Cлепая Совесть

Последний раз оглядываю удаляющиеся экипажи. Один из охранников вдруг оборачивается, инстинктивно прячусь за выступ. Ему меня не заметить, конечно, даже мне его в бинокль не разглядеть как следует, но почему-то тело словно прошивает ужасом. Выдыхаю, снова осторожно выглядываю, да уже не видно ничего, только крупы буравлей задних шеренг. Это всё Тересия с её запугиваниями виновата!

Дарсаль

Повозка-фертон императора медленно въезжает на центральную площадь Иштара, столицы Йована. Стражи по кольцу на платформе вокруг, только мы с Ивеном за спиной повелителя. Ивен молчит, не проявляет эмоций, весь омаа скрыл. Почему-то кажется, что не слишком доволен моим обществом. Его проблемы. Тоже молчу.

Радуюсь, что мне не нужно патрулировать, можно приглушить лишние цвета и настроиться исключительно на опасность. Моя работа начнётся позже, а пока ребята охраняют, заодно осматривая ауры. Где же лучше всего выбирать, как не в такой толпе. Чистые цвета сразу видны. Мало их.

Стоящий справа Марис вдруг резко вскидывает голову, невольно слежу за его движением. Там, на крышах домов, чудится яркая синяя вспышка. Заставляю себя переключиться на людей, которых проезжаем, сжимаю рукоять меча-омаа. Мы с Ивеном отвечаем за безопасность императора.

Но опасности нет. Разноцветное любопытство, у кого искреннее, у кого злобное, с примесью ненависти или зависти. Чёткие линии выставленной охраны — у женщин здесь всё продумано и предусмотрено. Смертельных побуждений не видно.

Пересекаем площадь, толпа начинает редеть. Какое облегчение.

Проезжаем цепь охранниц, кажется, ворота. Какие-нибудь кованные, наверное — чувствую лишь едва уловимые штрихи. Едем ещё с четверть часа, редкие прохожие да сопровождающие в воздухе машины.

Наконец, огромный особняк на берегу речной запруды — вода еле движется, почти не отображаясь. Встречают безликие женщины с однотипными мутными аурами. Служанки, что ли. Голоса мягкие, улыбчивые, но Слепым Стражам они не интересны. Доводим императора до личных покоев, осматриваем всё. Женщины постарались, обстановка безупречна.

Иллариандр остаётся отдыхать на попечении старших Стражей, из тех, кто уже бывали здесь. Нас же, молодых, вызывает командир, Лийт. Проводит по дому и территории, обращает внимание на важные детали, даёт возможность ощутить невидимое пространство, освоиться.

Ивен тоже с нами, думаю, не попытаться ли заговорить. Мне ведь императрицу охранять, когда появится, по крайней мере здесь и в дороге. Часто придётся пересекаться. А потом, если добьюсь чести стать её личным Стражем — то и подавно.

Но Ивен отходит в другой конец, с кем-то беседует. Ладно, успеется ещё. Сосредотачиваюсь на объяснениях командира.

— Можете отдыхать, — отпускает, наконец, Лийт. — Вечером мы на приёме. Зрячие в город пойдут, на гуляния. Традиция.

Ноэлия

Тересия открыла окно, нервно теребит в руках трубку, но держится — помнит, что мадам Джанс не любит табачного дыма.

— Не ходила на площадь? — спрашивает, с чистой совестью качаю головой:

— Нет.

Дышит тяжело, начинает что-то шкрябать на раме.

— Стены им тоже не помеха, конечно, но всё-таки. Прямой контакт это прямой контакт, — бормочет.

— Да кому я там нужна! — отмахиваюсь в очередной раз. Понимаю, волнуется, но как-то слишком уж сильно. — Мадам Джанс наоборот, говорит, гуляйте, только обещаний не давайте...

— Да у неё самой ветер в голове, — ворчит Тересия. Приближаюсь, обнимаю, трусь щекой. Решаю сменить тему:

— Я вот всё думаю, — вздыхаю, — это ведь такая редкость, когда дети остаются сиротами без всякой родни, и надо же было именно мне в пансион попасть!

Давняя обида шевелится в глубине души, почему так несправедливо? Я ведь даже не знаю, как здесь оказалась — ни родителей, ничего. Мадам Джанс рассказывала, будто где-то нашли и привели к ней, родственников долго разыскивали — но абсолютно ничего не помню. Хотя мне было лет восемь, должна бы.

— Всякое бывает, девочка моя, — Тересия гладит морщинистой рукой волосы. — У твоих подружек ведь тоже по-разному сложилось. Ничего, милая, нам бы пережить этот имперский визит, всё будет хорошо.

— Переживём! — отмахиваюсь, ну что она заладила?! — А может... на гуляния? Вместе? — рискую.

— Что ты! — машет рукой. — Не вздумай никуда ходить!

— Ну хоть на озеро можно? Оно же совсем в другой стороне!

— Ну что ж тебе не сидится-то, пташка моя! — вздыхает.

— Так они месяц тут будут, если не больше! Что ж мне, вообще из дома не выходить?

— Выходить, конечно, — соглашается Тересия неохотно. Смотрит, словно хочет что-то добавить, но лишь снова вздыхает. — Скорей бы уж императрицу объявили.

— И что? — не могу понять.

— Ничего, девочка, ничего, — задумчиво поглаживает. Стараюсь не сердиться, она ведь любя!

Дарсаль

— Ну как? — улучив момент, шепчет повелитель. Ещё раз обвожу взглядом нарядный зал — отсветы ламп мельтешат, сбивая восприятие. Стражи постоянно вокруг императора так, чтобы метки образовывали защитные узоры. Слишком много людей — кроме девяти Высших Леди с мужьями, по-моему, все правительственные семьи собрались, включая дальних родственников. И каждая отрядила парочку девиц на выданье, в надежде, что приглянутся Иллариандру.

— Ничего, — отвечаю. Даже близко нет, мутные ауры в грязных разводах, алчность, корысть, вожделение. Страх, надежда, раздражение.

— А я-то мечтал, всё окажется просто, — посмеивается император. Как обычно, не вижу его, лишь смазанные отпечатки движений — лёгкий кивок, призывающий искать дальше. Сомневаюсь, что мы здесь сможем найти императрицу. Завтра Стражи разойдутся по городу в поисках кандидаток, потом специальная охрана из зрячих организует встречи. А уж после моя работа — окончательный выбор.

Жду, когда бесполезный приём, наконец, окончится. Но это для меня бесполезный, а император и советники заняты решением сопутствующих вопросов — торговля, пограничные дрязги и прочие проблемы, обычно решаемые парламентариями на нейтральных территориях. Всё это облекается в светские полутона и условности, а Иллариандр, между делом, успевает ещё и пару десятков танцев станцевать. Каждый раз с другой девушкой. Политика.

Нам расслабляться нельзя, постоянно отслеживаем опасность. Зато к концу вечера уже различаю почти каждого из приглашённых и обслуживающих по ауре, соотношу с голосом. Ребята поставили метки на мужчинах — здесь их едва ли больше, чем днём в толпе. Почти у каждой леди есть муж — мужа иметь престижно, невзирая на то, что несколько раз в году мужчины должны отрабатывать, оплодотворять женщин по какому-то очень сложному списку с кучей разрешений. В Йоване тоже плохо с рождаемостью.

Запоминаю претенденток, чтобы повторно не рассматривать, впрочем, император и сам уже понял — здесь нам делать нечего.

Далеко за полночь, под свет Раума провожаем Иллариандра в особняк.

— А последняя ничего, хорошенькая, — шепчет с надеждой. — Совсем не подходит?

— Нет, мой повелитель, — отвечаю с сожалением.

— Ну что за женщины у них тут, — ворчит. У нас разве лучше? Молчу. Ты бы на свою Шарассу взглянул моими глазами.

Доводим до покоев, у двери стоят другие Стражи. Нас отпускают отдыхать, только Ивен остаётся. А мне завтра целый день работать.

Иду в выделенную комнату, наши предшественники в своё время неплохо поработали, всё обустроено именно так, как нужно. При том, что за тайны Стражей мы спокойны: никто в мире их не знает. Даже император.

Не успеваю слегка расслабиться, как раздаётся лёгкий стук в дверь. Приходится подняться, отворить. Женскую ауру ни с чем не спутать.

— Эр Дарсаль? — произносит гортанно, сторонюсь слегка, чтобы зашла. Странно, ни обычного отвращения, ни страха, что часто испытывают женщины при виде нас. Особенно непривычные женщины Йована. Закрываю за ней, жду.

— Я Хельта, — представляется, припоминаю, видел на приёме. Какая-то дальняя ветвь младших правительственных семей. Ничего особенного. — Подумала, возможно, вам захочется скоротать вечер?

Учитывая, что знает моё имя и комнату, видимо, за неё "подумали". Проводит пальцами по руке, поднимается к плечу. Синее любопытство, лёгкое красноватое возбуждение. А, Раум с ним, почему бы не расслабиться!

— Захочется, — соглашаюсь, придерживаю омаа. Кажется, смотрит в глаза. Поднимаю руку, провести по лицу, прочитать изгибы, составить портрет. Иначе ведь никак не увижу её черт.

Прикосновение обжигает — не сильно, так, чтобы омаа дотронулся, обтёк, лучше помог в восприятии. Но девушка вздрагивает, вскрикивает, взрыв чёрного страха. Демон, похоже, её чем-то опоили. Или сама для храбрости.

Убираю руку, отворачиваюсь.

— Уходи, — говорю глухо, усмиряя взъярившийся омаа.

— Эр Дарсаль...

— Уходи!

Ноэлия

Три дня просидела дома, с тоской глядя то в окно, то на экран. Императора не показывают, только совсем издалека: вроде какие-то запреты у них, из соображений безопасности, да и вообще заснять нельзя, когда он в окружении Стражей. Кадры засвечиваются, лишь пятна неясные.

Девочки, поначалу воодушевлённые, приходят домой сердитые и обиженные: слишком мало мужчин приехало, слишком много желающих.

На четвёртый день разразился скандал, подняв с кровати ни свет, ни заря.

— Я вам что говорила! — громыхает снизу мадам Джанс. — Нельзя никому ничего обещать, у них печати специальные, как только договор скреплён — не нарушить! До хворей и страшных несчастий доходит!

— Я не скрепляла, — плачет кто-то из девочек, Сирма кажется. — Он прикоснулся и обжёг!

Выглядываю в коридор, натыкаюсь на Алму.

— Что там? — спрашиваю.

— Да тут по району вчера кто-то из Слепых крутился, Сирма где-то услышала, мол, они императрицу помогают выбрать, вот и решила ему понравиться... да мадам Джанс вовремя пресекла.

— Слепые выберут, ага, — хихикаю. — А ты как?

— Идём на пляж, — вздыхает тоскливо. Раздумываю несколько мгновений, соглашаюсь:

— Пошли.

Сколько ж можно дома сидеть? А Алме, кажется, поговорить хочется.

Собираемся наскоро, сейчас каникулы по случаю императорского приезда, потом снова учёбой загрузят.

Внизу уже полное примирение, Сирма рыдает на обширной груди мадам Джанс, та её поглаживает и успокаивает, бросает на нас быстрый взгляд.

— Мы на озеро! — сообщает Алма.

— Там вы мужчин вряд ли найдёте, — предупреждает мадам Джанс.

— И к лучшему, — улыбаюсь.

— Да их вообще нигде не найдёшь, — сердито отвечает Алма. — Только знатным и достанется, а мы кому нужны.

— Отдохните, мои котятки, — соглашается мадам Джанс, возвращаясь к вразумлениям Сирмы.

— Тебе что, совсем не интересно, не хочется счастья попытать? — вздыхает Алма, когда выходим за дверь.

— Хочется, — пожимаю плечами. — Но я Тересии обещала. Да и... они ведь потом уедут. А вдруг понравится кто? Вспоминай, переживай...

— А я бы поехала с ним, — мечтательно сообщает Алма.

— С кем? — недоумеваю.

— Ну... с кем-нибудь. Сама рассуди, что тут делать, что тут светит? А они ведь свита императора, у них наверняка там и богатство, и положение... Не понимаю, что такого-то? Специально так говорят, чтобы мы детей отсюда не увозили, там не рожали, а о нас никто не думает!

— Наверное, — её слова зарождают сомнения, почти утихшее желание хоть краешком глаза взглянуть, а вдруг кто-нибудь и в меня влюбится?

Забираемся с Алмой в пустынный уголок, излюбленное местечко, окружённое кустами. Небольшой островок прибрежного песка, чистая водная гладь, парковые беседки с той стороны. Богатые всё по берегам реки селятся, там же и особняк для императора, а к нам сюда и не заглядывают, тут парк для простых и незамужних.

Сегодня вообще пусто, все на площади, караулят официальные выходы императора да судачат о неофициальных — мол, переодевается и в толпе бродит. Только не верится что-то.

Купаемся, плещемся, смеёмся — но Алма всё равно постоянно грустит и о чём-то задумывается.

— Да ладно тебе! — пытаюсь успокоить.

— Я вот всё размышляю... уедут, а я так и пропущу свой шанс тут с тобой. Нет, лучше всё-таки на площадь пойду!

— Как хочешь! — отвечаю.

— Ты со мной?

— Не знаю... нет, наверное. Не желаю быть одной из многих.

— Что это? — нервно оглядывается Алма в сторону кустов. Оттуда вроде лёгкий шорох донёсся, смотрю туда же. — Показалось... слышала?

— Птица? — предполагаю, вглядываюсь. На сердце нехорошо тянет, холодок по спине, шучу от страха: — Всё ждёшь, что кто-нибудь из мужчин за тобой прибежит?

— Да ну тебя! — злится, поднимается. — Я тебе как подруге рассказываю, а ты зубоскалишь!

— Я же не в обиду, — пытаюсь улыбнуться, но Алма одевается, собирается быстро. Странно, вроде дружно жили, а тут все нервные, злятся, ругаются. Почему так?

Алма уходит, буркнув что-то на прощание, за деревьями долго мелькает пёстрый сарафан. Ещё раз внимательно оглядываюсь, но вокруг тихо и пусто, никого. Пригреваюсь на солнце, сушу купальный костюм, жаль книжку не взяла почитать. Вот сюда и буду ходить, здесь так спокойно, всё лучше, чем в четырёх стенах.

Глава третья

Дарсаль

— Как она тебе, Дарсаль?

Император отодвигает ветку, но мне не нужно присматриваться. Этот яркий синий свет разливается так далеко вокруг, заполняет всё пространство, почти примиряет с необходимостью постоянно разглядывать алчные и глупые языки, скользящие в аурах пустых девиц. Лёгкий, чёткий узор, чем-то похожий на метку, да ведь у женщин меток не бывает. Почти невидимый, но до того правильный и гармоничный...

Едва Марис связался, передал, что, наконец, нашёл ту, которую приметил ещё в первый день, отряд зрячих направился на позиции. Но вышло всё гораздо проще: девушка одна в парке, где никто не ждёт появления императора. Нас сразу вызвали, Иллариандр с неохотой отложил текущие дела, проворчал нечто вроде "Кто бы мог подумать, что и у них тут с выбором не густо..." Действительно, целый отряд разыскивает подходящих претенденток, чтобы мы с императором издалека, тайком на них взглянули, с иными поближе познакомились. То и дело с места срывают — необходимо незаметно вписаться в чужую жизнь и никого не насторожить.

Приходится слушать однотипные разговоры, смотреть реакции, прогнозировать вероятности и не позволять себе ошибок. Осознание важности возложенной миссии придаёт силы, помогает концентрироваться и работать почти без перерыва, сопоставляя отпечатки и цветовые гаммы, постепенно отсеивая неподходящих, снова и снова проверяя оставшихся.

Кажется, молчу дольше положенного, император нетерпеливо водит ногой по старым сухим листьям.

— Она прекрасна, мой повелитель.

— Прекрасна? Побойся гнева предков, Дарсаль, последняя прислужница в моём дворце красивее. Последняя шлюха Бесстыжей Палми.

— Она безупречна, мой повелитель. Её аура прекрасна.

— У неё зелёные глаза, Дарсаль. Тонкий нос. Бледная, словно у ночной мары, кожа. Ты разве не видишь, Дарсаль?