Богатырь из Китежа

Отмытый после каши котелок я вновь наполнил процеженной водой, сыпанул несколько щепоток соли и подвесил над костром, в который подкинул сучьев. В ожидании, когда вода закипит, я тщательно отмыл раков от ила и песка. За этим занятием время прошло быстро. Перед тем, как закинуть свою усатую добычу в бурлящую воду, каждого добил ударом ножа в особый нервный узел. Ну, не моё это, это когда еда корчится в судорогах и смотрит на тебя ещё живыми глазами. Кто бы там что ни говорил про то, что членистоногие в силу слаборазвитой нервной системы и почти полному отсутствию мозга не ощущают боли. Другие добавляли, что из-за поедания падали в кишечнике раков полно опаснейшей заразы. От брюшного тифа и сальмонеллы до гепатита А. И потому, если убить рака до варки, то все эти бактерии мигом расползаться по телу и сделают мясо опасным для человека. То есть, если и добивать членистоногого обитателя рек и прудов, то прямо перед варкой. Как это делаю я.

Со всеми этими занятиями я не заметил, как наступили сумерки. Неудивительно. Сначала один котелок с водой для фляги. Потом второй для каши. Третий для раков. А ещё потерял немало времени на розжиг костра и сбор топлива. Это вам не индукционная плита и удобные кастрюльки с фильтрованной водой из-под крана. Да ещё на кухне, где всё под рукой. Возле костра с единственным небольшим котелком приходилось так и эдак корячиться.

Раки пошли на ура. Их белое мясо оказалось удивительно вкусным. Я их ел всего несколько раз. Из-за фантастической цены на этих усачей я мог себе позволить десяток два-три раза в год. Почти всегда это происходило вскладчину с приятелями. Мы брали трёхлитровую банку мелких и уже варёных раков. И длили их на всю нашу небольшую компанию. Обычно нас собиралось три или четыре человека. Редко пять. Мясо таких магазинных раков отличалось в худшую сторону от мяса тех, которые я дважды ловил на Оке. А те по вкусу даже рядом не стояли с моей сегодняшней добычей. Всё-таки, не загаженная природа — это здорово.

Сытый и отдохнувший я устроился под деревом недалеко от затухающего костерка, облокотившись головой на крупный выступающий корень, и просто так смотрел на красны закат. Вид с берега открывался прекрасный. Иногда я слышал громкие шлепки на реке, словно по воде били ладонью. Это рыба игралась.

Наконец, я встряхнулся и занялся обустройством ночлега. С имеющимися возможностями времени и сил на это много не ушло. Просто нарвал несколько охапок густой травы, отойдя подальше от мощных деревьев, которые не давали расти другим представителям флоры под собой и вокруг. Поверх кинул свой многострадальный плащ. Перед тем, как лечь на ложе, я по странному наитию встал и рассыпал вокруг дерева немного соли, заключив ствол и свой лагерь в круг.

— Вот же Фома впечатлительный, — вслух усмехнулся я, закончив тратить ценный минерал. — От ведьм мел нужен, а не соль. А от хищников круговой костёр.

Как только закончил с этим занятием, то сразу резко стало легче на душе. Как будто сделал обязательное и привычное занятие. После этого накрылся плащом погибшего богатыря и очень быстро уснул.

Когда проснулся, то вокруг царила ночь. Чирикали цикады или кто-то издающий похожие звуки, плескалась рыба в реке, ярко светила почти полная луна. Привычно нарисовав виртуальную палочку со стороны той части, где не хватало, узнал, что ночное светило растущее.

Но было что-то ещё, то, что вырвало из сна и заставило внутри напрячься, волноваться. Не шевелясь я вслушивался в тишину, стараясь уловить те звуки, которые меня разбудили и не принадлежащие природному умиротворению.

И услышал.

Это были шаги нескольких человек. Очень тихие, невесомые и словно бы влажные. Как если бы кто-то двигался в мокрой обуви, внутри которой еле-еле слышно хлюпала вода.

Неизвестные уже были совсем рядом.

Откинув в сторону плащ, я перекатился на бок, быстро встал на колено, упёршись одной рукой в землю, а другой сцапав подготовленный с вечера топор, и резко оказался на ногах. Сделав два шага вбок, я прижался спиной к стволу ивы.

И в этот момент я увидел тех, кто крался ко мне.

В первые несколько мгновений я не поверил своим глазам и решил, что продолжаю спать. Ко мне сквозь густую траву на берегу шли три высоких и стройных девушки с распущенными волосами. Лунный свет блестел на их влажной коже. На высокой и изумительно красивой груди у каждой. Ниже пояса их тела скрывала растительность. Но что-то мне подсказывало, что и там на них нет ни клочка одежды.

Странно, но некое чувство внутри меня при виде красавиц заставило встревожиться ещё сильнее. Напрячься, как перед стаей бродячих собак, которые заполонили в последние годы все города в стране, кроме Питера с Москвой. Обе столицы России были достаточно богатыми, чтобы отлавливать бродячих барбосов и навсегда поселять в собачьи приюты. Увы, но прочие населённые пункты подобное не могли себе позволить.

— Доброй ночи, красный молодец, — звонко произнесла одна из них, остановившись метрах в пяти от меня и в паре метрах от круга из соли. — Прости, что разбудили тебя. Да отколь нам было знать, что здесь путник на ночлег устроился.

— Привет. Вы кто? — осторожно спросил я и опустил топор лезвием вниз, удерживая кончиками пальцев самый верх рукояти.

— Рыбачки мы, путник, — ответила она мне. — Тут недалеко батька сделал временную стоянку. Рыбак он. В сам Китеж свой улов каждую неделю поставляет. Некоторую рыбу только в ночь и ловить. Вот мы ему помогаем. Здесь рядом верши стоят, мы шли их проверять.

— Без одежды?

— На том берегу она осталась. Где стоянка отцова. Сняли её, чтобы не мочить и не пачкать, — ответила мне другая красавица. — Посторонних здесь никогда не видели. Вот и ходим как есть. Да и чего нам стыдиться? Али мы уродины какие? Вот ты нас кажи, путник...

Тут нас прервали. Да ещё как. За стволом дерева, возле которого я стоял, вдруг то-то страшно закричал. Словно его на части резали.

Отпрыгнув от ивы, я развернулся на звуки и увидел то, что меня старого запросто бы до конца жизни сделало бы заикой. Толстая нескладная бабища с тёмными волосами, чуть отливающими зеленью в свете луны, с отвисшими грудями до пупка и тошнотворно белой кожей. Рот её был раззявлен в крике, демонстрируя несколько десятков тонких остроконечных зубов.

"Утопленница! Русалка!", — сверкнула в голове мысль-узнавание. Будто распаковался кусочек какого-то заархивированного файла.

Тварь стояла совсем рядом с тем местом, где я рассыпал соль.

— А-а-а! Убьём человека! Сожрём его мясо! — завыли красотки за моей спиной. Стоило мне обернуться, как увидел, что от былой красоты "рыбачек" не осталось ни следа. Троица выглядела точь-в-точь, как монстр за деревом.

Одна из них нетерпеливо бросилась ко мне. Но стоило ей наступить на соль, как завизжала от страшной боли и рухнула на землю. В судорогах она докатилась до меня. А дальше мои руки всё сделали сами без контроля разума, будто занимались подобным сотни и сотни раз, приобретя автоматическую привычку.

Раз — и топор вознёсся вверх, чтобы мгновением позже серебряным росчерком рухнуть на толстую от складок шею утопленницы.

— Он убил Аглаю! — завизжала та, которая самой первой заговорила со мной, отвлекая внимание от четвёртой своей подружки, которая подкрадывалась ко мне из-за спины.

Всё-таки, со мной точно что-то случилось после того выдоха богатыря. Я не просто стал быстрее и сильнее, но и приобрёл ряд навыков, идеально подходящих к этим местам. Соображал и находил способы действия совсем не так, как это можно было бы подумать про дитя двадцать первого века.

Русалка не успела ещё закончить свою речь, когда я бросился к своему спальному месту, рядом с которым стояли мои вещи. К счастью, мешочек с солью я не убрал в перемётную сумку. Схватил его. я дёрнул за завязку, потом сунул ладонь внутрь, зачерпнул горст соли и с размаху кинул её в сторону тварей. Мелкие кристаллики сверкнули бриллиантами в лунном свете и щедро окатили их. Там, где соль прикоснулась к коже, мгновенно возникли крупные язвы, принявшие разрастаться прямо на глазах. Главной болтунье досталось больше чем её напарнице. Соль сожгла ей лицо. На месте глаз и щёк появились огромные гнойники.

Дальше — больше. Я не стал ждать, когда всё само собой закончится. Сдохнуть раненые русалки или убегут в реку зализывать, а точнее замывать раны. Вместо этого сам пошёл в атаку.

Топор на длинной рукоятке оказался страшным оружием в умелых руках. А именно такими обладал я в данный момент.

Первый удар был направлен в ту русалку, которой досталось меньше соли. Заверещав, она попыталась загородиться руками, скрестив их и выставив на пути движения моего оружия. Да только куда там! Острое и тяжёлое лезвие легко снесло ей половину ладони на левой руке и вошло точно промеж глаз. Русалка мгновенно замолчала и как подкошенная упала на землю.

Рывком выдернув топор из черепа монстра, я вновь взмахнул им и с доворотом корпуса рубанул сбоку по шеи ту, у которой от лица ничего не осталось. Безобразная голова мячиком полетела в траву, махнув мокрыми космами.

Одного короткого взгляда хватило понять, что здесь с врагами я разобрался. Оставалась последняя, та, которая первой познакомилась с защитным кругом из соли. русалка попыталась удрать. Но её ноги так серьёзно пострадали, что плоть на них отваливалась кусками и не могли держать свою хозяйку.

— Пощади, богатырь, — прошамкала она и в умоляющем жесте выставила правую руку впереди открытой ладонью в мою сторону. — Нет на мне крови невиновных.

Я замешкался, приходя в себя и возвращая контроль над телом. Убивать беззащитного я не мог. Да и моя странная вторая половина, кажется, тоже. Это едва меня не погубило. Вдруг увидел, как поменялся взгляд у утопленницы и машинально отступил в сторону, выставляя топор. В тот же момент в рукоять ударилась короткая и тонкая стрелка. От удара она с сухим треском переломилась.

Воспользовавшись моим замешательством, русалка второй рукой, скрываемой ранее телом, метнула в меня дротик из кости.

— Ах ты тварь! — разозлился я и буквально прыгнул вперёд, занося над головой своё оружие.

Утопленница ещё успела истошно и обречённо взвыть за мгновение до того, как топор разрубил её череп ото лба до самого затылка.

ГЛАВА 4

Рассвет встретил меня сидящим спиной к дереву с поджатыми к груди коленями и топором на земле у правой руки. Взгляд смотрел на рассвет, на краснеющую полоску неба и уже показавшийся самый краешек солнца. А мысли были очень далеки. Главная из них была: что же со мной сделал тот богатырь, когда дохнул мне в лицо? Откуда-то из своих пыльных закоулков память вытащила однажды прочитанную былину про то, как Святогор передал часть своей силы Илье Муромцу вместе со своим мечом. Способ он выбрал точно такой же, как мой покойный знакомый, оставшийся безымянным. Вот только кроме мощи богатырской неизвестный дал мне ещё и некие знания с железными нервами. Например, я покоя себе не находил перед сном, пока не сделал соляной круг. А после него почувствовал себя человеком, который долго-долго вспоминал о чём-то и наконец припомнил. Или вот убийство существ из реки. Не было ни ступора, ни страха, ни замораживающего тело гуманизма двадцать первого века. Я не просто сражался — работал по привычке.

Разумом, всей душой человека из иного мира (?) я понимал, что это категорически неправильно и невозможно. И одновременно ничего не чувствовал. Ни-че-го! Словно прокручивал в мыслях недавно просмотренный фильм. При этом и адреналин бушевал в крови, и страх заставлял дрожать коленки (чуть-чуть, правда). Но всё это было какое-то не совсем моё или моё, но меня старого, запертого за стеной. Вроде соседского телевизора, слышимого вечера, но без чёткого понимания что же так по экрану показывают. Чёрт, вот не знаю, как это объяснить ещё точнее.

— Ладно, хватит морализаторствовать и рвать душу, — негромко сказал я и встал на ноги.

Ночная схватка кое-чему меня научила. И после завтрака — думал ложка в рот не полезет, но куда там, стрескал всё, что было съестное — стал рядится в доспехи. Хотя, что там их было? Натянул кольчугу и шлем. От панциря отказался. Перекинул через плечо перевязь с ножнами с мечом, опоясался поясом. Как оказалось, цеплять меч только на пояс выходит неудобно — заметно оттягивает. Потом выяснилось, чтобы ходить с мечом на поясе нужна привычка. Левая рука становится скованной. Помучавшись, я в итоге вскоре его снял и засунул обратно в узел с прочими вещами.

Шёл до середины дня по лугам и полянам, держась реки. Потому что рядом с водой всегда можно отыскать жильё или людей. От одинокого рыбака, до целого рыбацкого посёлка.

И мои надежды оправдались. Хоть и не все сто процентов. Встретить живого рыбака у меня не получилось. Зато нашёл хорошо натоптанную тропинку, ведущую от среза воды вглубь зарослей ивняка. В конце её уткнулся в хижину из сухостойных брёвен с проложенным между венцами мхом.

Дверь была узкая и невысокая, всего-то сантиметров семьдесят на метр семьдесят. Зато сколочена из неровных досок, полученных путём раскалывания бревен. В досках тянулись несколько горизонтальных пазов, сквозь которые проходил трапециевидный брусок, держащий весь деревянный щит одним целым. Петли оказались кожаными и крепились изнутри. Со стороны улицы дверь была припёрта толстым колом, одним концом упирающийся в землю, а вторым в дверное полотно. Кажется, это означает, что хозяев внутри нет. В избушке имелись три узких окна, закрытых широкими досками изнутри. Венцы над одним были покрыты копотью от дыма. Позади дома я нашёл поленницу и колоду для рубки дров. А ещё шалаш над отхожим местом, чьё содержимое было засыпано золой.

Осмотрев всё снаружи, я вернулся к двери. Сбив ногой кол, я выставил впереди себя тяжёлый нож и шагнул вперёд. Чтобы войти, мне пришлось сильно наклониться.

Внутри было пусто. Под окном, испачканным с улицы сажей, расположился очаг из камней, скреплённых глиной. Вдоль всей деревянной стены до оконца тянулась стенка из камней на глиняном растворе. Видимо, в качестве защиты постройки от пожара. Кажется, со стороны улицы венцы тоже были в чём-то вымазаны, наверное, в глине. Сразу на это внимания не обратил.

Нашёл две широких лавки и табурет. Одна из стен была вся увешана пучками трав и небольшими лиственными вениками. Над дверью на полочке стояла деревянная фигурка славянского бога. Такие в учебниках рисуют про Древнюю Русь.

Ни посуды, ни одежды, ни еды, ни ещё какой-либо утвари. Очень мне непривычно такую пустоту видеть, как жителю двадцать первого века.

— Реально в какой-то каменный век попал, — пробормотал я. — Только дерево и кусок кожи. Ни грамма металла.

От избушки отходила ещё одна тропа, уводящая ещё дальше от берега. По ней-то я отправился. А что ещё оставалось делать?

Уже через четверть часа я увидел впереди заострённые колья частокола и дозорную вышку с остроконечной четырёхскатной крышек из горбыля. Последняя пустовала.

Тропа привела меня точно к небольшим воротам. Или даже очень большую калитку из тонких бревнышек общей шириной метра полтора.