— Что ж, Эннкетин, теперь, когда комната Эгмемона освободилась, я думаю, тебе можно её занять, — сказал лорд Дитмар.
— Благодарю вас, милорд, — поклонился Эннкетин. — Но, боюсь, мне будет немного не по себе, если я займу её прямо сейчас. Пусть она хотя бы эту ночь постоит пустой.
— Что ж, как тебе будет угодно, — ответил лорд Дитмар. — Но в любом случае, она твоя.
Джим, вздохнув, сказал:
— Не знаю, как вы, милорд, а я приму ванну и, пожалуй, лягу... Я что-то устал.
— Ложись, моя радость, — сказал лорд Дитмар, целуя его в лоб. — Я тоже сегодня лягу пораньше.
Готовя ванну, Эннкетин думал, что было бы неплохо собрать всех слуг и налить им по поминальной рюмочке. Растирая розовые пяточки Джима и водя губкой по его изящным плечикам, он вдруг подумал о том, что у прелестного спутника лорда Дитмара почти нет никаких забот, кроме как принять ванну, уложить волосы, принарядиться да ещё ублажить милорда в постели. Да, он принёс лорду Дитмару троих отпрысков, но из-за того, что все дни он проводил в детской, он не удосужился окончить какое-нибудь высшее учебное заведение. Впрочем, так ли ему было оно нужно, это высшее образование? Стоило ли пичкать эту хорошенькую головку знаниями, которые, может быть, потом вовсе и не понадобятся? А книжек Джим и без университетов читал предостаточно и умел при случае выражаться, как какой-нибудь профессор. За неделю он мог осилить восемь — десять книг, причём умел читать две книги одновременно: одним глазом — одну, вторым — другую.
Массируя маленькую ногу Джима, Эннкетин признавал, что его чувства к нему никуда не делись, хотя за прошедшие годы они изменились, став глубже и нежнее. Хоть он был не намного старше Джима и не мог, подобно Эгмемону, называть его деточкой, но всё же в его отношении к Джиму появилось что-то родительское. На смену мучительной, заживо испепеляющей страсти пришло тепло и грустная нежность, желание заботиться и оберегать, как своего ребёнка. Подняв на миг глаза, Эннкетин встретился с ним взглядом: Джим смотрел на него грустно и ласково, с чуть приметной улыбкой в уголках губ. Он умел так улыбаться — будто обладал каким-то загадочным знанием, которое лежало тяжким бременем на его душе.
— Спасибо, Эннкетин. Лучше тебя это не сделает никто.
Эти слова, этот взгляд и улыбка — всё это и было настоящим вознаграждением за труд Эннкетина, а вовсе не деньги, которые лорд Дитмар перечислял на его счёт ежемесячно. Деньги были скромными, но Эннкетин и не заикался о том, чтобы попросить больше, пока он получал вот эту, не имеющую денежного эквивалента награду.
Придя в комнату Эгмемона, Эннкетин включил светильник на стене. Он снял постельное бельё и аккуратно застелил кровать, открыл шкафчик и нашёл непочатую бутылку глинета. Сам лорд Дитмар пил крайне мало, но на всякий случай держал в доме приличный запас крепких напитков, из которого Эгмемон иногда угощался рюмочкой-другой. Взяв бутылку, Эннкетин пошёл на кухню.
Там были уже все в сборе, за исключением только Йорна. В руках у слуг белели пластиковые стаканчики, и при появлении Эннкетина все как-то заёрзали, пряча взгляд.
— Это что? — спросил Эннкетин, кивая на стаканчики.
— Вот, поминаем Эгмемона, — ответил за всех Кемало. — Что — скажешь, нельзя?
— Нет, я спрашиваю, что вы пьёте? — уточнил свой вопрос Эннкетин, глядя на смотрителя прачечной Удо, тихого, робкого парня с круглыми рыбьими глазами и круглым ртом.
— Настоечку, — ответил Удо, испуганно округлив рот.
Повар положил свои большие пухлые пятерни на стол и сдвинул брови.
— Что, разгонять нас пришёл? — спросил он с вызовом. — Не получится, приятель. Мы возьмём... и не будем расходиться!
— Да никого я не собираюсь разгонять, — поморщился Эннкетин, ставя на стол бутылку. — Вот, это будет получше вашей дрянной настоечки.
Брови Кемало расправились, он сразу подобрел и изобразил подобие улыбки.
— Вот это дело. А наш новый дворецкий тоже ничего, правда?
Все согласились. Эннкетин сказал:
— Здесь, кажется, не все собрались. Йорн что, уже спит?
— Да он не пьёт, — с застенчивой улыбкой ответил Удо.
Повар усмехнулся:
— Айнен тоже непьющий, однако пришёл.
— Так, позовите его, — велел Эннкетин. — Если поминать Эгмемона, так уж всем вместе.
— Эллок, — моргнул Кемало своему кухонному помощнику. — Сгоняй за садовником. Тащи его сюда! И без него не возвращайся.
Пока Эллок бегал за Йорном, Кемало сделал бутерброды с маслом и консервированной салмуной (1) и порезал тонкими ломтиками кислый плод хеладо, а Эннкетин разлил глинет по стаканчикам. Бутылка опустела.
— Вот и разошлась бутылочка, — вздохнул Кемало.
Эллок привёл Йорна. Увидев стаканчики и блюдо с бутербродами, он почесал бритый затылок и проговорил смущённо:
— Да я, вообще-то, не пью...
— За Эгмемона — надо, — строго сказал Кемало. — Он тебя не обижал, вот и ты его не обижай. Иди сюда, бери стакан. И вы, ребята, тоже берите.
Все разобрали стаканы. Эннкетин сказал:
— Речей не будем говорить. Давайте лучше помолчим.
С полминуты все стояли, глядя в стаканчики и посвящая своё молчание памяти Эгмемона. Подняв свой, Эннкетин сказал:
— Ну... Давайте, что ли.
— Кто не выпьет до дна, обидит Эгмемона, — добавил повар.
Все выпили. Айнен вытаращил глаза и закашлялся, и Кемало сунул ему в рот ломтик хеладо.
— Закусывай... Бери бутерброд.
Айнен со слезами на глазах жевал бутерброд со щедрым слоем масла и двумя салмунами крест-накрест, а Кемало с усмешкой похлопывал его по плечу. Йорн, зажмурившись, зажевал ломтик хеладо и засунул бутерброд себе в рот целиком. Повар сказал:
— Хороший глинет. Это из запасов Эгмемона?
Эннкетин кивнул, а Кемало порылся в шкафчике и достал две пластиковые бутылки из-под растительного масла с плескавшейся в них коричневатой жидкостью. Эннкетин нахмурился:
— Кемало, хватит.
— Да ладно, — усмехнулся повар. — Тут, если на всех разлить, только по одному стаканчику и выйдет.
— Тогда давай ещё закуску, — сказал Эннкетин.
И закуска появилась — бутерброды с паштетом. Настойка разошлась и после ещё одной минуты молчания оказалась в желудках. Айнен кашлял и вытирал слёзы, жевал бутерброд и бормотал:
— Какой ужас... Никогда больше не стану это пить...
— И не надо, — усмехнулся Кемало. — Если будешь заглядывать в бутылочку, господин Джим тебя к ребёнку не подпустит.
Эннкетин оперся руками о край стола и сказал:
— Ну всё, ребята... Теперь спать.
— Все на боковую, — продублировал его распоряжение Кемало.
Слуги разошлись, на кухне остались только Эннкетин с поваром. Эннкетин, немного посидев за столом, спросил:
— У тебя есть ещё что-нибудь съестное?
— Чеанта (2) ещё осталась, — сказал Кемало. — Пара кусков.
— Дай мне один, — попросил Эннкетин. — И будь так любезен, сделай мне ещё один бутербродик.
С куском чеанты и бутербродом он пришёл в комнату Эгмемона. Поставив тарелку на столик, он порылся в шкафчике и извлёк ещё одну бутылку, в которой глинета плескалось только до половины. Он также достал две рюмки и наполнил их, но сразу пить не стал, а сначала тщательно убрался в комнате: протёр пыль, вымыл пол и почистил ковёр, переставил корзину с цветами со стула на столик. Окинув комнату взглядом, он остался доволен порядком и только после этого присел на стул. Помолчав, он проговорил:
— В общем, Эгмемон... Если ты меня слышишь, то знай: я буду стараться. Спасибо тебе за науку. С тобой я прошёл хорошую школу, и, надеюсь, я тебя не посрамлю.
С этими словами он выпил одну из рюмок, а вторую не тронул, потом съел кусок чеанты, а бутерброд оставил на тарелке и встал со стула. Он сам толком не знал, почему так делал: скорее всего, потому что ему казалось, что Эгмемон был ещё где-то в доме. Убрав бутылку на место и оставив ночник включенным, он пошёл к себе.
Глава II. Высокие гости
Утром 26 фаруанна, в последний день истекающего 3103 года Джим проснулся с усталостью и разбитостью во всём теле. Не хотелось даже открывать глаза, не говоря уж о том, чтобы вставать, и Джим лежал, чуть живой от слабости. Сессия в академии закончилась, и лорд Дитмар сегодня оставался дома, но он, по-видимому, уже поднялся: в постели рядом с Джимом никого не было. В доме уже полным ходом шла подготовка к новогоднему приёму, и Джим уловил тонкий запах маркуады. Эннкетин, вероятно, был занят, и подать одежду оказалось некому, но Джим и не спешил вскакивать с постели. Он вообще сегодня не вставал бы: самочувствие у него было совсем не праздничное. Сквозь мучительную дремотную слабость он слушал звуки предновогодних хлопот; может быть, если бы он чувствовал себя бодрее, он бы с удовольствием принял в них участие, но сейчас он был далёк от них. Он затерялся где-то в недрах постели и не мог из них выбраться.
Дрёма заложила ему уши, и сквозь неё всё слышалось, как сквозь слой ваты. Над бесконечной белой равниной постели прозвучал голос лорда Дитмара:
— Любовь моя, ты сегодня не собираешься вставать?
Джим разлепил тяжёлые, склеенные веки. Лорд Дитмар, в чёрном костюме и зелёном галстуке, с улыбкой сидел на краю постели, источая свежий, праздничный запах маркуады. Джим застонал. Улыбка исчезла с лица лорда Дитмара.
— Что с тобой, мой милый? — спросил он, озабоченно заглядывая ему в лицо и нежно гладя по волосам. — Тебе нездоровится?
— Боюсь, я не совсем хорошо себя чувствую, милорд, — пробормотал Джим.
— И это когда Новый год на носу! — огорчённо нахмурился лорд Дитмар. — Нет, это нельзя так оставлять, надо что-то делать.
Джим не мог себе представить, что с этим можно было сделать. Наверно, только чудо могло вернуть ему силы и прогнать эту отупляющую сонливость. Предоставив лорду Дитмару ломать над этим голову, он закрыл глаза и опять увяз в клейкой, как патока, дрёме.
Его тормошили маленькие ручки, а звонкий голос кричал над ухом:
— Папуля, вставай, просыпайся! Скоро Новый год!
Джим поморщился и простонал:
— Лейлор, не кричи так громко... Мне нездоровится.
— Пойдёмте, господин Лейлор, не надо беспокоить папу, — сказал голос Айнена. — Когда ему станет лучше, он сам встанет и придёт к вам. Идёмте.
А потом липкую паутину дрёмы разорвал молодой встревоженный голос:
— Папуля... Ты спишь? Прости, я не хотел тебя беспокоить, просто хотел узнать, как ты.
Навстречу этому голосу, один в один похожему на голос Фалкона, Джим не мог не открыть глаза и не улыбнуться, потому что это был сын Странника, когда-то кудрявый голубоглазый малыш, а теперь — стройный высокий юноша в курсантской форме и с короткой армейской стрижкой. Его сильные руки приподняли Джима в объятиях, и Джим, гладя его светло-русый ёжик, проговорил с нежностью:
— Илидор, радость моя... Как я рад тебя видеть, сынок! Как у тебя дела? Как учёба?
— Всё прекрасно, папуля, — ответил Илидор. — Милорд сказал, что тебе нездоровится сегодня... Что с тобой?
— Так, небольшое недомогание, — сказал Джим, с теплотой в сердце любуясь сыном. — Не тревожься. До какого числа тебя отпустили?
— До пятого, — ответил Илидор.
— Могли бы уж и до седьмого, — проговорил Джим со вздохом.
Смотреть на сына было для Джима сладкой мукой: он был копией Странника. С лёгкостью подхватывая Джима сильными руками, он кружил его, как когда-то делал Фалкон, улыбался той же улыбкой, и в его ясных глазах блестели те же смелые искорки.
— Ты уже знаешь, что Эгмемон умер? — спросил Джим.
Брови Илидора вздрогнули и нахмурились.
— Старик Эгмемон?! Нет, я не знал... Когда?
— Двадцатого, — вздохнул Джим. — Урну с его прахом поместили в маленький склеп, который милорд Дитмар распорядился поставить в саду. Я думаю, это правильно: ведь Эгмемон был так предан этому дому и так любил его! Пусть его прах покоится там, где он прослужил всю жизнь. Кстати, он наказал Эннкетину купить для всех нас прощальные подарки... Твой лежит в тумбочке. Можешь взять.
Пальцы Илидора порывисто открыли упаковку и вынули фонарик из коробки, а губы дрогнули.
— Дорогой старый Эгмемон... Где его склеп? Я хочу его увидеть!
— Думаю, мы все вместе к нему сходим, чтобы отнести маркуадовый венок, — сказал Джим. — Погоди немного, ты его обязательно увидишь.
Они немного помолчали. Илидор, опечаленно опустив голову, держал в руках фонарик, и его взгляд влажно блестел.
— Новым дворецким стал, конечно же, Эннкетин, — догадался он.
— Да, он, — кивнул Джим.
Илидор улыбнулся.
— Я видел его, когда приехал... Он весь такой озабоченный, весь в хлопотах. Видел бы ты его лицо, папа! Как будто ему каждую секунду поджаривают зад.
Представив себе это, Джим не удержался от улыбки.
— Нелегко ему приходится, — сказал он. — Раньше он только помогал Эгмемону, а сейчас впервые всё делает сам. Как ты думаешь, у него получается?
— Мне показалось, что он справляется отлично, — ответил Илидор. — Суетится, хлопочет, всеми руководит, всюду бегает... Работает в поте лица. Думаю, Эгмемон его хорошо выучил.
В этот момент двери открылась, и вошёл лорд Дитмар в сопровождении доктора Скилфо, их семейного врача. Сегодня доктор был не в медицинской спецодежде, а в элегантном тёмно-голубом костюме и зелёном галстуке, но со своим неизменным чемоданчиком. При его появлении Илидор встал, прищёлкнув каблуками и кивнув.
— Здравствуйте, молодой человек, — поприветствовал его доктор Скилфо. — Давненько вас не видел... Служите?
— Учусь в лётной академии, доктор, — ответил Илидор.
Приблизившись плавной неторопливой походкой к кровати, доктор Скилфо поставил на пол чемоданчик и склонился над Джимом.
— Ну-с, что у нас случилось? — привычно спросил он.
Лорд Дитмар сказал:
— Эгберт, в первую очередь надо проверить, не в положении ли он.
Доктор Скилфо понимающе улыбнулся:
— Знобит?
— Нет, доктор, озноба я не чувствую, — ответил Джим. — Я уверен, что это не беременность.
— Но на всякий случай надо всё же проверить, — сказал доктор Скилфо.
Тест дал отрицательный результат. Доктор Скилфо взял у Джима ещё каплю крови и тут же провёл анализ по другим параметрам.
— Ну, что я могу сказать? Картина крови не совсем нормальна, наблюдается некоторая анемия. Также налицо признаки недостатка витаминов и микроэлементов, иначе говоря — зимнего авитаминоза. Отсюда депрессия, слабость по утрам, пониженный общий тонус. Иммунитет, надо сказать, тоже несколько снижен.
У Джима было также понижено давление, но в целом доктор Скилфо больше никаких патологий не обнаружил.
— Простите, что вызвали вас из-за пустяков, — сказал Джим. — Судя по вашему костюму, вы уже собирались праздновать Новый год.
— К счастью, пока только лишь собирался, поэтому был в состоянии приехать к вам, — пошутил доктор Скилфо. — Но не стоит извиняться, потому что ваш повод не пустячный. Недопустимо, чтобы кто-то плохо себя чувствовал в Новый год... И особенно вы, ваша светлость. Сейчас я сделаю вам инъекцию, которая поднимет ваш тонус на некоторое время, но вам следует немедленно начать принимать вот эти витаминные препараты. — Доктор Скилфо достал из чемоданчика два блистера с капсулами красного и коричневого цвета. — Вот, это всё, что у меня сейчас с собой, а большее количество вы можете приобрести в любой аптеке.
