А у нас во дворе

— А, это ты? Привет, мелкая. Давно не виделись...

Мелкая? Поросёнок. За лето я вымахала — будь здоров, и теперь макушкой доставала Логинову до верхней губы. Серёга заметил моё шевеление губами.

— Что ты сказала? Извини, не расслышал.

Я встряхнулась. Ничто не изменилось в окружающем мире, турнир продолжается, фехтуют все. Барственно пообещала подарить Серёге слуховой аппарат. Дорого? Не потяну? Ничего, с божьей помощью осилю, так как для милого дружка хоть серёжку из ушка. Втиснулась между ним и Генкой. В результате, с другого конца лавочки слетел на землю мелкий Новосёлов, обиженно погрозил мне мелким же кулачишком. Однако, борзеют малолетки, лечить надо. Мы в их годы уважение к старшим имели.

Притиснутая Генкой Золотаревым к Логинову, я морально дрожала от счастья, боясь задрожать в буквальном смысле — физически. Добросовестно прислушивалась к общему разговору. Не интересно, опять про рок-музыку. Дядя Коля умудрился приохотить меня к бардам, как следствие, рок-музыка по большей части стала представляться утомительной мелодекламацией. Глазами обводила доступное взгляду пространство: дома, деревья, гуляющие на площадке дети. Ну, хоть бы что-то новенькое!

Не стоило просить неизвестно кого о новеньком. Желание было услышано и исполнено. Судьбе вторично полагалось прогреметь фанфарами мне в ухо: та-ра-ра-рам! Она вторично деликатно отвернулась.

— Тошка, — перекрывая негромкий спор, крикнул мне с другого конца лавочки Шурик Родионов. Я посмотрела на него. С Шуриком отношения у меня сложились более тёплые и доверительные, чем с другими. Весь какой-то рыжеватый, невысокий и крепенький, похожий на маленького мужичка, он у всех вызывал глубокую симпатию и расположение.

— А у вас в классе новенькая!

О, есть о чём поговорить и мне, не всё же млеть от счастья рядом с Серёжкой и при том бояться, как бы он этого не заметил. И я засыпала Шурика вопросами. Откуда узнал? Как познакомились? Понравилась? Почему нет? Ребята, прекратив поднадоевшие разговоры про "Кино", "Алису" и прочие группы, приняли участие в обсуждении. Всем любопытно. Новая девушка появилась.

У парней за лето возник неумеренный интерес к противоположному полу. Скрывать они его не могли, не получалось, однако жутко стеснялись своей, как им казалось, моральной деформации, ибо настоящие парни девками интересуются в последнюю очередь. Ну, да, первым делом самолёты...

По словам Шурика, новенькая показалась ему красивой, недоброй, умной, скорее всего, из элитного дома, который Шура в последнее время, подражая Логинову, называл барским. Смелая, кстати, и на язык бойкая.

У Логинова ухо накрахмалилось, я увидела это периферийным зрением. Все думали, его девушки интересуют в упомянутую выше последнюю очередь, настоящий мужик, кремень-парень, для которого есть масса более интересных вещей. Ха! Воспитание тинэйджерок, например. Выходит, общественное мнение ошибалось. И святые грешат, только тайно.

Словно в подтверждение обличительных мыслей тинэйджерки, Логинов развернулся слегка, освободив правую руку. И эта самая рука ползучим движением, медленно пропутешествовав по моей спине, легла мне на талию. Насквозь прожгла тонкую парадную блузку, притянула ближе. Хотя, куда ближе-то? И так словно приклеились друг к другу боками.

Меня бросило в жар, щёки заполыхали. Сквозь гул в ушах еле расслышала: Лаврова... Таня... С трудом сообразила — это же имя новенькой. Шурик рассказывал по большей части для меня, но мне вдруг расхотелось продолжать беседу. Испугалась не пойми чего. Не хватало воздуха, в солнечном сплетении разгоралось незнакомое тепло. Спасибо, никто не видел противоестественных для опекуна действий Логинова. Кусты прикрывали нам спины, нависали над плечами.

— Убери руку, — тихо, сквозь зубы, прошипела я ему.

— Зачем? — так же тихо отказался он. — Ты ведь не хочешь, чтоб я с лавочки упал?

— Почему не хочу? — я старалась не смотреть на него, делала вид, будто внимаю Родионову. — Очень хочу. Прямо-таки сплю и вижу. Предел мечтаний — уронить тебя с лавочки.

— Но я падать не стремлюсь, поэтому подержусь за тебя немного. Придётся потерпеть, — и Логинов, будто издеваясь, провёл носом мне по уху. Я чуть не заорала. Еле вытерпела. Пригрозила тихо:

— Прекрати. Иначе уйду. И руку убери уже наконец.

— Тебе не нравится? — не останавливался в ласковом издевательстве Логинов. — А мне хорошо. У тебя приятная на ощупь кофточка. И красивая. Тебе к лицу. Всегда бы так одевалась, — его пальцы нежно погладили мой бок.

Удержавшись таки от негодующего вопля, я рванула от Логинова с неприличной скоростью, вскочила. Ребята взглянули удивлённо и с неприкрытым любопытством.

— Извини, Шурик. Мне домой пора. Завтра я сама с этой Таней познакомлюсь, и тогда обсудим, сравним впечатления. Лады?

Шурик незаметно покосился на Логинова. Тот со спокойным выражением лица, словно не слыша моего объяснения, лениво предложил:

— Раз уж ты встала, сбегай за своим инструментом, в две гитары сыграем.

— Меня не выпустят, — сообщила я ему злорадно. — У нас сегодня гости.

— Ты из-за гостей так сегодня вырядилась? — очнулся от глубокой задумчивости Лёнька Фролов.

— Не из-за вас же!

— Лёня, — раздумчиво поделился с Фроловым Серёга, — до сегодняшнего дня я, например, был свято уверен: ничто в подлунном мире не может заставить Тосю Кислицину одеваться в соответствии с полом и возрастом.

— Просто у тебя не получалось заставить, — я плакатно ему улыбнулась.

— Ты, правда, больше не выйдешь? — Шурик сморщил веснушчатый нос.

— Говорю же, не отпустят.

— Скажи родителям, что ко мне на свидание идёшь. Тогда точно отпустят, — деловито посоветовал Логинов. И не покраснел, поганец.

Он как-то пересекался с моими родителями по важному делу. Застукал нашу компанию за гаражами. Мы пробовали анашу. Лёнька Фролов принёс две беломорины, набитые травкой, пообещал небывалый кайф. Кайфа не получилось. То ли из-за невосприимчивости подростковых организмов, то ли от незавершенности процесса. Мимо проходил Логинов и по запаху определил категорию правонарушения. Пацанам надавал пинков, меня за ухо привёл домой и, представившись добровольным помощником милиции, заложил предкам с потрохами. Снова я долгое время плевала в его сторону серной кислотой. Он хохотал и доброжелательно спрашивал, могу ли я уже пользоваться задницей, в состоянии ли сидеть? Всыпали мне тогда крепко. Зато родители мои прониклись к Логинову глубоким доверием. При встрече обязательно здоровались, интересовались его делами, обсуждали с ним вопросы воспитания дочери.

— Правда, Тош, — присоединился Генка. — Сбегай за гитарой.

— Говорю же, не выпустят. Чего, собственно, Логинов и добивается. Если меня дома запереть, у него хлопот меньше будет. Да, Серёга? — я нахально ему подмигнула.

— Тогда хлопот не будет совсем, — рассмеялся Логинов.

— А не надо так добросовестно выполнять данные по дурости обещания, — я повернулась и пошла к дому, размышляя на ходу, не стоит ли и впрямь вынести на улицу гитару. Гулять хотелось, гостей видеть — нет.

Заходящее солнце золотило оконные стёкла в домах. Мирный воскресный вечер. Во дворе гуляли соседи, резались в домино за дощатым столиком поддатые мужики. Детвора каталась на велосипедах, пинала мячи, радостно вопила и поплакивала. Тёплый ветерок обдувал лицо, сгоняя краску, вызванную неприличным поведением доброго дядюшки Логинова. И на душе вдруг установилась непривычная тишина, подобная мёртвому штилю перед бурей. Чинно здороваясь с соседями, погладив двух хорошо знакомых бродячих собак, я решила непременно вырваться сегодня из дома к ребятам. Когда ещё такой чудный вечер случится?

Дверь открыла своим ключом, постаралась проскользнуть мимо большой комнаты с чаёвничающими гостями незаметно. Неторопливо переоделась. Логинову понравилась блузка? Замечательно. Долой блузку. Я натянула бесформенный свитер, потёртые джинсы. Обула старенькие, удобные кроссовки, похожие на индейские мокасины. Подхватила волосы заколками. Если Серёжке ещё раз захочется потереться своим классным носом о моё ухо, пусть оно будет свободным. Чтобы окружающие могли заметить, чем на досуге занимается неподражаемый Логинов. И гитару надо самой настроить, не давать ему повода для очередной дозы насмешек. И так оба без них, как наркоши без иглы, существовать не можем.

На слабые звуки вибрирующих струн в комнату заглянула мама.

— Явилась?

Я кивнула, продолжая настройку инструмента.

— Куда-то собираешься?

Снова кивнула.

— Гулять? Не пойдёшь. Хватит уже собак гонять. Выпускной класс не шутка.

— Сегодня воскресенье. Все уроки я сделала, — враньё родителям всегда давалось мне легче лёгкого.

— Когда успела? — не поверила мама.

— А ночью. Не веришь? Посмотри тетрадки.

Мама подумала, подумала, проверять не стала, разглядывала меня с непонятным выражением лица.

— Ты скоро ночевать на улице будешь, Тоня, — грустно заметила она. — Тебе так плохо дома, с родителями?

С чего вдруг мама спохватилась, непонятно. Я который год, что называется, расту на улице. Там мне интересней. Дома из меня, — когда находятся силы, время и желание, — пытаются сделать стерильную пай-девочку. Сядь прямо, не ковыряй в носу, не грызи ручку, почисть зубы, не пой так громко, не забудь поздороваться с соседкой, какое нехорошее слово ты употребила, прибери на столе. На оглашение полного списка уйдёт дня три. Как родители могут так жить? Весь интерес — с благопристойными лицами телик по вечерам смотреть. Набор тем для обсуждения куц, словно заячий хвост: зарплата, знакомые, дефицит и Горбачёв с его перестройкой. Да, забыла про плевки в адрес кооперативщиков. Ну, да, им удобней по талонам покупать сахар, мыло и даже обувь. Мы с мамой по весне ездили в центр покупать сливочное масло. Отстояли километровую очередь. Там в давке, среди озверелых сограждан, мне порвали новое пальто. И это жизнь, скажите? Нет, ясное дело, родители устают на работе, вечером им хочется отдохнуть. Но почему я должна существовать в их режиме? Я ведь не прошу со мной заниматься, не претендую на их внимание. У меня самообслуживание.

— Нет, никуда не пойдёшь. Надо ещё с гостями побыть, а то очень неприлично получается, — наконец определилась мама.

Дались им всем эти приличия. Лицемерие сплошное.

— А если я влюбилась? — с отчаянием выдохнула я, ошарашивая маму, интерпретировала совет Серёжки по-своему. — Может человек влюбиться? Я ненадолго пойду.

— С гитарой?

— Угу.

— Значит, до ночи. А ты что, действительно, наконец влюбилась? — не поверила мама. Конечно, не верчусь перед зеркалом. Что я там нового увижу? Не наряжаюсь под куклу. Так проблемно. Хорошие шмотки в дефиците. Не крашусь. Опять же, не удобно. Глаза потереть нельзя, если зачешутся. Маме кажется, влюблённая девица непременно должна постоянно охорашиваться, выклянчивать у родителей модные тряпки. Ха, всё в этом мире индивидуально.

— Что я у тебя, хуже других? — улыбнулась маме так, что она мне не поверила. — У твоего драгоценного Пушкина про Татьяну, помнишь? Пришла пора, она влюбилась.

Как-то так, наверное. Я точно не помню. Классика моей душе пока не доступна, несмотря на все усилия дяди Коли Пономарёва.

— В кого? — мама упорствовала в заблуждении: её дочь и влюблённость — две вещи несовместные. Я сделала честные-пречестные глаза и торжественно провозгласила:

— Ты не поверишь! В добровольного помощника милиции, того самого. Ну, который меня с анашой застукал.

Хотелось бы знать, почему, когда я говорю правду, мне никто не верит?

— В Серёжу?

— Ага, в Сергея Александровича Логинова, вечно наставляющего меня на путь истинный. Наставляться у меня не получается, зато я влюбилась.

Она мне снова не поверила, факт. Приняла за очередную дурацкую шутку, глянула весело:

— А расчёску зачем берёшь, если волосы заколола?

— Мам, ты такая странная-я-я... Вдруг растреплюсь? Перед любимым неудобно, придётся перечёсываться.

Я вымелась из квартиры, не удосужившись попрощаться с гостями. Перетопчутся. Вообще-то, нехорошо, некрасиво, сама знаю. Ничего поделать с собственной натурой не могу.

Лет до десяти я была нормальным ребёнком, обыкновенной домашней девочкой. Играла в куклы с одноклассницами, хорошо дружила с Ворониным. А потом в меня словно бес вселился. Мир показался таким интересным, таким захватывающим. Он расстилался передо мной мириадами увлекательных сокровищ. Неудержимо потянуло его исследовать. Но не с Ворониным же, не с девчонками. Там одни страхи и запреты царили: нельзя, неприлично, а вдруг... Взрослые тоже давили запретами. Вот пацаны во дворе... Никаких страхов, никаких запретов, удовлетворяй своё любопытство на полную катушку. За генерацию идей тебе ещё и спасибо скажут. Я втянулась в дворовую компанию быстро и незаметно. Ничего не собиралась менять, только отбивалась, если окружающие придирались не по делу. А они всегда не по делу докапывались.

— Не прошло и года, — недовольно встретил меня Логинов. — Тебя только за смертью посылать.

— Скажи спасибо, что вообще выпустили, — я с четверть оборота начала заводиться. — Я смотрю, ты извёлся весь. Соскучился без меня?

— Глазоньки проплакал, дожидаючись: где моя ненаглядная?

— Вот терпеть не могу, когда ты меня так называешь! В следующий раз в глаз дам, честное слово, — мне сразу захотелось вернуться домой. Стоило из-за шута горохового на улицу рваться? Лучше бы уроки села делать.

— Брэк, петухи бойцовые, — рассмеялся Родионов. — Гитары друг о друга не поломайте.

Я взглядом прикинула диаметр головы Логинова, соотнеся с размерами гитары. Не дождутся. А вообще, интересно, проскочит у Серёги голова между струнами? "Да лютней как мне даст по голове, так что башка сквозь струны проскочила". У Шекспира где-то встречалось и случайно запомнилось. Да дядя Коля Пономарёв пару раз цитировал.

* * *

Почему я так подробно помню тот день? Похожие дни случались и раньше. Правда, Логинов не делал поползновений втихомолку обнять, потереться, озадачивших меня по принципу "ну и что теперь с этим делать, как это понимать?" и слегка напугавших. Померещилась тогда новая форма издевательств от фирмы "Логинов и ко". Но не из-за первой же его попытки перейти, казалось, раз и навсегда установленные границы? Может, именно в тот день всё переменилось, встало с ног на голову? Ведь после того воскресенья события полетели галопом.

* * *

В дверях меня остановила Райка Сибгатуллина. Родители нарекли её Рушанной, но класс предпочитал звать Райкой. Так проще.

— А у нас новенькая.

— Знаю, — ответила ей в тон. Раскрутила за ремень сумку с учебниками, метнула в класс. Взглядом проводила её полёт. Это я не выпендривалась, элементарно экономила силы. Частенько ленилась тащить набитый книгами и тетрадями баул до своей парты. Вместе со мной за "полётом шмеля" с интересом наблюдала Райка. Сумка приземлилась в точно определённое место.