Дорога из желтой чешуи - общий файл

Я вздохнула. Одно дело, когда ты сам подозреваешь, что с тобой что-то не в порядке. Другое — когда действующие лица твоих галлюцинаций начинают подозревать об этом. Но делать было нечего — пришлось сознаваться.

— У меня тут вот книжка, — я подняла книжку и покрутила ее в руках, демонстрируя со всех сторон, — а в ней описана история про одну девочку, ее Элли звали, и про то, что с ней приключилось после того, как ее, вместе с домиком, ураганом забросило в неизвестный мир. Как она шла по дороге из желтого кирпича в Изумрудный город, к великому и ужасному волшебнику Гудвину вместе с тремя друзьями, которые хотели, чтобы Гудвин исполнил их заветные желания. А домик, на котором прилетела эта Элли, упал на злую колдунью Гингему, и раздавил ее. Ничего тебе не напоминает?

— Очччччень любопытно, — отозвалась Линарис, — А про что там еще в книге написано?

— Ну, например, в первой главе там появляется добрая фея Виллина. С волшебной палочкой, прости — с концентратором, и книгой, которая растет в размерах. Только она в книге старушка.

— Старушка говоришь? — Лина задумчиво гладила нижнюю губу. — Ну, допустим, я действительно не так молода, но старушкой меня еще никто не называл. Кстати — вопрос про защитные очки как-то с книгой связан?

— Да, Великий и ужасный Гудвин утверждал, что все в Изумрудном городе зеленого цвета, поэтому заставлял всех носить зеленые очки.

— Какая прелестная трактовка зеленого отсвета магической защиты! Изумрудный город — это надо же, надо пустить в народ, а то все 'столица' да 'столица', а город без имени! — вила Лина раскраснелась, — а еще?

Я помялась, но решила идти до конца:

— Еще в книге Элли открывает страшный секрет, что Великий и Ужасный совсем не маг, а редкостный прохиндей.

— Ой, подумаешь, секрет, — захихикала Лина, — да в Рубежном мире уже давно знают, что он не маг. Зато он крепкий хозяйственник, его уже который раз мэром столичным избирают. А магов в столице пучок на пятачок — все-таки Рубежная магическая школа там расположена, вот и приносит студиозов со всех Рубежей, даже, бывает, из Миров приходят. Так что мага найти — просто, а вот хорошего администратора — днем с огнем.

Самый глупый из оставшихся вопросов я приберегла напоследок:

— Лин, а была ли у вас мода на шляпы, украшенные серебряными колокольчиками?

— Ну не то, чтобы мода, — отозвалась вила, — просто Гини в какой-то момент устала от покушений, вот и заставила всю челядь с бубенцами ходить.

Вила закончила возиться с ботинками, удовлетворенно осмотрела плоды своих трудов, и убрала палочку в складки платья.

— Давай, обувайся. Я на них наложила чары — теперь их у тебя украсть не смогут, и сносу ботинки знать не будут.

— А в них больше никакой магии нет? — с замиранием сердца спросила я.

— А должна быть? — удивилась Лина.

— Ну, если ориентироваться на книгу, то я могла бы щелкнуть каблуками, крутануться вокруг своей оси и рвануть домой.

— Увы, это просто удобные походные ботинки. Но ты, если хочешь, можешь попробовать и щелкнуть, и покрутиться — Лина откровенно потешалась надо мной.

Все время, пока я натягивала и шнуровала ботинки, неумело привязывала к рюкзаку плащ, я вслух обдумывала полученную информацию.

— Странная какая-то ситуация: с одной стороны эта книга — мой путеводителем по вашему миру. С другой стороны — пока все, что в ней написано и то, что происходит в реальности похоже только схематично, весьма условно.

— А с большинством магических артефактов такая же история, — отозвалась вила, — метафоры такие метафоры. Зачастую только после применения и понимаешь, что именно имелось в виду в легенде по применению, и как именно артефакт должен был сработать.

— Кстати, для полной аутентичности мне не хватает говорящей собачки. Какая же я Элли, если Тотошки нет? — я притворно надула губки

Линарис неожиданно оживалась:

— Собаааааачка, говоришь? Тотошка? Да еще и говорить, чтоб могла? Пойдем! — и вила решительно вышла за дверь. Я бросилась за ней, на ходу пытаясь забросить на спину рюкзак и извиняясь перед шарахающейся от нас прислуги. Два лестничных пролета, несколько коридоров и поворотов, и мы очутились на заднем дворе. Лина, не сбавляя скорости, двинулась к хозяйственным постройкам и остановилась у высокого забора, по периметру которого тянулась колючая проволока.

Рядом с забором было неуютно, до озноба, и сразу испортилось настроение.

— Что там? — почему-то шепотом спросила я у вилы, кивая на массивную дверь в монолитном заборе.

— Зверинец. Ты же хотела собачку? Там есть одна...

— Неужели говорящая? — я подпустила в голос иронии

— В некотором роде. Впрочем — сама увидишь. Ну что стоишь — иди!

— А ты?

— А у меня есть другие дела, засиделась я тут с тобой. Ну, я пошла. Буду приглядывать за тобой, ты забавная. И будь осторожна. Гладкой дороги!

Хрупкая вила неожиданно стремительно покинула меня, привычно шагнув в ближайшую стену, впрочем, тут же из ближайшей массивной двери проявилось знакомое хрупкое личико в окружении серебристых локонов:

— Помни: ты должна отправиться в путь сегодня, это важно!

И Лина снова исчезла, не дав мне даже рта раскрыть.

Связка ключей привычно легла в руку, 'Французский' ключ в пальцах, щелчок, говорящий, что ключ встал туда, где не было никакой замочной скважины, два оборота против часовой, и, пыхтя от натуги, я смогла сдвинуть дверь настолько, чтобы образовалась щель, в которою я смогу пройти.

В том мире, где я жила, мы никогда не ходили в передвижные зверинцы и бродячие цирки, что приезжали время от времени в наш городок — мне до слез было жаль содержащихся там животных, я стыдилась их израненных шкур и замученных глаз, и мне не хотелось, чтобы это видели дети. Знакомое ощущение стыда и горечи только усиливалось с каждым шагом вдоль маленьких, грязных вольеров. Пленник нашелся, когда я уже поверила, что зверинец пуст, и вила, нахватавшись от меня иномирянской дури, 'просто пошутила'. Запах от клетки стоял одуряющий, и, казалось, что внутри, на прелой соломе лежит куча грязного тряпья. А потом куча зашевелилась, и на меня взглянули умные желтые глаза, в которых светилась безнадега.

Я рванулась к клетке, дрожащими руками нашаривая связку ключей, бормоча:

— Сейчас, сейчас, милый, хороший, ты только потерпи — я сейчас тебя отсюда вытащу, подожди немного.

Я говорила и говорила, стараясь не отводить взгляд, все время пока вскрывала огромный калач навесного замка, дергала застывшую дверцу, а потом, морщась от противного скрипа, старалась открыть ее как можно шире.

— Выходи, выходи, пожалуйста! — позвала я. — Выходи и ничего не бойся. Гемма Гинивер мертва, она больше не сможет тебе ничего сделать. Я сосчитаю до двадцати, если ты не сможешь выйти за это время — я тебя вынесу. Я начинаю: один, два...

'Песик' в клетке с трудом поднялся на лапы и, пошатываясь, двинулся к выходу. Выглядел он ужасно — впалые бока, выпирающие ребра, шерсть, свалявшаяся в колтуны, пролежни, слезящиеся глаза и запах, этот ужасный запах!

— Ты большой молодец, — сообщила я 'песику'. Почему-то я была твердо уверена, что он прекрасно меня понимает. — Я могу сбегать тебе за едой и водой, но мне бы хотелось выйти отсюда. Это место ... оно ужасно! Мне здесь жутко, и я боюсь.

Мне показалось, что 'песик' кивнул в ответ, но это было настолько скупой жест, что уверенности в том, был ли это кивок, или просто 'песик' дернул головой, у меня не было. Однако не зависимо от того, согласился ли со мной зверь или просто хотел убраться отсюда подальше — он тронулся к выходу, с трудом переставляя лапы. Я брела рядом, пытаясь придумать хоть что-то, чтобы помочь бедному животному передвигаться. В голову, как назло, не приходило ничего. Это был очень долгий путь в тридцать моих обычных шагов, 'песик' упрямо переставлял лапы, я плелась рядом и старалась не зареветь.

Слуги столпились за воротами, я слышала их торопливые переговоры, но, когда мы с 'песиком' вышли из зверинца — нас встретила мертвая тишина.

— Зверинец — снести! — пролаяла я, чувствуя, как во мне вскипает гнев — разобрать до основания, землю снять и вывезти туда, где никто не ходит, на этом месте разбить цветник. Чтобы к следующему разу ничего не напоминало о том, что здесь было!

Слуги смотрели на меня с испугом и удивлением, я и сама не понимала, что на меня нашло. Окончательно же добил меня удивленный взгляд 'песика', он же и вывел из ступора, заставляя пристальней всмотреться в пленника зверинца. Теперь даже такой плохой зоолог, как я, понял бы, что это был большой волк, чья холка по высоте приходилась мне на середину бедра, а кое-где оставшаяся нетронутой шерсть была серой.

— Воды принесите нашему гостю, — я махнула рукой в сторону волка, — и еды.

Волк отрицательно качнул головой, я решила уточнить для чистоты эксперимента:

— Ты сейчас не будешь есть, только пить?

Волк в ответ опять кивнул, но утвердительно.

— Значит, только воды, — подытожила я, поворачиваясь к слугам.

На их лицах проступил ужас, никто не стронулся с места.

Я досадливо махнула рукой и сама двинулась на поиски воды. Челядь отмерла и бросилась следом, вскоре мне уже вручили ведро, наполовину наполненное водой из колодца, и глиняную миску.

Волк терпеливо лежал у входа в зверинец.

— Ты как, — спросила я его, ставя ведро и миску у своих ног, — прямо из ведра будешь или в миску налить?

Серый с трудом поднялся, подошел к ведру и сунул туда морду. Послышался шумный плеск.

Я села на землю, только тут обнаружив, что так и пробегала все это время с рюкзаком, отчего спина уже начала ныть.

— Все-таки гадина эта Лина, — я адресовала свою речь волку, сосредотачиваясь на том, чтобы просеивать песок двора сквозь пальцами. Краем уха я уловила, что плеск воды прекратился. — Понимаешь, она мне сказала, что в зверинце говорящий песик, ну, Тотошка... Ох, сложно тебе объяснить — но мне по канону надо, чтобы со мной шло преданное говорящее существо. А тут ты... Ну как, скажи мне, можно обозвать волка — песиком? И, самое главное, почему она мне вчера ничего про тебя не сказала? Я бы еще вчера тебя выпустила — а так лишний день в хлеву просидел. Да еще, судя по виду, без еды и воды?

Я повернулась в сторону волка, и увидела, что он смотрит на меня со странным выражением морды.

— Да ты пей, пей... Я пока с тобой посижу, только недолго. Мне сегодня обязательно на желтую дорогу ступить надо, у меня ж инициация началась, моя надежда на билет домой. Давай я слугам скажу, чтоб тебя в порядок привели? Отоспишься тут, отъешься, помоют тебя?

И тут волк закашлялся и прохрипел:

— Пойду. С тобой.

Каюсь, я даже не удивилась тому, что волк заговорил, только кивнула:

— Допьешь и пойдем, раз ты уверен в своих силах.

Волк наклонил голову и снова прохрипел:

— Дойду.

И плеск в ведре продолжился.

А я сидела, привалившись спиной к забору, смотрела в небо, и только в голове крутилось удивленное: 'Ничего себе говорящая собачка'.

До Желтой дороги нас провожали все жители поместья. Думаю, что они хотели убедиться, что волчище не сожрал меня по дороге для восстановление сил, и что мы действительно ушли. Не смотря на свое плачевное состояние мой попутчик достаточно уверенно переставлял ноги, так что мне не приходилось придерживать шаг. Через несколько часов мои, не привыкшие к подобным издевательствам ноги гудели, плечи ныли под рюкзаком, и мысли от "как тащить волка, если он упадет" плавно перетекли в "как не упасть от усталости, а то перед волком стыдно". Для себя я решила звать своего спутника Серым, о чем и поставила того в известность. Серый отнесся к прозвищу индифферентно, только уточнил, как меня зовут. Когда я поняла, что сейчас просто лягу на обочину и умру, потому что больше не смогу сделать ни шагу, Серый притормозил, покрутил большой головой и рыкнул: — Лес скоро. Привал. Ночуем там.

И мы прибавили шагу.

Лес показался внезапно, он будто выпрыгнул на нас из-за горизонта, как большой шаловливый щенок, который кидается к хозяину, сбивая того с ног. Я решила, что мои мучения закончились, но мы прошли еще немного, а потом и еще немного, и только тогда волк свернул с дороги на опушку и махнул мне головой, мол, присоединяйся. В лесу волк преобразился, весь как будто подобрался, начал пританцовывать легкими прыжками вокруг одному ему видных тропинок, и уверенно устремился вглубь. Я меланхолично подумала, что сейчас этот хищник заведет меня в чащу и съест, но сил не было даже на испуг. Наконец мы вышли на небольшую поляну. Волк схватил меня зубами за руку и потянул за собой на другой край поляны. Я покорно побрела за ним к странной кучке, и застыла, не зная, что делать дальше.

— Лапник. Спать удобно, — в ответ на мой недоуменный взгляд ответил волк.

Действительно, передо мной лежали свежие ветки лапника, сложенные в некое подобие ложа.

— А если хозяин придет? — осторожно спросила я.

— Не придет, — мне показалось, или волк улыбнулся? — Я хозяин.

Мозг вскипел и отказался обрабатывать информацию, я аккуратно отвязала плащ, постелила на лапник, сама села сверху и посмотрела волку в глаза, благо сейчас мои глаза оказались на одном уровне c его желтыми глазамии:

— Я костер не умею зажигать. И котелка у меня нет, так что ничего не смогу приготовить, — я решила сразу поставить все точки над ё.

Волк опять фыркнул так, что было похоже на смешок и ткнул носом в мой рюкзак:

— Еда. Ужин. Костер не нужен. Лягу рядом. Греть.

Это же надо же — забыть про сверток от Мирры! В бумагу оказались завернуты пироги, жареная курица, яблоки и сыр. Курицей пришлось пожертвовать в пользу волка, я ограничилась парой пирогов и яблоком.

А вот с водой была проблема — мне дали с собой небольшую флягу, но как напоить волка я не представляла.

Тот снова смешливо фыркнул:

— Хищник. Озеро рядом. Чистое, — и ткнул носом в рюкзак, — Мыло?

— Увы, не взяла... — я пожалела, что на даче лежит запас еще со времен моей бабушки и тотального дефицита, — А тебе зачем?

— Мыться! — волк посмотрел на меня, как на ненормальную.— Пахну!

Ну, что есть — то есть, пахло от него ужасно.

Волк метнулся в деревья и исчез. Я улеглась на плащ, и стала смотреть в незнакомое небо. Лес накрывали сумерки, появлялись первые звезды, и карабкалась на небо одна из лун. Странно, но я чувствовала себя на этой поляне в полной безопасности.

Волк вернулся мокрый, стал бегать по поляне и встряхиваться: совсем отделаться от запаха ему не удалось, но стало гораздо лучше. Правда сейчас меня больше волновало другое: волк выглядел и так неважнецки, неизвестно еще — как он перенесет это купание. Я чувствовала к этому измученному и гордому зверю щемящую нежность, даже называть его про себя стала "мой Серый". Пришлось подтянуть к себе рюкзак, пошарить в наружном кармане в поисках "тревожной" аптечки, которую всегда таскала с собой на дачу на всякий случай. Заодно нашлась и моя щетка для волос.

— Эй, Серый, — позвала я, — иди сюда, я тебя чесать и лечить буду.