Прогрессор каменного века - 1.

Вскоре Митяй ехал вдоль левого берега Голышки и только диву давался, та текла по сути дела в прежнем русле, так как ландшафт, судя по всему, мало изменился с тех далёких пор. По мере продвижения вперёд он подметил одну характерную особенность. Если справа в реку впадали полноводные ручьи, то слева лишь хилые, жалкие ручейки, которые Шишига преодолевала играючи. Всё встало на своё место тогда, когда он доехал до Нефтегорска и увидел, что на его холмах лежит и медленно тает громадная глыба льда высотой метров в четыреста. Похоже, она была накрыта сверху толстым слоем чего-то тёмного, скорее всего вулканического пепла, поверх которого пышно зеленела растительность. Пепел, наверняка, сюда занесло во время извержения Эльбруса, после которого тот стал двуглавым и вряд ли это был один единственный осколок ледникового периода в предгорье Большого Кавказского хребта. Возле миниатюрного, но тем не менее всё равно громадного ледника было ощутимо холоднее и потому трава рядом с ним росла хилая, низенькая. Тая, ледник питал собой ставшую невероятно полноводной Голышку. Доехав почти до её истока, Митяй повернул направо, к речке Тухе, в его времена славящейся на редкость обрывистыми берегами, которая, можно сказать, текла в самом настоящем микроканьоне.

Когда он доехал до Тухи, то увидел полноводную реку и когда поехал вдоль неё, то всего километров через пять нашел то, что искал — маслянистую нефтяную плёнку, причём вдоль правого берега, по которому двигался. Митяй остановил машину и внимательно огляделся. Хотя трава здесь росла высокая, никакого опасного зверья он не обнаружил, что и понятно. Вряд ли животные приходили сюда на водопой. Он вышел из машины, подошел к берегу и принялся рассматривать нефтяную полосу шириной метров в шесть. Плёнка нефти оказалась миллиметра в полтора толщиной и глинистый берег от неё сделался чёрным. От речки уже метров за пятьдесят разило нефтью, так что с открытым огнём к ней лучше не соваться. Хотя Митяй и нашел то, что искал, настроение у него было поганое и он во весь голос, матом, проклинал всё и вся на свете. Однако, делать было нечего и ему нужно было подумать, где встать на постой.

Впрочем, думать особо не приходилось. Туха, как и Голышка, впадала в Пшеху, а та, как он уже успел убедиться, оказалась на редкость полноводной рекой и на своей "Шишиге" он её просто не переедет. Таким образом Митяй оказался, как бы заперт между тремя реками — Пшехой, Голышкой и Тухой на довольно большом пространстве. Подумав, он решил вернуться почти туда, откуда выехал, то есть в Апшеронск, и поехал вдоль нефтеносной реки, хотя та и изрядно петляла. Тёмно-бурая нефтяная плёнка протянулась по извилистой реке километров на пятнадцать и делалась с каждым километром всё светлее и тоньше. Её полоса становилась шире, но до Пшехи всё же не доходила километров трёх. Митяй сразу понял, что рыбу в Тухе ему лучше не ловить, да, и вряд ли она в ней водится. Заодно он выяснил, что пригород родного города и окраина поросли высоким смешанным лесом. В нём он увидел не только дубы, но и громадные берёзы и сосны. Митяй доехал до места слияния двух рек, примерно начиная от улицы Тихой, там леса не было вовсе, как и не было запаха нефти, хоть бери и строй город, а затем поехал вдоль берега полноводной и бурной Пшехи. Вскоре, ещё засветло, он остановился на самом высоком месте, на пологом и широченном холме, поросшем одной только высокой травой. До воды там было добрых пятнадцать метров по вертикали, а берег спускался к реке, шумевшей в нескольких сотнях метров, довольно полого.

Как только Митяй выехал на невысокое травянистое плато, плавно понижающееся к северо-востоку и увидел, что за ним, на северо-западном склоне, со стороны Тухи, рядом, буквально в сотне шагов, растут высоченные сосны, то сразу же решил, что поселится именно здесь. Правда, в его сознании ещё не угасла надежда, что всё это лишь действие гипноизлучателя, скоро его выключат и он поедет домой. Он даже подумал: — "Всё, ну его к лешему, этот кордон! Как только эти уроды перестанут меня обрабатывать, еду к Вартанычу, разгружаюсь и домой. Денег он мне не заплатил ни копья, всё его барахло лежит в будке в целости и сохранности, так что никаких претензий предъявлять не станет, а если и предъявит, то получит от меня в бубен и на том всё закончится." С такой думкой он вышел из машины и выпустил прогуляться Крафта, строго велев тому находиться рядом. Хотя тот парень, у которого он купил пса, его ничему не учил, Крафт являл собой образец собачьего послушания и понятливости. Достав из будки две полиэтиленовые, сорокалитровые канистры, с помпарём за спиной, он сходил к реке и набрал из неё на редкость чистой и вкусной воды.

После этого он насыпал Крафту полную миску сухого собачьего корма и они принялись ужинать. Митяй мамкиными пирогами, а кавказец педигришным кормом. Его поражала, в первую очередь, невиданная красота, чистота и невероятная, яркая и пышная, словно на картинке, зелень этих, до боли знакомых ему с детства, мест. Правда, как эколога, его бесило, что нефть шурует из-под земли прямо в Туху. Впрочем запах нефти до холма не доходил. Хотя Митяй всё ещё надеялся, что завтра утром, с первыми же лучами солнца наваждение развеется и он вздохнёт с облегчением, в глубине души уже понимал, что ничего подобного не произойдёт. Ну, а если всё так и обстоит — он действительно угодил в прошлое, то нефть это круто, особенно для него. Митяя даже заводило, что помимо надёжного армейского вездехода и неубиваемого мотоцикла, у него имелось целых три профессиональных, промысловых японских бензопилы, изначально переведённых на русский бензин, два небольших, но мощных, японских генератора с дизельными движками и ещё фактически два двигателя в запасе, газоновский и ижевский. Да, и вообще нефть, как топливо, гораздо предпочтительнее дров и даже угля, а при наличии слесарного инструмента, отличного настольного токарного и фрезерного станков он сможет изготовить много чего такого, что сделает его жизнь в каменном веке комфортной и безопасной.

Руки у Митяя росли не из задницы, да, и скудоумием он не страдал. Наоборот, любил мастерить всякие поделки из чего ни попадя, хотя больше всего тяготел к работе с металлом и работы, даже самой тяжелой, не боялся. К труду его приучили дед с бабушкой, родители, дача с участком в сорок пять соток, а также его любимый учитель труда в школе, настоящий мужик, мастер на все руки. Митяй любил природу родного горного края и она не являлась для него местом выживания. Наоборот, лет с четырнадцати он совершенно спокойно жил в этой самой природе и даже самостоятельно стал неплохим охотником. Росточком Бог его не обидел, метр восемьдесят шесть, как-никак, силушкой тоже, ну, а то, что Митяй привык жить по принципу "Бей первым, Фредди", так это неплохо. Благодаря такой привычке он и сам остался в живых, пройдя Африку, да, и многим своим солдатам, парням-контрактникам, которыми командовал, жизнь спас. В общем он точно знал, что не пропадёт в этом чёртовом каменном веке, куда его, скорее всего, занесла нелёгкая, но, тем не менее, чуть ли не выл от тоски, то и дело шипел, как кот, цедил сквозь зубы матерные слова и попадись кто сейчас под руку, точно убил бы.

Однако, не смотря на дикую злость и обиду, Митяй стал прикидывать, что ему делать завтра. Носиться по окрестностям на тяжело груженой "Шишиге" в поисках первобытных людей будет полной глупостью. Какая бы она не была прочная, всё равно и её можно запросто расколошматить. Поэтому самым правильным будет построить капитальное жильё, как он собирался сделать это на кордоне Дальнем, что в верховьях реки Цицы, за хребтом Нагой-Чук. На настоящий, капитальный дом из камня сил у него точно не хватит, хотя он и видел вдоль берега галечники. Поэтому придётся обойтись чем-нибудь попроще, вроде полуземлянки, но обязательно просторной, с большим складом и желательно землянкой капитальной, чтобы спокойно перезимовать в ней. Помимо этого нужно было сразу же начать думать над тем, как наладить гончарное производство. Так ему будет проще всего сварганить из больших керамических цилиндров самовар для перегонки нефти в прямогонный бензин и соляру, да, и дом на следующий год лучше сложить из кирпича. Ещё ему следовало построить примитивную лесопилку и столярную мастерскую, инструмент, слава Богу, электрическая циркулярка и электрофуганок и у него с собой имелись. В общем работа предстояла большая, если он не хочет зимовать в будке "Шишиги". Как знать, может быть зимы здесь сибирские, а не кавказские.

Понимая, что фронт работ очень велик, а у него всего две руки, Митяй сразу же стал прикидывать, какие средства малой механизации он сможет себе изготовить. Перекидывая на "Ижаке" звёздочки и используя подручные материалы, а также то железо, что взял с собой, он мог кое-что соорудить. Ещё в детстве, бегая на Пшеху купаться, он часто находил на берегу тяжелую, коричневую гальку. Относительно неё дед Максим сказал, что это гематит, железная руда. Если гематит попадался ему в двадцать первом веке, то он никуда не делся и в каменном, а раз так, то ему нужно будет обязательно построить доменку и начать выплавлять железо. Инструкции на счёт того, как это сделать, он наверняка найдёт в большой коробке с лазерными DVD-дисками и внешними дисками памяти для "Тошибы". Да, там он найдёт для себя много чего полезного, как и на берегу реки Пшехи, ведь она мало того, что текла издалека, так в неё ещё и впадали другие горные реки, Цица, Пшехаха, Хахопсе и все они размывали на своём пути горы и несли вниз обломки самых разнообразных минералов, а не одни только гранит, да, базальт. Поэтому на счёт руд он мог особенно не беспокоиться, Кавказ на них богат и чего только не найдёшь на галечниках, если у тебя есть под рукой электронный справочник по минералам. Хоть это немного успокаивало Митяя и он облегчённо вздохнул.

Впрочем, Митяй всё ещё и надеялся, что скорее всего это лишь сон, наведённый на него какими-то лихими ухарями от науки, и он сейчас тихо и мирно сидит в кабине "Газона" и дрыхнет, видя во сне всё даже лучше, чем иной раз наяву. Думая о том, что он всё же спит, Митяй наложил на оба сиденья всякого барахла, чтобы сделать импровизированную кровать, забрал из будки Гошу, загнал Крафта в машину, залез в кабину сам и лёг спать. Он прихватил с собой отличную палатку и даже мог до неё спокойно добраться, вот только спать снаружи, зная, что по лесу шастают махайроды, пещерные львы и прочие доисторические хищники, ему не хотелось не смотря на то, что всё это лишь следствие воздействия на него гипноизлучателя. Более того, Митяй даже попытался мысленно представить себе, как выглядит эта штуковина. Крафт, для которого он также устроил у себя в ногах удобное ложе, свернулся в клубочек и вскоре уснул и даже стал тихонько похрапывать во сне. Вскоре уснул и Митяй, но ему, к полному возмущению, начала сниться какая-то ерунда про дурацкий гипноизлучатель и тех учёных из военного ведомства, которые его изобрели и решили испытать эту чёртову машину именно на нём, словно у них не нашлось для этого никаких добровольцев из числа зеков, отбывающих в тюряге пожизненное заключение за куда большие злодеяния.

Глава 2

Вот попал, так попал

Всю ночь Митяй слышал, как из леса кто-то злобно рычал, но не очень-то обращал на это внимание, хотя и просыпался пару раз от очень уж громкого рыканья. Крафт, видимо глядя на него, тоже не спешил поддаваться на провокации местной хулиганствующей хищной живности. Во всяком случае близко к машине ни один из хищников не подходил, а потому Митяю не пришлось брать в руки "Ремингтон". Утром он проснулся от того, что в кабину "Газона" заглянуло солнце. Он приподнялся на локте, посмотрел на чистые, голубые воды Пшехи и грязно выругался со всей страстью и нахлынувшими на него обидой, разочарованием, возмущением и гневом. Причём очень громко и витиевато. Крафт, прекрасно понимая, что все эти матерные слова к нему не относятся, но на всякий случай накрыл морду лапой и лишь слегка прядал ушами, когда Митяй вопил особенно громко. Наконец ему это надоело и он открыл ногой одну дверцу машины, а рукой вторую, сбросил на траву кроссовки, с заткнутыми в них носками, и выбрался из кабины Шишиги. Минувшая ночь была тёплой, солнышко, не смотря на раннее утро, уже припекало вовсю, а потому день обещался быть жарким.

Повздыхав ещё немного, Митяй полез в будку за канистрами с водой и принялся умываться. Бриться не имело никакого смысла. Кого волнует его небритая физиономия в каменном веке? Умывшись и почистив зубы пальцем, выдавив на него миллиметра три зубной пасты, зубные щётки, хотя он и прихватил их на кордон целых три упаковки по двадцать пять штук в каждой, следовало теперь экономить, как и зубную пасту. Да, и туалетная бумага, её он взял со склада целых четыре большие коробки, для него, внезапно, приобрела особенную ценность. Впрочем, как и всё остальное, а потому Митяй решил с первого же дня ничего не расходовать зря и обходиться только тем, что найдёт у себя над головой или под ногами. Самой ценной ему сразу же показалась соль, которой он взял много, сто пачек поваренной и ещё двести пятьдесят килограмм лизунца, чтобы приваживать к кордону оленей. "Хрен вам теперь, а не соль-лизунец, перебьётесь!", смеясь решил он, закручивая тюбик с зубной пастой. Вместе с оконным стеклом и различными металлами, сталью, латунью и бронзой, дефицитом было буквально всё.

Впрочем, он знал, как можно легко, раз и навсегда, решить проблему с солью. Уж, если нефть осталась на том же месте, что и в двадцать первом веке и её тут было просто дофигища, то за солью он, со временем, как-нибудь смотается на Чёрное море, а в нём её черпать не вычерпать. Вряд ли в районе Абинска ледник преграждал к нему путь, так что пусть и по бездорожью, а он туда проедет. Впрочем, соль ведь имелась и гораздо ближе. Пока что ему следовало позавтракать, желательно, включив в рацион питания местные продукты, а самым желанным деликатесом для Митяя всегда была форель. Судя по всему, её в Пшехе водилось навалом. Во всяком случае ещё вчера вечером он видел, как форель носилась в реке, как очумелая. Причём форель крупная. Поэтому он достал из будки большое пластиковое корыто, разделочную доску и ведёрко, в которое положил два ножа, деревянную колотушку для отбивания мяса. Радостно улыбаясь, Митяй достал из оружейного шафчика тубус с новеньким, ещё ни разу не обстрелянным спиннингом и коробку с блёснами. В верховьях Цицы, где за хребтом Нагой-Чук находился кордон "Дальний", он собирался вволю половить форели. Её там водилось много. Собрав всё, он позвал Крафта и пошел к реке. Судя по цвету воды, глубина Пшехи в каменном веке была не менее четырёх, пяти метров, а ширина больше ста. Ландшафт окрест был всё-таки повыше, чем в двадцать первом веке. Оно и ясно, ведь его ещё не прибило дождями и он не скукожился от ветров и старости.

Митяй не спеша выбрал из трёх дюжин блёсен меппс "Комета Блэк Фьюри", пятиграммовую вращающуюся блесну чёрного цвета с самым большим тройником. Мелочь форели его не интересовала. Ему хотелось поймать парочку крупных рыбин, зажарить их и немедленно слопать на пару с Крафтом. В своём японском углепластиковом спиннинге "Шимано Катана" тяжелого класса, он был уверен на все сто процентов, как в сверхпрочной плетёной леске и мощной катушке. Такой снастью он смог бы вытащить из Пшехи даже нильского крокодила. Расположившись на берегу поудобнее, Митяй забросил блесну в реку метров на двадцать пять и принялся довольно бездумно крутить катушку, за что чуть было не поплатился. Форель клюнула с такой бешеной силищей, что он действительно подумал, будто в его "Чёрную Фурию" вцепился если не нильский крокодил, то точно акула. По всей видимости форель в это утро очень хотела кушать, но совершенно не желала становиться завтраком для него и Крафта. На этот счёт у Митяя имелось своё собственное мнение и он принялся вытягивать рыбину из воды, а когда та повисла над быстрым течением, то даже не постеснялся ахнуть от удивления: