Точки бифуркации

Музейное помещение помимо тусклого бокового дежурного освещения озаряется ярким светом множества ламп — экономок.

Как два лесных чудовища с зелёными резиновыми мордами и стеклянными окружьями глаз осторожно приближаемся к чему-то, накрытому шторой, прикрывавшей ближайшую витрину. Я медленно тяну её на себя, дальше мы оба напоминаем фрагменты скульптуры — недоумение............

Под тканью, которая ещё хранит объём чего-то упавшего, пусто!

— Ничего нет!

— ВОО бляяяя!!!!

— Да, весьма занятно! Дай-ка ув. стекло, пож.

Дешёвая пятикратная лупа китайского производства позволяет внимательно осмотреть предполагаемое место падения "тела". Ничего! Ни пятна, ни малейшего волоска — ничего, чтобы могло подтвердить, что здесь что-то весьма звучно упало, да ещё и хрипело.

— Сколько осталось до закрытия "окна"?

— Около трёх минут.

— Гаси большой свет, будем продолжать! В шприце осталось ещё примерно 500 мг синильной кислоты, этого ему за глаза хватит.

Ну вот, с основным управились. Граф больше пакостить не будет. Хотя как знать, некоторые ещё долго умудряются гадить даже из-за грани.

Едва перевели дух и сбросили всплеск адреналина, как мой друг юности произнёс:

— Димка, ты выстрел хорошо расслышал?

— Да, грохнуло где-то совсем рядом.

— Значит надо пулю искать или хотя бы след от неё.

След нашёлся в двух шагах от поверженного стенда. Древесностружечная столешница была прочерчена вылетевшим "снарядом", траектория которого заканчивалась у массивного стального уголка, служащего опорой витринной конструкции. Вот только саму пулю мы так и не нашли.

— Ну что, профессор, как вы это объясните?

— Док, иди ты знаешь куда!

— Думаю, что знаю. — Сейчас надо возвращаться "домой", а завтра уже будем размышлять по этому поводу.

Санкт — Петербург

Аничков дворец

22 апреля 2052 год

Лаборатория Громова

Завтра поутру продуктивно размышлять не получалось наверное потому, что завтра оказалось уже сегодня. Несмотря на некоторую заторможенность, особой усталости не было. Мы с Анатолием глядели друг на друга, не сильно веря в успех нашего "мозгового штурма". Кроме того, "Псих" был явно чем-то серьёзно озабочен. Тут меня осенило! Я вытащил маленькую фляжку (подарок Громова пятнадцатилетней давности) с солнечным напитком и протянул приятелю. Он внимательно её осмотрел, похоже, узнал и основательно приложился.

— Ну-ну, не всё, мне-то оставь!

После возлияния Тоша не выдержал паузы и "разродился":

— Пулю 6,35 мм нашли. Экспертиза с вероятностью в 80 процентов утверждает, что она выпущена из древнего пистолета системы Bayard — выпускался с 1908 до средины 30-х годов прошлого века. Сама по себе пулька гораздо моложе и произведена чешской компанией Sellier & Bellot лет двадцать — двадцать пять назад.

— Анатоль, и о чём это всё говорит?!

— Я уже получил "П— ЛЮЛЕЙ" с самого верха с тем же вопросом, кстати. Пока на него у меня ответа нет!

— Ты знаешь, мне кажется, что не ты один занимаешься схожими исследованиями. Надо вспомнить и поискать "коллег по работе"!

— Ты не понимаешь, какой уровень секретности их прикрывает. Ты в Протвино был, видел подвал? Так вот у них всё ещё серьёзней запрятано. Кроме того, безопасники нашли ещё четыре "кирпича-маяка", эти штуки попали в музей за те пять дней, что я бегал по инстанциям за разрешением. Значит у нас где-то "течёт" и очень сильно "течёт".

— Да, ситуация!

— Ладно, с "кирпичами", маршрутами их доставки, и курьерами разбираются другие люди, а вот со всем остальным определяться нам.

— Значит, давай думать. Ты помнишь ту классическую кривую со статьями по ядерной физике?

— Ты о пропаже сообщений и публикаций, начиная с 1939 года? Когда начали думать об А-бомбе?

— Ну конечно! Давай вспомним классику.

— Последние работы, которые я помню, вышли под фамилией А. Митчелла из Кембриджского университета, это был один из учеников Фенхеля, а после этого уже лет пять-семь пустота. Можно сказать — вакуум.

— А этот Фенхель, он кто?

— О, это интересная история, он учился у Волкова Георгия Михайловича (Джордж Майкл Волков, George Michael Volkoff), бывшего нашего соотечественника, единственного канадца, который был приглашен в США для участия в разработке сверхсекретного "Манхэттенского проекта" по созданию атомной бомбы.

— Ладно, об этом как-нибудь в другой раз. Давай отслеживать Митчелла.

— Да кто же нам это позволит?! Он так же засекречен, как и наша лаборатория.

— Ты прав только в одном слове — "засекречен", вот только забыл, что с глаголом "БЫЛ". Покойников, как правило, уже не прячут. Им воздают почести, восторгаются, ну и так далее. А я всадил ему куда-то в туловище четыре миллилитра этой гадости, если, конечно, это был ОН.

— Что ты предлагаешь?

— Дай задание аналитикам искать НЕКРОЛОГИ в ближайшие день-два с интересующей тебя фамилией или физической лабораторией.

— Нет, Димка, тебе надо было не в хирурги идти, а в следователи.

Населённый пункт Миротино Тульской области

примерно в 50 км. юго-восточнее Протвино

Недалеко от аэродрома Пахомово

Весна 25 апреля 2052 год. Лаборатория Громова

У нас в лаборатории появилась "очковая змея или кобра". Почти как настоящая, в очках на голове, вот только цвет у настоящей огненно-жёлтый, отчасти с голубым отблеском, а наша — светлая шатенка. Думаю, что и по деревьям она проворно лазить не умеет и мышами с крысами не питается. Не знаю, есть ли у неё детёныши, но если есть, то они, наверное, тоже от рождения ядовиты.

"Псих" увидел, как она "раскидала" его референтов и прочих помощников, причем, абсолютно не превысив ни полномочий, ни голосовой тональности. Поэтому Анатоль решил включить её в мою не существующую группу.

Ласковым голосом он пригласил меня в кабинет, и когда его знаменитая дверь произнесла своё — Ча-чпооок, коварный приятель произнёс:

— Знакомьтесь, пожалуйста, Дмитрий Иванович, это наш врач педиатр, взятый в проект по Вашей настоятельной рекомендации.

— Добрый день, Завадский Дмитрий Иванович.

— Здравствуйте, Зоя Петровна Кобрина, врач педиатр высшей категории. Где наш пациент?

— С пациентом я вас познакомлю чуть позже. Возраст его около года, зовут Александр.

— Что значит около года, нельзя — ли точнее?

— Точнее одиннадцать месяцев и два дня.

— Товарищи, вы идите, идите, пожалуйста, к профессору Завадскому в кабинет, там договорите, а у меня сейчас люди собирутся на совещание по системам надежного электропитания.

Ну, Толян! Ну, змеюка! Ладно, опыт кое-какой есть. Сидит сейчас "Кобра" и составляет план работ на месяц, план материально-фармацевтического обеспечения, а дальше ей ещё несколько документов изучить надо будет: "Технику безопасности" и "Технику безопасности при работе с электрооборудованием", "Технику безопасности при работе со СДЯВами", изучит эти, найду другие. Пока за Александром Александровичем и его Мамой только мы с Толяном присматриваем.

Не успел я как следует насладиться своим триумфом по укрощению "Кобры", как завибрировал коммуникатор.

— Дима, тебе сейчас ксерокопии интересных вырезок из газет принесут.

— Хорошо, спасибо, жду.

Буквально через пять минут в кабинет вошла Татьяна и вручила мне тоненькую папку с ритуальной надписью "Папка для бумаг" со словами: "Шеф сказал, что вам это будет интересно". Поблагодарив секретаря, я уселся за стол и открыл принесённый классический аксессуар бюрократа.

"Раздел происшествия.... Взрыв и пожар нового сверхмощного трансформатора на электрической подстанции Кембриджского университета... не всегда новое — лучше старого". Рукой профессора пометка на ксерокопии газетной заметки: "видимо, была настолько ОГРОМНАЯ перегрузка, что защита не справилась".

Из-под первого листика торчит уголок второго: ".... Скоропостижно скончался профессор Алекс Митчелл...., похороны состоятся....". И снова Толькины пометки: "Ты был прав насчёт некролога, я там видел массу фамилий, восхвалявших покойного, а раньше они попадались только в критической полемике (ругани) на его работы".

Ну что же, с одним из вопросов обстановка прояснилась. Завтра начнём работать по плану, составленному Зоей Петровной Кобриной — врачом педиатром высшей категории. Наша основная задача не меняется — это здоровье Александра Александровича, в Громовских планах он фигурирует как "Точка бифуркации номер один"!

* * *

*

Надо будет заглянуть к Анатолию и ещё раз глянуть на его сетевой график плана работ по "лечению" подгнившей Империи. Сдаётся мне, что там кое-что не учтено, да и недавние корректировки это подтверждают. Прохожу в малую комнату, служащую приёмной, и вижу приоткрытую дверь в кабинет педиатра. Вот ведь особа, даже дверь как следует закрыть не тямит.

Захожу в "логово Кобры". На столе порядок, подготовленные на завтра инъекции для прививок убраны в холодильник. Бросаются в глаза лабораторные весы с чёрными чашками с разновесками на правой чашке и листком бумаги на левой. Невольно задерживаю взгляд на этом клочке бумаги. Читаю! Тупо перевариваю то, что я только что прочёл и меня разбирает смех:

"Уважаемая мамаша! Вашему ребёнку сделана прививка от оспы. Прошу три дня не мочить ему левую руку в месте сделанной инъекции. Врач Кобрина"

Дальше в графе Ф.И.О. на бланке давно не существующего медицинского учреждения следует аккуратная подпись лечащего врача.

Мне было бы весьма интересно посмотреть на физиономию Великой княгини и на её реакцию, когда она прочитает сие послание. Мало того, что обращаются к ней не по титулу, так ведь и письмо содержит массу ошибок с точки зрения орфографии 19 века. Что Великокняжеская дама подумает о враче?

Правда, в одном Зоя Петровна права, место прививки действительно нельзя мочить пару суток. Всё равно надо идти к Анатолию и решать этот вопрос. Сказал "А", надо говорить и "Б"! Придётся просвещать мою "Кобру" о личности "Мамаши", иначе подобных накладок не избежать.

Щёлкаю коммуникатором:

— Громов. Слушаю тебя, Авиценна.

— К тебе заглянуть можно?

— Давай, но только быстрее, я через двадцать минут отбываю.

— Уже иду!

Забираю "Письмо", закрываю дверь кабинета Зои Петровны, иначе наша "выгородка" не станет на сигнализацию, и быстрым шагом направляюсь в сторону Громовской берлоги.

— Привет, Псих!

— Здорово, Док! Чё приволокся?

— Хочу познакомить тебя с одним документом. Читай!

Анатолий смотрит на бумажку, читает. Затем, кажется, перечитывает, после начинает дёргаться от плохо сдерживаемого смеха.

— Чёго ржёшь?

— Так ведь это нереальная реальность — смех по определению.

— Как бы ты смеялся, прочти эту записку Великая княгиня?

— Да, тут уже явно не до улыбок будет. Но всё равно смешно!

— Дошло наконец! Надо посвящать педиатра в наши игры, это раз. Придумать, как лучше обставить наше вмешательство в жизнь Марии Фёдоровны, это два.

— Умеешь ты вопросики задавать и задачки ставить, это три. — Мне сейчас улетать. Буду завтра к концу дня. Думай, доктор, думай, но к моему приезду жду решение. Всё, пора идти, на ВЕРХУ ждать не любят! Уж извини!

Выйдя из "берлоги", я направился в операторскую, там ребята круглосуточно ведут наблюдение за детскими комнатами Аничкова дворца. Малыши Николай и Александр были на прогулке, поэтому операторы несколько расслабились. Мой визит их явно не обрадовал, но просьбу дать на просмотр отснятые файлы выполнили быстро и без воркотни. Почему-то файлы наблюдения открывались картинкой с видом дворца со стороны Аничкова моста.

Я надолго закопался в бесчисленных видеофрагментах. В голову ничего не приходило. Захотелось ещё раз глянуть кадры встречи во дворце Шувалова. Вот мы с Анатолем, вот страшный СПИД-стенд, вот эта злосчастная витрина.... О, кажется, нашёл! Тёмная тень-морда с блестящим предметом (пистолетом) в руке меня уже не интересовала, но вот окружающие её круги светящегося воздуха — это то что надо!

Уверен, что и в просвещённом 19-м веке даже Великая княгиня Мария Фёдоровна верила в леших, домовых, духов и прочую потустороннюю ерунду. Вот и будем представлять наше появление слабо светящимися кругами под аккомпанемент звучания электронных инструментов. Эврика!

Населённый пункт Миротино Тульской области

примерно в 50 км. юго-восточнее Протвино

Недалеко от аэродрома Пахомово

Конец апреля 2052 года. Основная база Громова

Ни к концу следующего дня, ни к концу рабочей недели Анатолий Герасимович не появился. Возвратился он поздно вечером в субботу злой и, вероятно, голодный. Я возился у себя в кабинете, восстанавливая в памяти фрагменты истории 19 века, которые, по моему мнению, вызывали "подозрение". Зуммер коммуникатора прервал мои невесёлые мысли и размышления по поводу положения в Империи сложившиеся к исследуемому периоду.

— Димка, можешь зайти ко мне?

— Конечно, уже иду!

Переход по длинному коридору занял у меня несколько минут.

— Привет, что-то ты неважно выглядишь, "Псих", это я как врач и нейрохирург тебе говорю.

— Да с нашими успехами я скоро настоящим психом стану.

— Ну-ну, не ужели всё так плохо? Мы вроде нигде не лажанулись, а с Кембриджем концов нет.

— Слушай сюда, как говорят в Одессе.

Толян включил телеприёмник и по кабинету разлился какой-то непонятный, режущий уши, звук.

— Выключи, пожалуйста, этот "зомбоящик", мне он ещё на поверхности надоел.

— Это не обычный телевизор, он резко уменьшает возможность подслушать и записать наш разговор.

— Что, неужели всё так плохо? Чёрт, как меня раздражает этот твой "шум — ТВ".

— Ладно, сейчас что-то придумаем. У тебя пожевать есть что-нибудь?

— Думаю, где-то в холодильнике завалялась корочка хлеба, возможно с маслом и даже с кусочком сыра.

— Тогда пошли к тебе за закуской.

Опять длинный коридор, только мы теперь уже вдвоём идём в обратную сторону.

— Давай по-быстрому, я жду.

Заскакиваю в комнату-кабинет "Кобры", вытягиваю из холодильника что-то съестное (завтра извинюсь и восполню), захожу к себе, беру фляжку в ящике стола и выхожу в коридор, закрывая дверь. На верхней планке двери вспыхивают весёлые зелёные огоньки светодиодов схватившейся сигнализации.

— Корочка хлеба не заплесневела?

— Да нет вроде.

— Пошли быстрей, я действительно проголодался.

Снова тот же коридор в обратном направлении. Оказывается, на повороте в профессорский кабинет он не заканчивается. Мы проходим ещё один поворот и останавливаемся уже у серьёзной бронедвери, преградившей наш путь. Кроме неё здесь ещё два охранника в спецснаряжении. Анатолий предъявляет какую-то карточку и произносит в специальный микрофон.

— Прохожу в зону "Т" совместно с профессором Завадским.

Открывшийся проход значительно короче. Снова дверь, но уже полугерметичная, как в громовском кабинете. Кроме того, она украшена знаком радиоактивной опасности, а перед ней небольшой санпропускник и дисциплинарный барьер для смены обуви. Накидываем белые халаты, присаживаемся на скамью закрытую пластикатом, надеваем бахилы, проходим внутрь. Дверь закрывается, раздаётся уже почти родное — "Ча-чпооок"!