Книга первая: "Новый Февраль семнадцатого"

— И что? — не понял я.

— И все. — в своем стиле ответил дед. — Бывает, дела нехорошие случаются во время затмений в этом гроте. Люди с ума сходят.

— Как сходят? Почему?

— А никто не знает. Только вдруг случается такое, был нормальный человек и бац! Начинается озираться, нервничать, что-то чудное говорят, их, значит, к доктору, и все, больше их никто не видит. Говорят, что с катушек люди съезжают. Потом комиссии разные приезжают, начинают всех гонять тут. Кому это нужно? Никому! Вот в затмения в грот и не пускают. И я тебя не пущу, милок!

— А за пять тысяч? — уточнил я у деда.

Тот задумался. Затем спросил с сомнением:

— А если и ты с катушек съедешь?

Я пожал плечами.

— Деньги-то тебе останутся все равно.

— Это верно, — согласился старик. — Давай десять тысяч и дальше пары шагов вглубь грота не ходи. Там свет горит, ты и так все увидишь.

— Десять? — восхитился я предприимчивым дедом.

— Десять. — подтвердил тот. — Или я пошел, мне недосуг тут с тобой разговоры разговаривать.

Две пятерки поменяли владельца, и дверь грота со скрипом открылась. Внутри, действительно, горел свет.

— Ну? Идешь-то? — спросил старик, а затем, на всякий случай, уточнил, — только деньги я тебе не отдам хоть так, хоть эдак.

Я машинально посмотрел на часы. 13:13. Максимальная фаза солнечного затмения. Мне даже стало весело, и я нервно рассмеялся, делая шаг в грот. Еще пара шагов и я стал оборачиваться. Внезапно, свет в гроте погас.

— Ваше Императорское Высочество!

Удаленный зов донесся одновременно с наступлением полной темноты. Свет в гроте погас, а тяжелая железная дверь за моей спиной вдруг оказалась закрытой...

* * *

ГАТЧИНА, ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ. 20 марта 2015 года.

Человек в гроте вдруг страшно закричал.

— И этот туда же! — вздохнул дед, деловито пряча в карман деньги...

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

ГЛАВА I. ГАТЧИНА И ПЕТРОГРАД

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

"По Высочайшему Повелению город Петроград с 27 сего февраля объявляется на осадном положении.

Командующий войсками генерал-лейтенант Хабалов.

27 февраля 1917 года".

* * *

ГАТЧИНА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Я помассировал пальцами свои виски. М-да, ситуация...

Итак, я в 1917 году, в день февраля двадцать седьмой по юлианскому календарю. События в Петрограде уже развиваются полным ходом, и вот-вот власть потеряет контроль над столицей.

Все это чудесно, но мне что с того? Я тут не на экскурсии, не в гости прибыл, а совершенно непонятным образом провалился сознанием в прошлое. Не удивлюсь, если сознание Великого Князя сейчас находится в моем родном теле, которое отстоит от меня нынешнего почти на столетие.

Почему-то вспомнились слова старика, будь он неладен, о том, что в гроте в затмения некоторые сходят с ума. Хм, значит, я не первый такой? Опять-таки, неважно. В моей ситуации это ничего не меняет.

Могу ли я вернуться в свое тело и время? Все мои попытки входить в грот и выходить из него не закончились в итоге ничем, кроме удивления на лице Джонсона, который недоуменно наблюдал за моими хождениями туда-сюда, напомнив мне пару раз о том, что авто ждет дабы отвезти меня на вокзал на питерский поезд. Но его мнение на счет моих странных действий сейчас заботило меня меньше всего.

Вероятнее всего, если принять за рабочую гипотезу перенос через грот во время затмения, то у меня ничего не выходило, поскольку в моем времени было солнечное затмение, а здесь его нет. Дед ведь не зря напирал на факт того, что именно в затмение в гроте происходят, как он выразился "нехорошие дела". А ведь тут нет сегодня затмения...

Я вскочил и быстро разыскал на этажерке какую-то модную книгу по астрологии и спешно начал искать упоминания о затмениях.

Так, прошлое было 23 января этого года, ближайшее будет... М-да...

Я тяжело опустился в кресло. Нет, не реально. Следующее состоится аж 19 июня 1917 года. То есть до него (я прикинул по календарю) 99 дней. ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ДНЕЙ в стране охваченной революцией и ведущей войну, да еще и в теле Великого Князя Михаила Александровича, который при любом раскладе, так или иначе, влияет на ход событий в историческом масштабе.

Нет, я решительно не представлял себе, как можно прожить в таких условиях три с лишним месяца и не изменить ход истории. Даже, если допустить, что перенос технически будет работать, вернуться я вряд ли смогу, поскольку любое изменение здесь будет приводить к изменению будущего. И что с того, что моему деду сейчас уже девять лет? Для того чтобы я там, в будущем, родился, должно сложиться слишком много факторов. Слишком много поколений за сто лет должны правильно сложиться в пары, завести семьи, родить детей и так далее.

И стоит мне тут начать воплощать в жизнь все то, что я наговорил тогда в интервью, и все, что нафантазировал себе после, так и все — ход истории изменится, а это значит, что миллионы не погибнут или погибнут, но не те и не там, сложатся новые пары, изменятся судьбы и все такое прочее. Тут, как говорится, шаг вправо или шаг в лево, и исторический конвой стреляет без предупреждения...

И тут я со всей четкостью понял — единственный вариант возвращения, это сделать все точно так же, как делал в реальной истории сам Великий Князь, подождать три с половиной месяца, а затем, попробовать вернуться в свое время, обменявшись телами с Михаилом Александровичем.

Для этого нужно лишь ни во что не вмешиваться и дать событиям развиваться своим чередом. Далее отказ от Престола, спокойное проживание здесь в Гатчине под надзором революционных господ-товарищей, и 19 июня, то бишь 6 июня по местному календарю, я, вероятно, смогу вернуться в свой благополучный мир, подальше от всей этой смуты, рек крови, и прочего. В конце концов, кто я такой, чтобы менять историю и переписывать десятки и сотни миллионов судеб?

* * *

ГАТЧИНА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Вновь одетый в бекешу, с папахой на голове и шашкой на боку, иду к выходу. У парадного стоит автомобиль, и водитель не глушит двигатель, дабы сразу ехать на вокзал.

Почему я еду туда? Вероятно, потому, что так сделал в известной мне истории сам Великий Князь. Точно так с раннего утра он поговорил по телефону с Родзянко и согласился приехать в Петроград. Собирался ли он действительно принять диктаторские полномочия? Не думаю. Во всяком случае, ничего такого он не сделал. Встретился в Мариинском дворце с ядром будущего Временного Комитета депутатов Государственной Думы, которые коллективно убеждали его принять диктаторские полномочия и, отправив правительство в отставку, сформировать "ответственное министерство". Затем встретился с премьер-министром князем Голицыным и выслушал его невнятные блеяния, после чего принял к сведению уверения князя о том, что правительство больше не контролирует ситуацию и просто-таки жаждет отставки. После чего многозначительно пообещал принять на себя всю полноту власти, если "это окажется совершенно неизбежным", и отправился в военное министерство, где приятно провел время, по телеграфу убеждая Николая Второго сменить правительство, назначив премьером князя Львова. Но Император, по своему обыкновению, занял позицию, что если ничего не предпринимать и делать вид, что проблемы не существует, то она исчезнет сама по себе, в связи с чем, отложил вопрос срочных мер и смены правительства на несколько дней, заявив, что Августейшая семья болеет, и он спешит к детям в Царское Село, а потому, все остальные, менее важные вопросы, могут и подождать.

В общем, убедившись, что ничего от брата добиться не получится, Михаил Александрович попытался вернуться в Гатчину, но все дороги из столицы уже были блокированы. Добравшись ночью до Зимнего дворца и обнаружив там верный гарнизон, Великий Князь, встретившись с генералами Хабаловым и Беляевым, отказался возглавить войска и приказал им покинуть дворец, дабы не повредить его во время возможных боев с мятежниками.

Возможно, он хотел не подставлять под возможный удар тяжелораненных больных, которыми были полны превращенные в госпиталь залы дворца, однако, и отправиться в здание Адмиралтейства с войсками он так же не пожелал, а вместо этого, ранним утром, отбыл на улицу Миллионную, дом 12, где, под присмотром господина Родзянко, благополучно провел, последующие пять дней в квартире князя Путятина, оставаясь там аж до самого отречения от Престола Николая Второго и отказа самого Великого Князя от принятия российской короны. Формально, пробыв Императором несколько часов, Михаил Александрович так и не стал Михаилом Вторым, войдя в историю, как человек, который не сделал ни одного решительного шага для спасения Династии и России. Впрочем, как и его царственный брат, профукавший великую Империю. Равно как и остальные члены Императорской Фамилии. Про остальную аристократию и говорить нечего.

Историки вразнобой спорят о причинах такого поведения Великого Князя, в том числе много говорится о его желании избежать кровопролития и возможного начала Гражданской войны, говорится о том, что у него не было сил, на которые он мог бы опереться, говорят о других версиях и возможных причинах, но для меня все это играет второстепенную роль.

У меня эта поездка вызывала сложные чувства и реальные опасения. Смогу ли я не нарушить ход истории, ни словом, ни случайным делом не направив ход событий по другому руслу? Насколько вообще ход истории устойчив? Что ближе к истине — эффект бабочки, когда микроскопические изменения нарушают весь ход истории, или же, как утверждалось в других книгах, инерция реки времени настолько велика, что ее не изменить никакими усилиями?

Смогу ли я быть простым наблюдателем? Вероятно. Смогу ли я не просто наблюдать, но и повторять все действия, которые в моей истории совершал сам Великий Князь? Вот тут сложнее. Даже то, что в моем распоряжении вся память Великого Князя, мне мало что дает, ведь, при всем желании, я точно не знаю и никак не могу знать, что и где делал Михаил Александрович на протяжении этих 99 дней до следующего затмения, и что и кому конкретно говорил.

— Папа!

Уже стоя у машины я оборачиваюсь. На пороге стоит мальчишка лет шести.

— Георгий! Ты что на мороз раздетый! — я поспешил к мальчику. — Простудишься!

Я без разговоров завожу Георгия внутрь дворца, где к нему спешит женщина. Да, так и есть, графиня Брасова собственной персоной. Жена Михаила Александровича. Мальчик оборачивается к ней и восклицает:

— Мама! Папа на войну собрался, а со мной не попрощался!

Сын Великого Князя надул губы.

— Папа, ты даже со мной не попрощался!

— Прости, сынок, я не хотел тебя будить просто. — поспешно отвечаю я, стараясь не смотреть "жене" в глаза. — И я не на войну. Я по делам в Петроград.

Но мальчишка моим уверениям не верит и с обидой смотрит мне в глаза:

— Ты снова на войну?

— Нет-нет, — заверяю я его. — С чего ты взял?

— Мама плачет. Значит, на войну.

Я удивленно поднимаю взгляд и смотрю в полные слез глаза графини. Однако та вдруг хватает Георгия за руку и начинает уводить его вглубь дворца. Он лишь успевает мне прокричать:

— Папа! Возвращайся за нами!

— Я вернусь! Обещаю! — кричу я, но дверь уже закрывается, и мне ничего другого не остается, как направиться к ожидающему автомобилю.

Ну, вот конкретный случай. Изменил ли наш разговор с Георгием историю? Был ли такой разговор в известной мне истории? Или вот эта, нервная реакция графини, была вызвана отъездом и ничем не отличается от исторической? Или же она что-то не то почувствовала и закатит там сейчас истерику, или что-то сделает не то, сломав, тем самым, весь ход истории? Кто знает?

Да и вообще, смогу ли я удержаться от вмешательства в ход событий? Ведь я не Великий Князь, у меня и характер другой, и вообще, позволит ли мне мое послезнание спокойно взирать на то, как все катится в пропасть? К тому же, зная свой чудесный характер, я обязательно начну совать свои пять копеек в происходящее в России и в мире. Обязательно начну. Непременно. Мою всегдашнюю страсть сделать мир лучше никому еще побороть не удавалось. Даже мне. И ведь я прекрасно понимаю, что еще ничего не решено и революция еще не победила, а монархия в России еще не рухнула. Еще ничего не предопределено!

Кроме того, какова вообще вероятность того, что мне удастся осуществить этот обмен и вернуться в свое время? Ведь тут и помимо изменений хода истории хватает проблем! Даже (!) если предположить, что известная мне реальность не претерпит существенных изменений, то какова гарантия того, что Великий Князь в моем теле вообще окажется в гроте? Может, его уже санитары повязали и в дурку упекли? Ведь это не шутки, оказаться в будущем через сто лет, не всякая психика выдержит.

И не окажется ли так, что я, в глупой надежде вернуться, погублю и этот мир и в свой не вернусь? Кто меня после этого назовет умным человеком? И буду кусать локти в пермском лесу, под прицелами комиссарских маузеров, что была у меня возможность всех спасти и все изменить, а я, дурак, променял реальное настоящее на мифическое будущее. И сам погорел и поколения людей подвел.

Нет, с глупой надеждой нужно прощаться! Вернуться я не смогу, и с этой мыслью нужно свыкнуться как можно быстрее. И этот мир за окном автомобиля, теперь мой мир и я за него в ответе. И как член Царствующего Дома, и как брат Императора, и как русский офицер, и как пришелец из грядущего, и как мессия, если угодно. Ибо если не я, то, в буквальном смысле, кто? Кто из ныне живущих знает больше чем я? Нет, я не самый умный, просто у меня исторического опыта на сто лет больше, вот и все.

Но что я могу сделать, собственно? Въехать в Питер на белом коне? Объявить себя диктатором, как предлагает Родзянко? Взять столицу под контроль и заодно арестовать всех господ-товарищей заговорщиков-революционеров всех мастей? Но возможно ли это в реальности? Это ведь только в романах бывает, чтобы вот так, с бухты-барахты, Иван-дурак и вдруг в цари. Ведь что у нас в личном пассиве? К пассиву следует отнести никуда не годный характер оригинального Великого Князя Михаила Александровича, которого могли убедить в чем угодно кто угодно, начиная от драгоценной женушки графини Брасовой, заканчивая всеми политическими группировками. Так что имидж моей персоны в местных кругах крайне легкомысленный. Ну и что, что в теле теперь другой человек, ведь при разговоре с каждым за мной будет тянуться этот негативный шлейф, и меня никто не будет воспринимать всерьез. Да и какой из меня царь? Хотя переплюнуть в этом вопросе Николая довольно трудно, тут не возразишь.

А с другой стороны, что мне даст вмешательство в ход событий в Петрограде, если незабвенный Николаша, Царь-батюшка Всероссийский, наплюет на все, на все мои потуги, и этой же ночью отправится на поезде в Царское Село и, тем самым, обрежет себе все каналы управления Империей? У меня ведь никаких рычагов управления не будет. Родзянко сотоварищи меня зовут в диктаторы, для того, чтобы я надувал щеки на людях, а вовсе не для того, чтобы я реально взял власть в свои руки. Да и вряд ли Николай Второй одобрит мои самоуправства. Повелит не лезть, куда не просят, и отбыть в имение. Мне что — переворот устраивать? Но, что я буду делать в Петрограде, если мне не подчиняется армия, а столичный гарнизон состоит из недавно мобилизованных и полностью распропагандированных мужиков с оружием? Они-то уж точно под пули не пойдут.