— Алина, — герцог впервые назвал супругу по имени, — Вам бы проповедницей быть... Своей проникновенной речью Вы можете растрогать даже камни... Мне хочется пасть перед вами на колени и умолять указать мне путь в наше будущее, без пылающих руин и развалин... не будь я таким прагматиком, уже сделал бы это... — он мрачно усмехнулся, потом, разжав руки, вновь опустился на стул и, обхватив голову руками, тихо добавил: — Поздно, Алина... Слишком поздно... Я верю, что Вы можете сделать невыносимой как мою жизнь, так и моих дочерей... но исправить что-то уже невозможно.
— Милорд, еще не поздно! — она склонилась к нему и в свою очередь, обхватив его за плечи, несильно тряхнула, — Вы должны лишь поверить. Выход всегда есть. Господь не оставит нас!
— Странно только, что при этом участь Вашего первого супруга была столь горька, герцогиня! — приподняв голову и взглянув на нее, зло бросил он в ответ. — Вы ведь не можете не догадываться, что вся его вина состояла лишь в том, что он был обвенчан с Вами. Так почему же Вы не остались ему верны и не вернулись в монастырь? Вы покорились воле короля, герцогиня? Тогда почему не хотите покориться ей вновь?
— Я покорилась закону, а не прихоти и воле короля... — гордо выпрямилась та.
— В нашем государстве это одно и тоже, — иронично заметил герцог и сурово добавил: — Миледи, довольно препирательств, — он наполнил вином и осушил очередной кубок, — Превращать мою жизнь в кошмар Вы начнете завтра. А сейчас отправляйтесь в спальню и приготовьтесь достойно встретить короля, если не хотите, чтобы я привязал Вас к постели.
— Это Ваше окончательное решение, милорд? — каким-то очень отстраненным голосом спросила она.
— Да, миледи, — кивнул он. — Надеюсь, Вы исполните мою волю, и мне не придется применять силу. Позвольте мне сопровождать Вас.
Не проронив ни слова, герцогиня медленно вышла из залы, а герцог, поднявшись из-за стола, последовал ней.
Они медленно прошли по ковру из лепестков роз к лестнице, поднялись на второй этаж и приблизились к спальне. Герцог Тревор распахнул резную массивную дверь, пропустил вперед супругу, после чего закрыл дверь и запер ее торчавшим в замочной скважине ключом, затем положил его себе в карман и, спустившись вниз, пошел отворять ворота замка.
Всматриваясь в темноту, герцог старался расслышать стук копыт, ожидая появления короля. Он неподвижно стоял у приоткрытых ворот, когда рядом с ним внезапно из темноты возникла фигура, закутанная в дорожный плащ. Герцог выхватил кинжал, намереваясь всадить его клинок в незваного гостя, когда тот неожиданно поднял руку, и голосом короля тихо произнес:
— Нехорошо, Алекс, убивать гостей на пороге.
Спрятав кинжал, герцог почтительно склонился перед королем, пропуская его в замок, и запер за ним ворота.
— Я не сразу узнал Вас в темноте, Ваше Величество, — тихо произнес он.
— Герцогиня слишком дорога мне, чтобы я мог позволить хоть кому-то узнать меня, — ответил король, небрежным жестом сбрасывая на руки герцога дорожный плащ,. Одет он был в скромный костюм мелкоземельного дворянина.
— Вы один и пешком, мой государь?
— Доверенный немой и безграмотный слуга ждет меня с лошадьми в овраге у замка. На рассвете мы уедем, думаю, никто не должен узнать о нашем визите. Где она?
— В спальне.
— Она знает?
— Да, я сказал ей.
— И что же?
— Герцогиня умоляла пощадить ее честь, предпочитая укрыться в монастыре.
— И что ты сказал ей на это?
— Монастырь не то место, где ей надлежит быть сегодня, — ответил герцог.
— Тверда твоя воля, — усмехнулся король.
Герцог Тревор усмехнулся и, достав из кармана ключ, протянул его королю: — Дорога к спальне вся из лепестков роз. Я буду здесь, — герцог открыл наугад одну из ближайших дверей. — Вот только вино прихвачу из обеденной залы. Сегодня все-таки день моей свадьбы.
Отворив дверь ключом, король шагнул в спальню, и увидел герцогиню, стоявшую на коленях и молившуюся рядом с широкой кроватью, украшенной гирляндами живых цветов. Он обернулся к двери, запер ее, а затем вновь повернулся к своей избраннице, иронично заметив:
— Не соблаговолите ли подняться с колен, чтобы засвидетельствовать нижайшее почтение своему королю, герцогиня?
Плечи герцогини под тонким покровом кружевного свадебного платья напряглись. Тяжело вздохнув, она медленно поднялась, обернулась к нему и, присев в низком поклоне, склонила голову с высокой, красиво уложенной прической из ее роскошных, густых волос.
— Приветствую Вас, мой государь, — тихим голосом проговорила она. В глазах ее блестели слезы.
Король шагнул к ней и порывисто обнял:
— Алина, не плачь... никто об этом не узнает, клянусь. Твой супруг будет тебе покорен, все будет так, как ты пожелаешь... Никто не посмеет даже намеком оскорбить тебя... Помнишь, ты говорила о землях для горного монастыря, я пожертвую их, даже больше, чем они просили... и дам деньги и земли на создание новых там, где ты только скажешь...
Она стояла в его объятиях, даже не делая попыток вырваться, лишь слезы струились по ее щекам и драгоценными брильянтами сверкали в широко распахнутых синих глазах.
— Прошу тебя, не плачь, — повторил король, нежным движением вытирая слезы с ее лица. — О чем ты плачешь?
— О душе, которую потеряла, — то ли проговорила, то ли выдохнула она с таким чувством, что король испуганно разжал руки.
— Что ты говоришь? Как ты можешь так говорить?
— Вы растоптали ее вместе с герцогом в прах... смешали с грязью... ее больше нет... И сейчас здесь лишь тело, которое полностью в Вашей власти. Берите его и владейте им. Оно больше не нужно мне. Ведь Вы для этого пришли? Время быстротечно, а ночь коротка. У Вас не так много времени до рассвета... скоро это тело, что так привлекает Вас, потеряет всякую привлекательность...
— Алина, что за речи?
— Я говорю: поторопитесь, государь... у Вас осталось совсем мало времени... тело без души не может жить и умирает.
— Алина, что ты задумала? — король легонько тряхнул ее за плечи, воскликнув: — Я не позволю тебе умереть!
— Есть тот, кто выше земной власти, мой государь...
— Почему в мыслях твоих, что он позволит тебе то?
— Я знаю... поэтому и говорю "поторопитесь", — герцогиня сказала это очень тихо, но так уверенно, что у короля перехватило дыхание. — Вы можете сейчас мне не верить... но обязательно поверите на рассвете... Я знаю, что умру на Ваших руках, и моя смерть будет для Вас шагом к ВЕРЕ... Завтра на рассвете, оплакивая меня, Вы уверуете в Него... Ваша жизнь будет нелегка, а путь будет путем страданий... но это будет путь к Нему, так как лишь Он сможет утешить Вас...
— Я не трону тебя... не трону... Только не умирай! — прошептал король, нежно коснувшись пальцами ее щеки.
— Как я могу? То не в моей власти, — печально покачала головой она. — Пусть свершится то, что должно...
— А если не свершится? — с легкой улыбкой спросил король.
— На все воля Божья... — она вновь качнула головой и повторила, — на все чистая, святая Воля Его.
В ее словах слышалась печаль, понимание своей участи и готовность кротко принять ее. Король отстранился и потрясенно смотрел на нее. А потом, словно внезапно решившись на что-то, заговорил:
— Алина, я верю во все, что ты сказала, и готов следовать тем путем к Господу, который он укажет мне.
Он молитвенно сложил руки и повернулся к распятию:
— Господи, не отнимай у меня этот светоч, который указал мне путь к Тебе... Я не посягну на ее честь, постараюсь беречь ее и следовать ее советам... Она нужна мне, Господи! Не отнимай ее у меня. Лишь она способна провести меня по тому пути, что Ты уготовал мне. Не лишай меня ее света, чтоб я не сбился с пути истинного.
— Вы действительно этого хотите? Хотите встать на путь истины и готовы идти этим путем? — герцогиня удивленно распахнула свои большие глаза, чуть склонив голову набок, и продолжила: — Тогда я просто счастлива, мой государь... Счастлива, чтобы ни случилось со мною в дальнейшем... — на ее лице появилась очаровательная улыбка.
— Алина, когда ты так улыбаешься, я готов сделать для тебя что угодно...
— Так сделайте... сделайте, что обещали. Пожертвуйте земли горному монастырю, — ее улыбка стала еще шире.
— Хорошо, обещаю, — кивнул король и, взяв ее руку, поднес к губам, — а я могу в свою очередь попросить тебя?
— Конечно.
— Я хочу, чтобы между нами установились душевно близкие отношения... Я хочу найти путь к Богу, и ты должна мне в этом помочь.
— Я постараюсь, мой государь...
— Алина, я был бы очень признателен тебе, если бы ты, хотя бы изредка называла меня по имени — Артур, я ведь твой двоюродный брат... Твоя мать была сестрой моего отца. Ты сможешь? Или боишься, что после этого все посчитают тебя моей новой фавориткой?
— Меня не занимает людская молва, если я честна перед Богом. Я буду к Вам обращаться так, как Вы пожелаете, Артур.
— Благодарю тебя, моя драгоценная кузина, — он снова нежно и почтительно поцеловал ее руку. — Но если тебе действительно все равно, что о тебе думают другие, пусть тогда твой супруг будет уверен в том, что я получил желаемое.
— Хорошо, пусть так, — согласно прошептала она.
Король улыбнулся:
— А теперь прошу, расскажи мне о Боге. Не о том, о ком говорят священнослужители, а о том, который в твоем сердце. И еще о том, кто открыл тебе путь к нему. Я знаю, ты долгое время провела в горном монастыре... Расскажи. До рассвета еще много времени.
Она чуть обернулась к нему и, заглянув в глаза, мелодичным и чарующим голосом заговорила.
— Бог — это любовь. Бог — это любовь вечная, бесконечная, и ощущать ее, стремиться к ней — это уже счастье... Бог любит всех настолько, что послал себя же в образе сына своего на землю нашу грешную и принял страдания и мученическую смерть во искупление грехов всех и каждого. Эту любовь надо понять, почувствовать и открыть ей сердце и, приняв эту любовь, постараться стать достойным ее, чтобы вместить еще больше. Это путь бесконечный, потому что бесконечна любовь Божия. Откройте свое сердце Богу, и Вы ощутите любовь Божию. Она везде... В прекрасных рассветах и великолепных закатах, в пении любой самой маленькой птички и в гордом полете огромного орла. Господь дарит это всем: и богатым, и бедным, и тем, кто знатен, и тем, кто нет, и праведникам, и грешникам, всем нам, живущим... Порой мы закрываем свое сердце, потому что не можем вместить бесконечную любовь Его, погружаемся в суету обыденности и перестаем видеть то, чем он щедро одаряет нас. Перестаем ценить красоту бытия и чувствовать любовь Его.
— А что такое смерть, это тоже проявление любви Его? — погружаясь в бездну ее глаз, спросил король.
— Я считаю, что наша жизнь — это возможность для каждого прийти к Богу, открыть Ему сердце свое и душу свою. Для тех, кто успел это сделать, смерть — это начало воссоединения с Богом, а для тех, кто не успел, не смог или не захотел — это конец.
— Так на рассвете ты хотела воссоединиться с Богом?
— Вы считаете, что можно этого хотеть, когда душа твоя отравлена сомнениями, болью, отчаянием, разбита и втоптана в грязь? Я не то что хотеть, я даже мечтать, о таком не смела... Однако Господь был милостив ко мне и дал мне силы принять свою судьбу, смириться с ней. Ведь все в руках Божиих... и лишь Ему решать, кто чего достоин. Уверовавшие в свою безгрешность праведники могут оказаться менее достойными, чем раскаявшиеся грешники. Но, как видно, Господь лишь испытывал меня, послав возможность изменить судьбу... Хотя рассвет еще не наступил...
Король нежно провел рукой по щеке Алины, — Господь не только тебе открыл глаза. Ты необыкновенна.
— Скажите, мой государь... я должна знать правду. Герцог Риттенберг действительно был невиновен, и лишь я причина его казни?
— Это тебе герцог Тревор сказал? — скривил губы король. — Нет, мое сокровище... Ты ведь слышала его признание, герцог Риттенберг был не тот человек, которого можно было заставить оговорить себя. Он действительно стоял во главе заговора, и бумаги, найденные при нем, подтверждали это... я, конечно, мог бы лишь лишить его всех регалий и сослать... Но оставлять в живых тех, кто пытается свергнуть мою власть, не в моих правилах.
— Я до сих пор не могу поверить, в то, что герцог осмелился посягнуть на Вашу власть... Он был замечательный человек. Он много раз защищал монастырь и спас меня из плена... Поэтому когда отец-настоятель сказал мне, что я должна покинуть монастырь, потому что мне уже исполнилось девятнадцать лет и по закону я должна выйти замуж, иначе род Тоддов прервется, и герцог просит моей руки и у него есть Ваше согласие на наш брак, я, не раздумывая, согласилась. Я была уверена, что герцог достойный человек... Как могло случиться, что он встал во главе заговорщиков? Зачем? Ведь мы же меньше двух месяцев назад обвенчались... мы только приехали в его родовой замок, как за ним пришли стражники.
— Как меньше двух месяцев? — король изумленно посмотрел на нее. — Я дал разрешение герцогу на этот брак около двух лет назад... Он еще тогда сказал, что обвенчался с тобой, но ты не хочешь уезжать из монастыря, пока не родится наследник. Он много о тебе рассказывал, правда, никогда не говорил, какая ты красавица.
— Как больше двух лет? — в свою очередь удивилась герцогиня. — Два года назад я впервые увидела его, а он меня... Его тогда спасли монахи на горном перевале, и я выхаживала его. Потом, правда, он действительно приехал и просил моей руки, но я и помыслить не могла, что мне придется когда-нибудь покинуть монастырь. Я сказала в ответ, что отказала бы даже королю... С тех пор герцог не беседовал со мной об этом, но стал часто бывать в монастыре. Помогал возводить укрепления, отражать набеги горцев. Учил меня обращаться с оружием, стрелять, метать нож, учил некоторым приемам... Мне тогда все это несколько раз жизнь спасало... А когда однажды горцы подкараулили меня на тропе и увезли, пробрался в их лагерь и спас меня... Герцог был благороден, храбр и честен. У меня в голове не укладывается, что он мог нарушить присягу на верность своему королю и стать во главе заговорщиков...
— Он хотел сделать тебя королевой, — неожиданно рассмеялся король, — он считал, что ты этого достойна... И он был прав. Когда-нибудь я сделаю тебя ею.
— Нет, мой государь, — герцогиня почтительно склонилась перед ним, — у Вас уже есть королева... Вы обещали, что не предпримете ничего против нее... а у меня теперь вновь есть законный супруг.
— Не будем заглядывать вперед. На все воля Божия, — король согласно наклонил головой. — Скажи лучше, почему ты оказалась в монастыре и как ты пришла к Богу.
— Как там оказалась... — Алина задумчиво подняла глаза кверху. — Вы, наверное, знаете, что моя мать умерла при родах, а мой отец, герцог Тодд, был однолюбом, поэтому он отказался жениться еще раз. Он очень страдал оттого, что моя мать умерла, и не мог простить мне, что именно я стала причиной ее смерти, поэтому он отказался видеть меня. Пока я была маленькой, няньки старались сделать так, чтоб я никогда не попадалась на глаза герцогу. А однажды, когда мне было лет семь, я сама пришла к герцогу в надежде заслужить если не его любовь, то хотя бы его внимание... я пыталась объяснить, что люблю его... но он отправил меня в горный монастырь, где в двух небольших обителях жили семь монахов и четыре монахини. Герцог Тодд знал когда-то отца-настоятеля и написал ему, и он согласился взять меня на воспитание. Я попала туда отчаявшимся ребенком, не ждущим ничего хорошего от жизни, ненавидящим весь мир и в первую очередь собственного отца, потому что я не могла простить ему, что он не любил меня и отверг мою любовь... И там, среди голых скал и очень тяжелой жизни я, к собственному огромному удивлению, нашла столько доброты, любви и ласки, что этого хватило с лихвой и чтобы вылечить мое разбитое сердце, и чтобы суметь открыть свое сердце для любви того, кто любил меня всегда — любви Божией, — герцогиня помолчала немного, а потом добавила: — и чтобы суметь простить отца. Хотя сумела я это сделать лишь после его смерти. Он так и не захотел перед ней со мной встретиться.
