Все рассмеялись. Шея у Ильина была и впрямь под стать бычьей, да и весь вид этого русского богатыря напоминал байки о скрещивании генов людей и животных. Густая, тёмно-рыжая шевелюра обрамляла лицо, отдалённо напоминавшее грубо высеченного деревянного идола из тех, что раскапывали археологи.

— Не брамин, а медведь, — важно поправил Ильин и привычно потянулся дать щелчка индусу, столь же привычно увернувшемуся.

— Да чего гадать? — подала голос кадет Чжан. — Вон, Линч точно знает. У неё ж вся родня в Службе работает.

Блещущая экзотической восточной красотой, Чен Чжан притягивала взгляды — восхищённые мужские и завистливые женские. Джессика не была исключением и в который раз мысленно сравнила себя с сокурсницей. Подтянутая, атлетичная, ростом чуть выше среднего, рядом с миниатюрной грациозной китаянкой она казалась себе громоздкой и неуклюжей. Её лицо, миловидное само по себе, рядом с точёными чертами Чен превращалось в нелепую и простоватую физиономию. Кроме того, успеваемость Чжан была примерно на уровне Линч, ставя под сомнение извечное противопоставление красоты и ума, и порождая неистовое соперничество за высший балл, а заодно и звание лучшего курсанта выпуска.

Надо ли говорить, что отношения у них не заладились с первого дня знакомства?

Ощутив на себе выжидательные взгляды сокурсников, Джессика с некоторым трудом восстановила потерянную нить разговора.

Намёки на блат и родственную протекцию преследовали Линч с самого поступления. Сперва она бесилась. Ну да, отец помогал готовиться, но не выдавал программу экзаменов, а просто гонял по всем направлениям как сидорову козу. Что за садистом был этот самый Сидор и за что так не любил бедное парнокопытное, Джессика не знала, но возненавидела его люто. Ну не отца же ей ненавидеть, а самом-то деле?

Потом стало легче. Нормативы сдавали все вместе, сокурсники прекрасно видели, что ногами за неё родственники не переставляют, по мишеням не стреляют, зачёты не сдают, и наряды не отрабатывают. Напряжение и недоверие ушли, остались лишь шутки и подначки.

— Знаю, — кивнула Линч, отвечая китаянке самоуверенной ухмылкой. — Экзамены индивидуальные. Чжоу будет ублажать пять полковников одновременно. Если справится успешно — сразу второго лейтенанта дадут.

— А первый в это время к ней сзади пристраиваться будет? — уточнил Ильин. — Черт, Чжоу, не сотрёшься в процессе?

— Я-то не сотрусь, а ты как с такой работёнкой справишься? — парировала китаянка, тихо закипая. Мало того, что Линч со всей очевидностью единственная, кто действительно знает, что их ждёт, так ещё и придуривается. Стерва!

Ильин задумался на несколько секунд, серьезно глядя на китаянку, а потом с тяжким вздохом признал:

— Скорее всего никак. Так и помру на тебе, — он развел руками. — Ну куда уж мне, маленькому да хилому, лезть туда, куда аж пять полковников да два лейтенанта должны гуртом кидаться? Мне бы что попроще.

Под дружный хохот в Анатолия полетела пластиковая кружка, оказавшаяся под рукой у злой Чен. Раздражительность была слабой стороной кадета Чжоу, о чём она сама прекрасно знала. И злилась от этого ещё больше.

— Я не пошлый, — гордо объявил Ильин, поймав импровизированный снаряд и демонстрируя его ржущим однокурсникам. — И поэтому, о китайский мой огонёк, не стану спрашивать, на что ты этим стаканом намекала.

— А если серьёзно, — голос молчаливого Ханса Ульриха слышали не часто, а потому все моментально заткнулись и навострили уши. — Линч, тебе даже не намекали, что будет на экзамене?

Джессика лишь пожала плечами.

— Сказали, что справимся, если хорошо учились.

— О как, — немедленно активизировался Ильин. — А ну-ка, Чжоу, теперь поведай нам про учебу и пятерых полковников.

— Сам и поведай, — огрызнулась мрачная Чен. — Я тебя на том же факультативе видела.

— Ревнуешь? — игриво подмигнул ей русский. — Чен, золотце мое, так ты только скажи — я ж тебе всю жизнь верным буду. Полностью удовлетворять, правда, не обещаю.

— А прикинь, тебе на экзамене попадётся работа в команде, — недобро предрёк Десаи. — И достанется тебе Чен в напарники. Вот когда она тебе всё припомнит.

— Хочешь сказать, что я буду первым в истории Академии курсантом, которого на экзамене в прямом смысле утрахали вусмерть? — картинно ужаснулся Ильин, прижимая руки ко рту.

Десаи уже открыл было рот для ответной колкости, но тут раздался рёв дневального:

— Седьмой взвод! Строиться перед казармой!

Взвод, поругиваясь сквозь зубы и на ходу торопливо приводя себя в порядок, высыпался на залитый солнцем плац и с отработанной за шесть лет учебы скоростью и точностью построился в три шеренги, по количеству отделений.

Джессику поначалу удивляло внимание к строевой подготовке. В конце-концов, СБшники редко стояли в строю и ходили в ногу. Другая специфика службы, другие задачи, акцент на самостоятельное выполнение заданий. А тут тупая муштра. Ясность внёс отец. "Дисциплинирует, — коротко пояснил он. — А заодно лишает многих иллюзий на свой счёт".

Тут он оказался прав, иллюзии на плацу выживали плохо.

Командир взвода, уоррент Барнс, вышел вперед и, сцепив руки за спиной, сказал:

— Ну что, господа курсанты, — строй дружно хихикнул — в первый год учебы Барнс называл их говнюками, затем — засранцами, и лишь на шестом курсе наконец впервые назвал курсантами.

— Сегодня, как вы все помните, начинается ваша практика в полиции. Для особо умных — да, Ильин? — напоминаю: срок практики — месяц, место прохождения — полицейские участки нашей любимой планеты Земля, по которым вас, уникумы, раскидают по одному, дабы нанести как можно меньший ущерб работе полиции. И то, если честно, мне их жалко — вы ж, любимые мои головоногие моллюски, от любопытства своего дурного да ручонками корявыми не то что полицейский участок — авианосец раздолбаете. Но, к сожалению, решать не мне. А жаль... — он с деланным разочарованием вздохнул, а затем, вынув из висящей на левом боку полевой сумки планшет, продолжил:

— Итак, практика. На время практики вы поступаете в полное распоряжение куратора и начальника участка, к которому приписаны. Там вы будете работать, жрать, и не исключено, что и спать вам придется там же. Если вообще повезет спать. Но жилье вам выделят, чтобы соблюсти хоть какие-то нормы приличия по отношению к таким вот засранцам, как вы, мои маленькие мартышки. Отдельно обращаюсь к двум уникумам — Ильину и Линч.

Джессика изобразила на лице живейшее внимание.

— Вы, двое. Чтоб без эксцессов, ясно? Если я узнаю, что вы опять раздолбали служебную машину, или выёживались друг перед другом на флаере, — Ильин покраснел и потупился, Джессика сделала вид, что никогда в жизни о подобном даже не задумывалась, — или просто решили смотаться в гости к однокурсникам, то выдеру вас так, что на экзамен пойдете враскорячку, с холодными компрессами на задницах. Ясно? Массовики, чтоб вас так, затейники.

— Да, сэр, — хором, но без особого энтузиазма в голосе ответили распекаемые кадеты.

— А я ж тебе говорил — дай я поведу, — уголком рта пробурчал Ильин. — Нет же, дорогу ты, видите ли, знаешь...

— Нечего было за штурвал хвататься, — шепнула в ответ Линч, преданно пожирая взглядом уоррента.

— Да откуда ж я знал, что у этих кошачьих таратаек такой руль чуткий? — в сотый раз с момента того памятного ДТП на станции рысей повинился Анатолий. — И вот обидно — коты хоть бы что, а нам до сих пор припоминает.

— Заткнись, а? — попросила его Линч, заметив недобрый взгляд Барнса.

— Вы, неразлучники, — словно подслушав её мысли, усмехнулся уоррент. — Во избежание эксцессов в виде вашего трогательного союза разрушителей практику будете проходить на разных континентах.

Барнс уставился в планшет.

— Десаи!

— Я!

— Восемьдесят восьмой участок города Каир!

— Есть!

— Чжан!

— Я! — отозвалась китаянка.

— Пятый участок, город Лондон!

— Есть!

— Ильин!

— Я! — предчувствуя недоброе, отозвался русский. Уоррент хитро посмотрел на него, затем на Джессику и вынес приговор:

— Тринадцатый участок, город Нью-Йорк!

— Есть! — облегченно рявкнул Ильин, ожидавший назначения на какую-нибудь станцию в районе Антарктиды.

— Линч! — уоррент сделал вид, что задумался.

— Я!

Линч особенно не дёргалась. В какую бы задницу не засунули, это будет полезно и познавательно. Ну, кроме разве что пресловутой Антарктиды, которой время от времени пугали всех курсантов.

— Второй участок, город Москва! — объявил взводный. — Ульрих!

— Я!

Зачитав весь список, Барнс убрал планшет обратно в сумку, сцепил руки за спиной и, глядя на свой взвод из-под низко надвинутого на лоб козырька полевого кепи, сказал:

— Представители от названных участков уже ждут вас на первом КПП. Не заставляйте их ждать вас особо долго. Удачи вам, ребята. Р-разойдись!

Ильин тут же получил острым локтем под рёбра.

— Колись, куда в Москве стоит сходить.

— У-у, — задумчиво протянул здоровяк, теребя себя за нижнюю губу. — Много куда. Кремль, само-собой, Арбат, — принялся загибать он пальцы на руке. — Третьяковская галерея, Кубинка, Поклонная гора, Сколково, если повезет, то как раз на традиционное авиашоу попадешь — там народ на разных раритетах времен зари авиации фортеля закладывает. Да и местные, я думаю, тебе не дадут засидеться. А если мне повезет, то постараюсь по выходным выбираться.

— Ага, машинами столбы считать, — немедленно внес свою лепту пронырливый индус. — Ты, Анатоль, лучше бы деньги подсчитал.

— Нафига? — не понял тот.

— А кто будет за разбитые тобой машины платить? — заржал Десаи и торопливо дернул в казарму за ранцем.

— Гад мелкий, — добродушно проворчал русский, смущенно почесывая затылок. — Джесс, пошли наверное, не будем заставлять людей ждать.

Глава 4

Еще вчера ничего не предвещало беды — обычное утро обычного опера в звании лейтенанта полиции города Москвы, столицы Русского сектора. Но, увы — мы предполагаем, а жизнь — располагает. И располагала она редкостной подлянкой, подсунутой лейтенанту полиции Андрею Рысеву: начальство в лице полковника Смирнова, мудро назначило его куратором стажёра из Академии СБ, расположенной в Норвежском секторе.

СБ в полиции уважали, но чисто умозрительно, издалека. Пока безопасники не лезли в их дела, всё было в порядке, но стоило назойливым черномундирникам появиться в участке, как начинались проблемы. Эсбэшники имели дурную привычку совать свой нос куда не следует и чаще всего вели себя так, будто были в участке не гостями, а хозяевами. Даже если официально сотрудники СБФ прибыли, чтобы оказать чисто консультационную помощь полиции, агенты постоянно порывались раздавать приказы. А ещё этот взгляд... Сверху вниз, с лёгким снисхождением. Андрей ненавидел этот взгляд и одновременно удивлялся, как эсбэшники умудряются одаривать им даже тех, кто значительно превосходил их в росте. Видимо, у СБФ были расширенные полномочия не только в рамках законов Конфедерации, но и законов физики.

Стажёра из СБФ у Рысева за всю историю службы ещё не было, но рассказанных коллегами историй с лихвой хватало для мрачного предвкушения катастрофы.

Вообще-то, стажёр был существом бесправным и подчинённым. На него сваливалась самая простая и, обыкновенно, нудная работа, он бегал за кофе, рассылал гражданам повестки и занимался всей той ерундой, до которой у оперов обыкновенно не доходили руки. Сперва к стажёру присматривались, а потом, если тот не оказывался идиотом (тут Андрею кстати вспомнился Мишаня, недавнее "приобретение" коллеги. Портрет горе-стажёра, по общему мнению копов, должен был служить иллюстрацией к слову "кретин" в толковых словарях) начинали брать на настоящие дела. Стажёров обучали, опекали, но в, конечном итоге, пользы от них было куда больше, чем вреда.

Со стажёрами СБФ была особая история.

Некоторые из них были тише воды, ниже травы, но по окончанию их стажировки в участок заявлялись проверки с точными наводками о том, какие нарушения и где следует искать. Обыкновенно это касалось ненадлежащее выполненной бумажной работы, или излишней изобретательностью полицейских в работе с подозреваемыми. Работа участка была парализована на время проверки, провинившихся лишали премий, а иногда и увольняли. Последнее, на фоне растущей безработицы, особенно пугало.

Бывали и другие. Умники. Они донимали всех цитатами из инструкций, наставлений, уставов и законов, кичились уровнем своего обучения, будущей работой в одной из самых серьёзных и уважаемых структур и, что особенно раздражало полицейских, смотрели с той самой снисходительностью. Сопляки, не нюхавшие ни пороха, ни настоящей жизни, ещё не получившие своих значков, уже считали себя выше них, простых смертных.

И ведь не поучишь их, как прочих, по-свойски. Не достучишься до совести через печень, чтобы начали думать башкой, а не раздутым эго. Даже плохой оценкой за стажировку грозить зачастую бессмысленно. Никто не знал, как она вли иные сопляки потом возвращались уже полноценными агентами и не успокаивались, пока не сводили счёты с обидчиком. И не объяснишь ведь, что для его же пользы по морде настучали. В Русском секторе до сих пор в ходу была древняя поговорка — "разум сын кулака".

Нет, наверное бывали в СБФ и нормальные агенты, и нормальные стажёры, но видно о них говорили меньше. Да и не верил Андрей, что может получить нормального стажёра. Не с его везением.

В общем, воображение Рысева рисовало картины одна мрачнее другой и настроение лейтенанта стремительно приближалось к нулевой отметке. На служебную стоянку Академии он сажал флаер, уже пребывая в уверенности, что именно ему подсунули самого тупого, нерасторопного и самовлюблённого стажёра за всю историю Академии СБФ.

Его стажёр прибыла несколькими минутами позже, в традиционной чёрной полевой форме СБФ и с дорожной сумкой за плечом. Среднего роста молодая девушка того телосложения, что принято называть спортивным. Короткая стрижка была довольно удачным компромиссом между традиционным "ёжиком" и женской причёской. Немного косметики могли бы превратить миловидное лицо в хорошенькое, из тех, что принято называть "на любителя", но косметикой кадет, очевидно, пренебрегала. Взгляд серьёзных серых глаз прошёлся по Андрею с головы до ног, измеряя, оценивая и запоминая. Узкий нос с горбинкой, вкупе с этим взглядом, придавал лицу девушки хищное выражение.

Её движения дополняли этот образ. Для стороннего наблюдателя кадет просто шла бодрой пружинистой походкой, но опытный взгляд Рысева отмечал менее очевидные детали. Он вряд ли смог бы описать словами, что именно отличается в движении подготовленных бойцов. Животная плавность и текучесть, отсутствие лишних, ненужных движений, и особое состояние готовности. Не напряжённости, а именно готовности. Как обыкновенная домашняя кошка, только что неспешно шагает по своим кошачьим делам, а в следующий миг взвивается в прыжке за пролетающей мимо мухой.