Эра жаворонка

Тимофеев тем временем извлёк из личного отсека холограмму дочки и прикрепил снимок над спальной капсулой. Почесав макушку, перевернулся вниз головой и также перевернул фото.

— Не-не-не! — воспротивился Вук. — Верх будет там, где у Хомы Аквинского сейчас голова. Аквинский уже так привык.

— Когда это он успел привыкнуть? — пробурчал Сергей, но снимок перевесил.

Янко довольно улыбнулся. Трюк сработал. Отсылка к потребностям зоопарка для биолога являлась беспроигрышной.

Вук покосился на холограмму. Белобрысая девчушка с хитрым личиком прижимала к щеке крыску-капуцина с такой же плутоватой мордочкой.

— Хорошенькая. Как зовут? — полюбопытствовал первый пилот, примеряя к себе роль заботливого папаши. Выходило, вроде как, ничего.

— Шпулька.

— Шпулька Сергеевна?! — поразился Вук.

— Почему Сергеевна?

— Не твоя, что ли? А так похожа.

— Ты о ком? — нахмурился Тимофеев.

— О девочке.

— А-а-а... Я о крысе подумал...

— Профессионал! — похвалил его Янко. — Правильно. Главное — работа. Дети потом.

— Дети всегда, — поправил его Тимофеев, — а работа на их фоне. Гравитацию не пора включать?

— Давай перед сном. Поэкономим.

Сергей, пожав плечами, принялся копаться в информационном хранилище. Согнутой над прибором спиной и тихим бормотаньем себе под нос он дал понять, что сеанс связи с коллегой окончен. Имя дочки он так и не сообщил.

Следующие две недели они почти не разговаривали — так, только по делу. Тимофеев, дорвавшись до бесплатной невесомости, увяз в опытах с воздействием искусственной гравитации на суетливого прожорливого Хому Аквинского и меланхоличной крохотной ящерицы по имени Тирекс. Рыбки его не интересовали, поскольку пребывание в воде не слишком отличалось от свободного парения. Вук, пользуясь бесконечным свободным временем, решился наконец-то осилить не менее бесконечный ряд формул, обосновывающих эффект сборки-разборки. Лекции по теории нелокальности он мучил несколько дней, пока не дошёл до абстрактного описания, на которого даже не хватило математического аппарата. Янко оторвался, произвёл ряд замеров забортной среды, помечтал над холограммой с обнажённой Милой, снова обнаруживая отголоски воздействия "диффузии" — у него сладко заныло в груди, где-то внутри молочных желёз, и Вук вновь поразился ширине женского ощущения. В том, что это женские чувства, он не сомневался.

— У тебя пульс повышен, — встревоженно сказал Тимофеев после вечернего профилактического осмотра. Пульс покоя — семьдесят один. Многовато. Было пятьдесят семь.

Сергей приписал это перетренированности, отменив на три дня беговую дорожку, а Вук не стал делиться с ним истинной причиной. Пульс был не его, пульс был Милы, но врачу незачем было знать об этом. Холограмму голой подруги первый пилот спрятал от греха подальше, а затем для успокоения пульса и Тимофеева вернулся к нелокальности.

Пункт разборки, находящйся примерно в 29 миллионах километрах от Земли, был не единственной разведанной точкой Клаузера, как формально именовали область нелокальности. По слухам, пунктов разборки было около десятка, но официально признавались только четыре. Точка Клаузера транслировала произвольный объект в другую такую же точку при условии, что вместе с объектом в неё поступала информационная матрица, описывающая текущее состояние объекта.

Матрицу получал ДНК-приёмник, запоминая её в полевых структурах, природа которых до сих пор оставалась неясной. Спонтанное проявление данных структур человечество наблюдало издревле: так мать порой чувствовала болезнь ребёнка, находящегося по ту сторону океана, или же братья-близнецы, разлучённые в детстве, умирали вдруг одномоментно от одной и той же болезни. ДНК-кодировка, не имеющая зримо-материального носителя, не поражалась информационными шумами и безотказно расшифровывалась при помощи любого живого существа, служащего, по сути, адаптером между генной записью и электронным устройством. Но самое удивительное, к чему Янко так и не смог привыкнуть в плане переживания чуда, — это независимость поля от физического базиса. Матрица, однажды снятая ДНК-приёмником, обретала собственную жизнь, даже если он затем разрушался. Но! Но о матрице, вернее о её наличии, должен был знать наблюдающий. Знание о снятой информации немедленно материализовывало саму информацию. Классический эффект наблюдателя в чистом виде. На заре исследований ДНК-кодировки предполагали, что матрицу снимает сам экспериментатор, однако после блестящих опытов по передаче экспериментатором информации о проводимом опыте постороннему человеку за сотни миль от лаборатории, а, впоследствии, и дрессированным животным, реагировавшим на фразу "Матрица снята", официальная наука признала, что ДНК-запись существует как бы сама по себе, а обладатель дезоксирибонуклеиновой кислоты — всего лишь якорёк, цепляющий эту запись...

Вук перелистнул страничку и нахмурился. В расширенном уравнении Белла-Клаузера-Шестаковского его очень смутил корректирующий коэффициент весьма странной размерности. Смысла коэффициента, как ни силился, Вук не нашёл. От досады на свою непонятливость Янко протопал в камбуз — была включена искусственная гравитация — и заглотил брикет со вкусом 12, он же шоколад с марципаном.

— Запей зелёным чаем, — не поднимая головы от грядок с укропом, посоветовал Сергей. — Желчный пузырь тебе скажет спасибо.

— Чур меня! — с ужасом возопил Вук, представив, как с ним разговаривают его же органы. Желчный пузырь при этом Вуку почему-то представился ворчливым вредным старикашкой.

Обоснования нелокальности Янко временно отложил. В конце концов, какая разница, знаешь ты причины физических явлений или нет? От первого пилота в экспедиции требуется иное, а отчего в точках Клаузера объект можно разобрать на кванты и по сопровождающей матрице собрать обратно в тысячах парсеков от места разборки, пусть объясняют учёные.

— Не мучайся, — снова подал голос Тимофеев. Спиной, что ли, он смотрит? — Лучше читай концентрическим образом. Я всегда так делаю.

— Это как?

— Сначала загружаешь в мозг детскую книжицу типа "Отчего кошки серые". Лучше с картинками. Впитываешь. Как впитаешь, загружаешь книжку для подростков "Занимательная генетика кошек". Переварил — загрузи лёгкий научпоп "Сцепка генов на перекрестье хромосом на примере кошек". И только потом приступай к "Перенос ацетил-оснований как фактор блокировки половых гамет представителей семейства кошачьих".

— Где ж мне найти уравнения Белла-Клаузера в изложении для дошкольников? — удивился Янко. — Но за идею спасибо.

Отобедав и выполнив ежедневный ритуал по осмотру приборов, он вышел в Сеть, пока ещё расстояние позволяло. В голове у Вук зудели две занозы: не имеющий видимого физического смысла коэффициент в уравнении нелокальности и странный вал смертей среди тенерийцев. Коэффициент пилот затолкал в подкорку — пусть покрутится, обрастёт мясцом неосознанных мыслей, а судьбы коллег по предыдущим экспедициям он принялся изучать по обрывочным фразам с форумов. Ловить информацию в официальных сообщениях и специально писанных копирайтерами-пустобрёхами статьях смысла не имело.

Алесь Кудря, прекрасный пловец и профессиональный дайвер, по общепринятой версии утонул во время погружения у берегов курортного тайского местечка Краби. Однако из разгоревшейся дискуссии на узкопрофильном форуме судмедэкспертов, а также из обсуждения на тайском сообществе дауншифтеров, Янко вынес, что истинной, хоть и косвенной, причиной гибели являлась кессонная болезнь. Алесь слишком быстро всплыл. Что-то испугало его? Кто-то помог? Народу, конечно, в рифах всегда полно, но ведь и самому помогающему тоже пришлось бы резко всплывать. Один из бездельников-дауншифтеров написал, что видел, как рядом с катером, с которого погружались дайверы, болтался рыбацкий ботик, а также две длинноносые лодки. Рыболовы на ботике чуть ли не ведрами зачерпывали киборыбу, поднятую со дна любителями подводных прогулок, а смуглые парни с лодок продавали экипажу, скучающему на катере, лимонад и снеки. По международным правилам территория дайвинга должна была быть свободной от плавательных средств, однако во всех странах мира на лодчонки, парящие на магнитной подушке, водная инспекция смотрела сквозь пальцы. Есть киборыбу, искусственно созданную полторы сотни лет назад для очистки океана от пластикового мусора, а затем успешно мутировавшую в донных мусорщиков, основная масса прибрежных народов побаивалась. Но не тайцы с вьетнамцами. По их мнению, санитары дна таскали на полимерных хребтах килограмм деликатесного мяса.

И вот что удивительно. Как гидрокостюм Алеся мог позволить резко всплыть? Даже простые пляжные шлёпанцы подключены к аларм-пространству, а уж такой сложный прибор, как костюм — тем более. Конечно, оставалась вероятность, что Кудря погасил мониторинг опасности — так иногда делают пижоны, ратующие за возврат к естественной жизни — но применительно к пилоту-испытателю Вук ни за что не допустил бы такого соображения. Выходит — погасил. Так же, как и Самир Галиль...

Напарник Алеся Игорь Черезов отдыхал в Таиланде в то же время, что и Кудря. Ясное дело, полиция не оставила этот факт без внимания, но железобетонное алиби Игоря не позволило бросить и тени подозрения. Игорь отдыхал на Пхукете с очаровательной незнакомкой на глазах у сотен свидетелей. В час гибели Алеся он давал благотворительный урок ученикам местной школы. Тамошняя газета не без ехидства заметила, что прославленный космонавт был изрядно подшофе, но держался с достоинством.

К концу второго месяца полёта Янко захандрил. Мимо него пару раз со звонким лаем пробегали Белка и Стрелка, весело перебирая лапками и молотя хвостами. Вук морщился: явления собак-пионеров обычно случались позже.

— Что, Белочка пришла? — участливо поинтересовался Тимофеев, наблюдая, как Вук тянется рукой в пустоту, пытаясь погладить пёсика, видимого одному ему.

— А ты не замечаешь собак?

— Нет. Давай-ка, я тебе пилюлек пропишу.

— Не надо, — попросил первый пилот. — Они такие забавные. Носятся, кувыркаются. У меня в детстве щенок был, похожий на Стрелку.

Сергей, проконсультировавшись с Землёй, согласился. Видения собак не мешали дисциплинированно исполнять обязанности. Вук подолгу любовался играми лохматых подруг, но после того, как ладонь его, протянутая к Белке, прошла сквозь шёрстку и поджарые бока и ничего не ощутила, он понял, как сильно сдавлено сердце тоской.

— Не кантовать, — предупредил он. — И не пугаться.

Вук яростно отмахал пять виртуальных километров на беговой дорожке, установив новый рекорд среди пилотов в условиях искусственной гравитации, а затем выпустил джинна. Рекордер физических состояний, он же на бытовом сленге "джин", к сожалению, записывал только плохое самочувствие. Вроде бы, учёные из Эдинбургского университета объявили о первой записи приятного ощущения, но в широкое производство такой рекордер ещё не поступил. Всё дело в силе чувств. Мерзкие состояния тела имеют более сильные излучения, а потому более просто улавливаются. Даже оргазм — сильнейшее и сладострастнейшее переживание — оказывался не столь ярким, как зубная боль или жажда.

Янко нацепил на запястье рекордер, нажал кнопку. На него разом хлынули воспоминания о вечере, когда можно было всё. Но физически из всего насыщенного букета чувств повторить удалось лишь головокружение, усталость и тошноту. Вук рад был и этому. Пробарахтавшись несколько дней в борьбе с памятью о похмелье, вымотавшись и обессилив, Вук выплыл из мнимой абстиненции с никуда не годным словно бы одряхлевшим телом, но с воспарявшим духом. Хандра оказалась безжалостно раздавленной защитными силами организма.

— Серёга, вот скажи, ну как тебе удаётся быть таким спокойным, — спросил Вук.

— Кто сказал, что я спокойный? — Тимофеев невозмутимо вскапывал грядки и капал подкормку. — Я неспокойный. Ко мне ночью Шпулька приходила. Сыру просила. А где я возьму сыр?

— Э-э-э...

— Я встал, взял у Аквинского зёрен, предложил Шпульке.

— Взяла?

— Смеёшься? Это же призрак.

От мысли, что он такой не один, Вуку стало легче. Он вернулся к уравнению нелокальности и даже радостно хлопнул себя по лбу — ему показалось, что смысл непокорного коэффициента был найден. В волнении Янко пробежался по стенам — притяжение в целях экономии вырубили, — и вдруг к горлу его подкатил ком. Вук, зажимая рот рукой и еле сдерживая позывы, бросился в гальюн, где и отторг съеденный час назад ужин.

— Ничего не понимаю, — растерялся второй пилот, штатный врач экспедиции. — По приборам ты здоров, как бык. Тебя не должно тошнить.

— И рекордер я не пользовал, — почесал в затылке сбитый с толку Янко. — Ерунда какая-то.

Тимофеев уложил его под капельницу, и рвота после ещё одного приступа прекратилась.

За четверть часа до разборки согласно инструкции командир корабля отключил гравитацию и волновые сканеры, скорректировал маршрут автопилота. Потом, следуя всё тем же правилам, устроился в кресле и расслабился. Прямо перед его носом повисла Белка, склонив голову на бок, как обычно это делают собаки, когда обнаруживают что-либо любопытное.

— Иди уже отсюда, — вздохнул Вук. Белка испарилась, но вместо неё возник Хиппи — щенок, подаренный Вуку на юбилейные десять лет. Хиппи, шкодливая забияка-болонка мужеского полу, прожила пятнадцать лет и была, как считал Янко, лучшим другом детства.

От пристального влюблённого взгляда пёсика Вуку стало не по себе. Видение, болтавшееся перед ним, превосходило тридиграмму и даже холограмму. Пилот щупал воздух, рука просачивалась сквозь щенка, но некоторая плотность ощущалась. Хиппи обретал совершенно немыслимую реальность.

— Минутная готовность, — пропел подсказчик и начал обратный отсчёт.

Янко улыбнулся — если сборка не удастся, по крайней мере, с ним до конца будет верный Хиппи. Как в древние времена — пёс при рыцаре. И как рыцаря, оглушённого ударом меча по шлему, его вдруг мотнуло, выбило искры из глаз, заставило судорожно вздохнуть и поперхнуться.

— Чего-то эти физики не досчитывают, — пробубнил справа Сергей. — По приборам у нас была минутная задержка дыхания. Интересно, почему?

Вук приподнялся:

— Всё что ли?

Он мог и не спрашивать. Он знал, что всё. Ему были знаком удар по шлему — в центре подготовки они не раз отрабатывали пережитые ощущения, смоделированные по записям с рекордеров предыдущих тенерийцев. Вуку стало обидно: гигантский прыжок сквозь пространство — и столь незначительные переживания.

Тимофеев ринулся к Аквинскому, чтобы проверить, как тот перенёс сеанс нелокальности, склонился над клеткой и неожиданно громко затрубил:

— Мать моя биология! Это что ж такое выходит? Где ж хомяк?

Янко, броском нырнувший к подопытной гвардии напарника, остолбенел. В клетке для хомяка, тесно прижавшись друг к другу и нахохлившись, сидели Хиппи и белая крыска-капуцин.

— На Шпульку похожа, которая у твоей дочки на снимке.

— Это она и есть, — мрачно промолвил Сергей. — Вон у неё зуба одного не хватает. Сломала о клетку полгода назад... А пёс... Чёрт возьми, а что это за пёс?