тонкий слой меловой крошки с вкраплениями более крупных осколков, говорили о накале полемики. У хозяина кабинета изрядно пострадала лишь борода, напоминавшая собой заросли низкорослого кустарника, по которому проскочило уходящее от погони стадо бизонов. Пиджак в двух местах был испачкан мелом. Но взгляд был вполне осмысленным, хотя и несколько блуждающим.
— Этого не может быть, потому что этого вообще не может быть, — прорычал профессор, еще не остыв, — вот и все доводы. Из-за чего наука годами, десятилетиями, а то и веками топчется на месте. Псевдонаучную провокацию, видите ли, кто-то учинил. Подсунул несуразицу, помноженную на небывальщину, разбавленную математической абракадаброй... Да этим листкам цены...
Тут он опасливо покосился на свой монументальный стол. Но листки были на месте, и Николай Фомич плюхнулся на первый попавшийся стул, приглашая Егора на соседний. Академик уже забыл свои собственные первоначальные эпитеты в адрес безвинных бумажных носителей информации.
— А, что в них? — осторожно спросил подопечный, опасаясь вызвать новую бурю эмоций, но страстно желающий узнать, что же такое могла нацарапать рука карапуза. Нечто необычное, потрясшее мирные устои серьезного научного учреждения.
— В них все, — неожиданно спокойно и серьезно произнес Николай Фомич. — Все будущее науки. Все об окружающем нас мире. Все о нашем прошлом и будущем... Если, конечно, сможем расшифровать и, главное, понять.
Теперь уже нарастало смятение Егора. Его мозг активно протестовал против мысли об авторстве потрясшего ученых труда, написанного его маленьким гостем.
— Этого не может быть, — шепнули его губы, забыв, что повторяют уже сказанное хозяином кабинета.
Академик, тем временем, попытался рукавом пиджака стереть белые пятна, что плохо получалось.
— Николай Фомич, — умоляюще сказал Егор, — ну, хоть в двух словах объясните.
— А что я могу объяснить, когда я сам пока еще не понимаю сути изложенного здесь. Я могу только предполагать, о чем идет речь и то, только судя по графическим иллюстрациям, если их можно так именовать. Математическая же составляющая для меня, как... как..., — и не найдя сравнения махнул рукой.
Он привстал и потянулся за одним из листков.
— Например — вот это, судя по всему, схематическое изображение черной дыры. Имеешь представление об этих загадочных объектах Вселенной?
— Самое общее, — честно признался Егор, вспоминая написанное в книгах, — после вспышки Сверхновой звезда, увеличившись в размерах в сотни тысяч раз, начинает сжиматься, доходя до определенного предела. Далее возникает такое состояние, когда ее гравитационный радиус или радиус Шварцшильда, не позволяет сжавшейся до невыносимых пределов звезде, испускать даже фотоны света. Она все поглощает, но ничего не выпускает, в связи с ужасающей силой тяжести. Поэтому становится невидимой...
— Примерно так, — усмехнулся профессор, — хотя и по-дилетантски. Не буду давать тебе чисто научную трактовку, чтобы окончательно не запутать. Скажу лишь об одной особенности этого рисунка. Смотри. Тебе ничего здесь не кажется странным?
Егор честно вытаращил глаза. Но никаких выдающихся особенностей не заметил. Ну, черный круг и какие-то конусы по бокам.
— Вот по этому конусу в черную дыру попадает все, что оказывается в пределах ее чудовищного тяготения. Другие звезды, планеты и более мелкие и разряженные космические объекты. Она заглатывает в себя все, ничего не выпуская, даже лучи света.
Николай Фомич указал кончиком ручки в правый конус, острием упиравшийся в черный овал.
— Но здесь почему-то изображен и второй конус, — он ткнул ручкой на вершину другого конуса, примыкавшего к левой стороне черного кружка. Этого быть не должно.
— Почему?
— Во-первых, лучи света, образующие, так называемый, горизонт событий, то есть границу черной дыры, по законам математической физики никогда не смогут сблизиться. А, площадь горизонта может увеличиваться со временем за счет притягиваемой материи, но никогда не будет уменьшаться. Понятно?
Егор неуверенно кивнул головой.
— В то же время, черная дыра обладает энтропией, — увлеченно продолжал профессор, а значит — у нее должна быть (и есть) температура. Любое тело, имеющее определенную температуру, дает невидимое излучение, так как второй закон термодинамики незыблем при любых условиях. Но черная дыра не может испускать и это излучение, поскольку ничто не выходит из нее за горизонт событий...
Профессор увлекся и едва не проткнул листок острым концом ручки. Он сразу же опустил драгоценный листок на стол и осторожно разгладил его своей ладонью, вглядываясь — не оставил ли он случайного следа, который может завести в тупик будущих исследователей рисунка.
— И вдруг — второй, исходящий из черной дыры конус, — профессор успокоился и победно усмехнулся. — Значит, лучи света сблизились и, более того, пересеклись внутри пространства черной дыры. И она стала отдавать свою массу и энергию кому-то более могущественному...
Академик осторожно, тупым кончиком ручки коснулся неопределенно штрихованной массы, в которую упирался конус своим широким раструбом.
— А это уже — нон-сенс, — раздельно сказал он. Этого быть не должно ни при каких обстоятельствах, иначе все наши физические и математические законы неверны. Чего, в свою очередь, быть не может, поскольку они уже апробированы практикой.
— Об этом и шел такой горячий спор в Вашем кабинете?
— А что, даже в приемной слышно было?
— Еще как.
Николай Фомич озорно улыбнулся.
— Самые заядлые спорщики — это ученые, — констатировал он. — Но вопрос остается открытым...
— Почему, — удивился Егор, — раз это идет вразрез со всеми научными законами...
— Дело в том, что неизвестный автор далее доказывает свою правоту математическим путем. И, похоже, он, действительно знает нечто идущее поперек и вопреки всем земным законам.
— Но, — сказал Егор, осторожно подбирая слова, — вы, возможно, просто не нашли никаких ошибок в его вычислениях? А они...
— Ошибок? — вскинулся профессор, — о них пока не может идти и речи, поскольку все еще нужно расшифровать. Там в одном символе кроются десятки понятий и формул.
— И много таких черных дыр во Вселенной?
— Открыто пока несколько их десятков. Но специалисты предполагают, что порядка трехсот на каждый кубический световой год. Знаешь что-то о световом годе.
— Конечно, — уверенно ответил Егор, — световой год — это расстояние, которое свет, преодолевающий за секунду около трехсот тысяч километров, проходит за земной календарный год, — и сам ужаснулся этой бездне, прикинув в уме неохватные просторы.
— То есть, их достаточно много, — произнес академик с некоторой неуверенностью, — но — главное, что процесс возникновения черных дыр, как показывают наблюдения, все убыстряется. А иногда они вообще бесследно исчезают, чего уж быть никак не должно ни по каким законам. Помнишь: ничто в природе бесследно не исчезает и...
Егор без запинки продолжил известную еще со школьной скамьи формулировку.
— Ладно, — спохватился профессор, — не буду тебя больше окутывать научным и околонаучным туманом, да и некогда... В связи с этими записками появляется масса неотложных дел. Бюрократических. Которых я терпеть не могу. Нужно сейчас писать письмо в президиум академии наук, прилагать научные обоснования, просить правительство о дополнительном финансировании для исследования и разработки темы...
Егор сочувственно вздохнул. Сам он не любил даже заполнять жировки на оплату квартиры.
— Да еще, пожалуй, один наш институт ее и не потянет, — с сомнением сказал Николай Фомич, — придется привлекать смежников, а это такая головная боль... Ну бывай, подающий надежды астроном. Подкинул ты задачку...
Профессор еще и не догадывался, как он близок к истинности сказанного и как далек от настоящей истины, ее сути и масштабов.
Егор пожал протянутую руку и поспешил к себе домой, где, как он помнил, ждал его прибытия малыш.
Глава четвертая. Темное Вещество.
— Смотри, Закатин, — грозно сказала Иришка, что ей вовсе не шло, — я надеюсь, ты не вовлекаешь моего сына во что-то нехорошее.
— По-моему, — Егор в сомнении подышал в телефонную трубку и вполне искренне заметил, — это он меня вовлекает, Димон твой ненаглядный.
— Оба вы хороши, — Иришка счастливо засмеялась, — верни мне его не позже десяти. Поесть хоть себе купил?
— Э-э-э, — начал Егор, действительно забывший о покупке съестного.
— Все понятно. Впрочем, на тебя и не надеялась... Я заранее приготовила для вас бутерброды. Димка принесет. Чай — есть хоть?
— И даже кофе, — Егор сглотнул слюну, он зверски проголодался.
— Не смей мне поить ребенка кофе — детям в таком возрасте..., — назидательно начала заботливая мамаша.
— Ирка, да знаю я...
— То-то!
Малыш примчался буквально через секунды, после звонка Егора к Ирине. Протянув хозяину пакет с бутербродами, он стал снимать башмачки и вдруг всплеснул ручонками.
— Ой! А я книжки забыл дядя Егор.
— Не к спеху, — буркнул дядя, плотоядно посматривая на пакет, — давай поедим сначала, а?
— Я не хочу, я недавно покушал, я тебя подожду.
— Погоди, у тебя же вроде что-то срочное, — Егор пока сознательно избегал темы листков.
— Я бы хотел поработать на твоем компьютере, — он так и сказал "поработать", будто всю свою маленькую жизнь этим только и занимался.
Но Егор после случившегося за последнее время, похоже, утрачивал потихоньку способность удивляться. Он лишь машинально взвесил руками пакет и утвердительно кивнул головой.
— Конечно. Садись. Давай что-нибудь подложим под тебя на кресло, а то тебе неудобно будет.
Включив компьютер, он, однако посмотрел на ребенка с сомнением.
— Сумеешь обойтись без моей помощи?
— Думаю — да. Только найди мне самый полный и быстрый поисковик.
— Англо или русскоязычный, — отчего-то схохмил хозяин компьютера, которого слово "поисковик" царапнуло.
— Лучше смешанный, но с уклоном на английский язык.
Егор пожал плечами, неопределенно хмыкнул и открыл своему маленькому приятелю поисковую систему Google. Малыш поерзал, устраиваясь поудобнее и невозмутимо накрыл ручонкой мышку.
Сам хозяин торопливо двинулся на кухню, где включил чайник и принялся за содержимое пакета. Уминая свежие ломти мягкого белого батона с розоватыми кружками докторской колбасы внутри, он размышлял о странности последних событий. Реальность их уже не вызывала никаких сомнений, но все равно понимание серьезности происходящего пока к нему не пришло. Он смотрел на творящиеся чудеса, а это были явно чудеса, как бы со стороны. И включиться в суровую действительность полноценным участником не спешил.
— Дядя Егор! Можно тебя на минуточку?
Он отложил бутерброд, тщательно вытер пальцы бумажной салфеткой и пошел на зов.
— Теперь можно с уклоном на русскоязычный, — попросил малыш.
Егор молча вывел на экран Rambler и вновь отправился на кухню, где уже закипел чайник. Он меланхолично дожевал остатки бутерброда и потянулся еще за одним, но вовремя вспомнил, что есть и второй едок, который, возможно, тоже захочет перекусить. После угощения ароматным напитком в институтской приемной собственный чай показался ему безвкусным. Еще бы — кто же заваривает чай в пакетиках. Это только в рекламных роликах облизываются, глядя на какой-нибудь пакетный Липтон. Приготовить настоящий крупнолистовой цейлонский чай, конечно, надо уметь, но зато вкус у него. Егор вздохнул. Как ни переводи мысли на постороннее — придется возвращаться к возникшей проблеме. А что это проблема — он уже не сомневался.
Когда он возвратился к малышу, тот уже покинул поисковик и сосредоточенно изучал, или скорее читал, какой-то текст на английском языке, перемежавшийся длинными математическими формулами.
При появлении своего взрослого покровителя он свернул текст и указал Егору курсором на два майкрософтовских документа, которых, Егор это знал точно, ранее на рабочем столе компьютера не было.
— А, можно их распечатать?
— У меня нет принтера, — озадачился Егор. — Это надо скачивать на дискету и где-то распечатывать.
— Ну, придумай что-то, — малыш смотрел серьезно и требовательно, — очень нужно.
— А что там?
— Списки необходимой мне литературы, которую надо поискать в библиотеках. В Интернете этих книг нет и...
— Послушай, Димон, — решительно сказал Егор, — я никак не врублюсь, что уже происходит, а ты затеваешь...
