Король-под-Горою

Резко шагнуть вбок, с силой ударить каблуком по хвосту и, когда девчонка, взвизгнув от боли, шарахнется в сторону, выдавить кислую улыбку:

— Ах, приношу извинения, я так неуклюжа! — это все что Тиура могла себе сейчас позволить.

К тому моменту, как девушка наконец добралась до Арлена, тот уже встал с бортика фонтана.

— Порой мне кажется, что ты за мной следишь, — обронил подменыш, небрежно отряхивая ладони от воды: светящиеся прозеленью капли вспыхивали синими отблесками и растворялись в воздухе, не долетев до пола.

— Я... -Тиура запнулась, оглянулась на кружащиеся в танце пары: движения становились все резче, все отрывистей. — Мне просто здесь больше не к кому обратиться. Ты помог мне утром...

По губам Арлена скользнула легкая улыбка:

— И ты решила, что буду помогать всегда? — странно, но в голосе его не звучало ни намека на издевку — лишь нотки легкого сочувствия проскользнули.

— Я... Я просто спросить хотела...

Сперва, до начала танца Зимней Королевы, она хотела поинтересоваться, не слишком ли долго приходится ее ждать — отец говорил, что правительница появляется с первыми звуками музыки. Сейчас уже появился новый вопрос.

— О чем?

— Король ведь должен уже появиться? Отец говорил, что он прибывает почти сразу за Зимней Королевой? Всего один танец... А сейчас сменилось уже три, не меньше.

Подменыш был единственным, кто хорошо к ней отнесся в холмах. Не к Кормаку же обращаться, в самом деле.

Арлен вновь рассмеялся:

— Так ты только ради этого и росу собирала? Чтоб получить один танец Летнего Короля?

— И что с того? — сердито поджала губы она.

Новый смешок — легкий, добрый: так обычно смеются над наивным ребенком, верящим, что заговором: "осы-осы, медные носы!.." можно отогнать насекомое:

— Извини, но он вряд ли выберет тебя.

— Откуда такая уверенность? — вопрос прозвучал чуть резче, чем она хотела.

— Посмотри вокруг! — Арлен обвел рукою бальную залу, разом обхватив этим жестом всех: и кружащиеся пары, и стоящих у стен юных дебютанток, нетерпеливо ждущих своего первого танца — им будет позволено сделать первые па лишь после того, как Летний Король заявит свои права на власть в холмах, под горами и за водопадами, и даже молчаливых служанок, легкими тенями, снующими меж хульдр и хульдманов. — Здесь столько разряженных в пух и прах прекрасных дам, что...

Двери в бальную залу резко распахнулись, с оглушительным грохотом ударившись о стены. На пороге стоял, скрестив руки на груди и меряя присутствующих презрительным взором незнакомый Тиуре мужчина. Как и все хульдманы был он безбород, строен и выглядел молодо — лет на двадцать пять-тридцать по человеческому счету. Прочем, было в нем нечто, что отличало его от остальных. Длинные светлые волосы выцвели и побледнели, некогда бывшая белой рубашка, стянутая на горле шнуровкой, посерела от времени, черные брюки покрывала пыль и даже высокие, до середины бедра, сапоги казались выношенными и стоптанными. И лишь на груди, недобро сиял кулон с крупным, с кулак изумрудом, оплетенным золотой сетью, да блистали на тонких пальцах многочисленные перстни.

Музыка смолкла, оборвавшись на неестественно долгом аккорде — стоне.

Танцующие застыли изломанными игрушками.

Зимняя королева, не выпуская руки Кормака, чуть повернулась к пришедшему, да так и замерла, не отводя от него напряженного взгляда.

Незнакомец шагнул вперед.

Он шел навстречу Великой Холде, и золотые волосы постепенно наливались блеском, а следом — проступила из пустоты серо-зеленая, шитая золотом, туника — котт с разрезом у горловины и шнурками-завязками, оканчивающими адамантовыми подвесками, обрушился на плечи подбитый горностаем плащ, удерживаемый у самого горла фибулой, покрытой мелкой россыпью грубо отшлифованных адамантов, вспыхнули драгоценные камни на туфлях и легкая лазуритовая пыль припорошила узкие брюки-шоссы болотных тонов.

И все так же молча, не проронив ни слова, он протянул руку Зимней Королеве. Та отступила на шаг от Кормака, потянулась к незнакомцу... И в тот миг, когда тишина в зале казалась звенящей, когда тонкие пальцы Великой Холды коснулись ладони незваного гостя, на челе его вдруг вспыхнул венец из медных листьев с малахитовой патиной...

И ошеломленная Тиура поняла, что это Летний Король наконец явился на бал...

— Ты сегодня припозднился, брат, — бесстрастно обронила Холда.

А он вдруг безумно ухмыльнулся, показав острые звериные зубы:

— Заботы, сестра. Дела и хлопоты.

И бальная зала вдруг взорвалась музыкой: бешеной, ревущей. Так могла бы стонать зимняя буря, так могли бы завывать летние смерчи, поднимавшиеся от воды.

И сорвавшийся с места Летний Король Сокрытого Народа все кружился и кружился в танце с Зимней Королевой...

* * *

Весенний бал уже двигался по заведенной церемонии, и разговаривать с Арленом, вероятно, было больше и не о чем, но девушка из вежливости не могла уйти просто так: подменыш был единственным, кто здесь относился к ней по-человечески — как бы смешно это сейчас не звучало. Тиура повернулась к юноше, мучительно подбирая новую тему для разговора, но перед ней, внезапно, как из-под земли, возник Кормак и, рявкнув:

— С дороги, щенок! — с силой оттолкнул юношу в сторону. На кончиках пальцев вспыхивали и гасли сиреневые огоньки.

Арлен пошатнулся от резкого удара, беспомощно взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах, но зацепился о бортик, и рухнул прямо в фонтан. Тиура, испуганно ойкнув, рванулась на помощь юноше, который сидел в воде, озабоченно тряся головой, но в следующий миг крепкая рука вцепилась ей в запястье — Тиура охнула от боли — и Кормак прошипел:

— Дело есть, дочь предателя, — и, прежде чем она успела хоть слово сказать, потащил девушку в сторону.

Если самой Тиуре пришлось, для того, чтоб добраться до подменыша, буквально пробиваться через толпу, то теперь, когда Кормак быстрым шагом мчался вперед, а ей только и оставалось беспомощно бежать за ним — придворные сами расступались при виде грозной фигуры в темных одеждах. Толкнув девушку к стене, так, что она оказалась буквально зажата меж двумя колонами зеленого мрамора, Кормак навис над ней и процедил:

— А вот теперь давай поговорим по-настоящему.

Тиура бросила взгляд поверх его плеча на кружащиеся по зале пару: никому из танцующих не было до них дела — и, стараясь не замечать, как отчаянно бьется сердце в груди — не поймешь, что сильнее, страх или гнев — прямо и надменно глянула в глаза Кормака:

— А нам есть о чем разговаривать?

В голубых глазах Кормака плескалось бешенство:

— О, у нас гораздо больше тем для разговора, чем ты думаешь, дочь предателя! Я видел, собственными глазами видел, что двадцать лет назад сотворил твой отец. И знай, я не позволю этому повториться. Если этот безумец в летней короне и был так глуп, что позволил тебе вернуться в холмы, то я не такой идиот! И если я заподозрю — просто заподозрю! — что ты замыслила нечто подобное тому, что сделал этот выродок Одхан, я сотру тебя в прах!..

— Ты ничего не знаешь о моем отце!.. — отчаянно выдохнула она ему в лицо.

— Да? Ну так расскажи мне, дочь предателя. Поведай, почему холмы содрогнулись от боли, а луна окрасилась кровью? Почему солнце три дня восходило на западе, а гончие Аннуна по ночам кричали от страха голосами человеческих младенцев? Поведай мне правду!

Тиура, содрогнувшись всем телом, опустила глаза. Она знала ответы на эти вопросы, но сказать об этом не могла. По крайней мере — не Кормаку.

— Или может, дочь предателя, — глумливо продолжил он, — ты скажешь...

Речь оборвалась хрипом.

Тиура вдруг отчетливо поняла, что грохочущая до этого музыка смолкла. Оборвалась на неестественно высокой ноте, похожей на женский вскрик. Девушка медленно подняла голову.

Стоявший перед нею Кормак, замер, неестественно выпрямившись, распахнув рот на полуслове и глядя куда-то в пустоту, поверх головы Тиуры.

На плечо ему легла узкая изящная ладонь, мягко отодвигая Кормака в сторону и чуть поворачивая его боком — и Тиура вдруг с ужасом поняла, что рядом с наперсником Великой Холды стоит Летний Король, сжимая в руке, вскинутой на уровень груди, мягко пульсирующее человеческое сердце...

Кормак вновь судорожно хватанул ртом воздух, уставившись перед собой остекленевшим от боли взглядом. На губах мужчины выступила розовая пена.

— Сердце — очень хрупкий предмет, Кормак сын Кормака, — с ласковой угрозой в голосе протянул правитель Сокрытого Народа. — Оно очень легко бьется, — в зеленых, по-кошачьи прищуренных глазах, разбегались и таяли целые галактики, а радужка то сжималась до игольного ушка, то вновь заливала весь белок. — А еще достаточно чуть сжать пальцы — и оно лопнет, как гриб-дождевик.

По тонким длинным пальцам струилась, пачкая перстни и капая на узорчатый паркет, алая кровь. Тиура вдруг заметила, как дрожат руки Кормака, как стоящий сейчас боком к ней мужчина медленно, через силу, стискивает кулак, стараясь не издать ни звука...

И девушка рухнула на колени, отчаянно выкрикнув:

— Пощади его, о Король-под-Горою! Молю тебя!

Уж чего-чего, а смерти она ничьей не хотела.

Летний Король медленно опустил глаза на скорчившуюся у его ног фигуру: губы кривились в злой усмешке:

— Забавно... Забавно, что твой отец научил тебя именно этому титулу и обращению, — чуть склонил голову набок и вкрадчиво поинтересовался: — Таково твое желание, дочь предателя? Чтоб Кормак сын Кормака остался жив?

Тиура подняла на него взгляд и медленно кивнула, чувствуя, что в горле у нее застрял комок и произнести короткого "да" она не в силах.

Король-под-Горою чуть дернул запястьем — ладонь легко прошла сквозь грудь Кормака, как будто там не было никакого препятствия, убрал руку, а потом резко оттолкнул все еще неподвижно стоящего мужчину в сторону:

— Проваливай отсюда, отрыжка гончей Аннуна, пока я не передумал!

Кормак, резко прижал ладонь к груди, хватанул ртом воздух и, плотно сжав губы, словно захлебнувшись какими-то невысказанными словами, отступил назад, затерявшись средь толпы придворных. А полновластный правитель Сокрытого Народа вновь обратил взор на все так же стоящую на коленях Тиуру: та поспешно опустила взгляд.

— Встань, — коротко приказал Летний Король.

Девушка безмолвно подчинилась, старательно не отводя глаз от пола — а взор все, как назло, прилипал к растекающимся по паркету темным пятнам...

А король отряхнул пальцы от кровавых брызг — на светлой, кажущейся почти прозрачной коже не осталось и следа — и вдруг протянул ей руку:

— Подаришь мне танец, дочь Одхана, рожденного у Южных Чертогов Алой Бездны и Мадги, Ночной Покровительницы Каэр Гвенддолеу?

Было что-то в этой старинной формуле что-то неверное, что-то неправильное, но слова все еще звенели в воздухе, а Тиура уже вскинула голову... И внезапно встретилась взглядом с Летним Королем.

И глядя в его глаза, в которых светилось ничем не прикрытое безумие, девушка вдруг поняла, что страх, затопивший ее душу, почему-то отступает, и, протянув руку, коснулась пальцами ладони Короля-под-Горою.

* * *

Веревки, которыми пленник был привязан к алтарю, чуть светились полумраке. Странно, но от одного взгляда на этот блеклый золотистый свет у державшей чашу девушки начинало жечь глаза.

- Из чего только эта пакость сплетена, — буркнула она себе под нос, выливая очередную чашу яда.

Странно, но привязанный ее все же услышал. Распахнул глаза — кажется, они впитали в себя всю зелень трав — и дернув уголком рта, процедил:

- Из шума кошачьих шагов, корней гор, рыбьих голосов, птичьей слюны... И женской верности.

Последнее она мимо ушей пропустила, а вот первая часть фразы девушку удивила:

- Кошки же неслышно ходят?

- Все на веревку истратили. Больше в подлунном мире и под холмами и не осталось.

Только теперь она поняла, как оскорбительно звучали его слова. Вспыхнула, захлебнулась воздухом от гнева. А потом, на миг поджав губы, обронила:

- Мне кажется, мой король, ты сейчас немного не в том положении, чтоб судить о женской верности.

Он чуть передернул лопатками — какой-то пакостный камень впивался прям в позвоночник и, презрительно глянув на нее, хмыкнул:

- Ну почему же? Я прекрасно вижу, сколь верна мне сестра.

- У меня уже руки дрожат, — ровно сообщила девушка. — Я могу случайно уронить чашу.

- И это лишний раз докажет, что я прав.

Она промолчала.

* * *

За полгода до этого...

Спроси сейчас Тиуру, что за музыка звучит, и она не смогла бы сказать. Все, что она сейчас видела — это зеленые глаза Летнего Короля.

Раз — два — три.

Раз — два — три.

Скрипка все тянет долгие ноты.

Раз— два— три.

Раз -два -три.

Надрывно плачет свирель.

Раз — два — три.

Раз — два — три.

И безумие, царящее в зеленых глазах, постепенно отступает, затаившись в бездне черных зрачков.

Тиура до последнего не хотела заводить разговор первой. Отец говорил, что если ее безумной надежде и будет суждено сбыться, и Летний Король пригласит ее на танец, нужно дождаться, когда он сам обратится к ней и лишь затем...

Но молчание все затягивалось, и она, понимая, что уже сотню раз нарушила обычаи, царившие под холмами, наконец решилась:

— Я слышала, что та, которой Король Сокрытого Народа пригласит на танец, может попросить у него исполнения одного желания. Мой отец изгнан из холмов и... Я бы хотела... попросить...

Он на миг прижал палец ей к губам:

— Ты уже истратила свое желание, дочь Одхана и Мадги, — в зеленых глазах вспыхнули золотые искры насмешки.

Она вздрогнула, сбилась с такта:

— Но... Я же ничего не...

— Ты попросила оставить в живых Рыцаря Зимней Королевы Кормака.

Тиура почувствовала легкий укол удивления — Рыцаря? — но это чувство было мгновенно смыто волной страха:

— Но я же... Не...

Раз — два — три.

Раз — два — три

Слышатся напевные переборы арфы.

Раз — два — три.

Раз — два — три.

В зеленых глазах светилась уже ничем не прикрытая издевка.

Тиура запнулась и, понимая, что терять ей уже нечего — ей уже отказали, и вряд ли подобный шанс представится вновь, пусть даже и через полгода, и через год — выпалила:

— Я не просила защищать меня от его оскорблений! Я могла бы и сама!

Губы Летнего Короля тронула кривая усмешка:

— Он оскорбил не тебя. Он решил нанести обиду мне.

— Я... Я не понимаю...

— Он осмелился усомниться в моей воле, ибо именно я позволил тебе вернуться в холмы, — шепнул Король-под-Горою, почти прикоснувшись губами к ее щеке. — Ты попросила оставить его в живых. Я исполнил твое желание. — Тиура отпрянула назад, чудом вновь не сбившись с ритма и чувствуя, как на коже все еще горит прикосновение его дыхания.