Но друзей у Стратега быть не может. Как не может быть близких или других привязанностей. Ведь такие привязанности — это слабости. А слабость всегда может использовать другой Стратег для своей победы.
Поэтому те непосвященные жители Харр которые более менее сносно разбираются в работе Стратегов (она не представляет собой великой тайны, скорее уж к ней просто нет особого интереса) считают, что оные Стратеги это люди особого склада ума. Не от мира сего. Может быть, так оно и есть?
'Некоторые считают, — подумала Рикона, глядя черные извивы волос пророка, змеями свивающиеся на самой верхней ступени у трона. — Что пророк тоже когда-то был Стратегом. Но он сумел подняться так высоко, что, дескать, просчитал смерти всех своих собратьев и сумел на практике доказать правдивость расчета. Путем исполнения части из них. А потом Архитекторы сделали с ним что-то такое... от чего он изменился окончательно. И стал пророком. Сновидцем. Ловцом крошечных жемчужин истин грядущего среди океана ночных кошмаров, предсмертного бреда живущих... Чушь'.
— Не деньгами и не богатствами измеряется счастье для тебя, госпожа Виссарди, — провозгласил обитатель трона. — А, так же как и для всех нас, взявших на себя заботу о жителях острова и Великом Деле Харр, близостью к исполнению конечного замысла.
'Ага, — не без ехидцы усмехнулась Рикона. — Много ты знаешь. Конечный замысел? Это неплохо, но я весьма слабо представляю себе, что оно такое. Для начала мне бы получить повышение в ранге... и свободных дней тридцать. Как раз хватит, чтобы избавиться от этой сучки Дэвиля! Такая комбинация намечается!'
За своевременное исполнение задания ей полагались дней десять отдыха. Тоже неплохо. Стратеги почти никогда не отдыхают, всегда занятые своими просчетами. А выходные они, как правило, используют для продумывания долгосрочных комбинаций. Поэтому отдых цениться среди Стратегов куда больше денег. Тем более что как раз в деньгах они никогда не испытывают недостатка.
— И сейчас, хорошо послужив, ты как никто иная заслужила свою награду, госпожа Виссарди, — он не шевелился. Кажется вообще никогда. Во всяком случае, во время личных аудиенций. Мумия, шутки ради обряженная в богатый саван. — Но отдыха тебе не видать.
Слова упали и растаяли в высокомерии нефрита Церемониального Зала. Рикона недовольно выгнула бровь.
— Случилось так, что твой талант снова нужен нашему острову. Даже больше чем когда-либо.
Негоже перебивать пророка. Стратег слушала, выражая недовольство бессловесно. Рука уперлась в крутое бедро, а голова сама запрокинулась выше. Сложно смотреть свысока на одну из самых могущественных сущностей в мире. У Риконы почти получилось. Веки пророка чуть дрогнули, приоткрыв глаза больше чем на половину, а левый уголок губы пошел вверх.
Этого оказалось достаточно, чтобы против воли втянуть голову в плечи и, потупившись мрачно выслушивать разглагольствования. В груди росло чувство раздражения, но его Рикона безжалостно глушила. Стратег всегда должен думать отстраненно.
— Тебе придется сделать весьма простую вещь. В диких землях есть человек, которого ты должна доставить на остров. Конвоировать, если только это слово тебе по душе.
— Что?!!! — задохнулась от негодования госпожа Виссарди. 'Гребень' золотых волос возмущенно затрясся, стараясь вернуть солнечной гриве привычную свободу. Но серебряные (под цвет отдельных прядей) шпильки держали прическу крепко. — Меня, Стратега-дознавателя посылать делать работу низших? Если так не терпится, отправьте кого-нибудь из непосвященных служителей, уверена это покажется им детской забавой! Или ту же Селену! Ей должно понравиться шляться среди дикарей!
Стратег Селена, 'уродина', как её называла Рикона, была самым презираемым существом для госпожи Виссарди. Но вот, сознаться в том, что скрывалось под презрением, она не смела даже самой себе.
— Госпожа Виссарди, — ей показалось или он пошевелил пальцами? — я сейчас не обсуждаю кандидатуры. Я говорю, что эта задача возлагается на вас. И не, потому что этого хочу я. Я видел, что именно вы сможете её выполнить.
Ясно. Стало быть, в самом деле, не отвертеться. Тем более что пророк никогда не 'видит' мелочей. Значит ли, что дело серьезное?
— На время выполнения задачи, вы получаете 'белый цветок'. Все Стратеги уже оповещены об этом.
Рикона умела держать себя в руках. Поэтому не опозорила себя растерянным видом. 'Белый цветок'? Хорошо. Отлично.
Это значит, что пока Рикона не завершит свое дело, прочие Стратеги обязаны исключить её из своих расчетов. Никто из них не имеет права ей пакостить, если говорить совсем уж вульгарно. Чтобы не отвлекать Стратега от основной задачи, которая изначально требует сосредоточения всех сил. Что в свою очередь означает...
— Кого я должна вам привести? — с покорным любопытством спросила Рикона. В душе по-прежнему кипело возмущение, но разум настойчиво напоминал, что личные поручения пророка это истина в последней инстанции. Это почти что воля Харр.
— Человека, — а вот теперь ей не показалось. Голос пророка чуть-чуть, самую малость, но дрогнул. Неуверенность? Он неуверен? — Человека, что стал сосредоточением полюса магических сил, а поэтому в силу многих обстоятельств способного замедлить наш грядущий триумф. Я говорю это вам, госпожа Виссарди, чтобы вы в полной мере осознали насколько серьезно ваше дело. И не относились к этому человеку с пренебрежением. Этот человек уже достаточно давно пытается мешать нам. Но доселе он блуждал в потемках. Сейчас все поменялось. Кроме прочего он может быть повинен в гибели нашего посланца.
— Какого?
— Корнелия Ассимура. Он умер при весьма таинственных обстоятельствах.
Всего несколько секунд потребовалось Риконе, чтобы вспомнить обладателя громкого имени. И не сдержать кислой гримасски:
— Альбинос? Этот низший?
— Он был лучшим среди низших. А как воин превосходил многих непосвященных.
— Он так и не стал равным, — с пренебрежительным смешком поведала Рикона. — А это говорит о его способностях лучше всего.
Тут она почувствовала, что несколько увлеклась и, попросив прощения, смущенно умолкла. Пророк, словно ничего и, не заметив, продолжил:
— Так или иначе, ты должна доставить на остров этого человека. Можешь воспользоваться низшими. Если потребуется, можешь говорить от имени Харр. Но привести его ты должна. Срок — не больше трех месяцев. Его имя Дракон Грай Триградский. Прочее неважно.
Имя прозвучало. Что ж. Отлично. Рикона не удержалась от легкой улыбки — эти дикари так любят пафосные прозвища. Варвары.
— Это все? Я могу быть свободна?
— Подожди, — левая рука пророка поднялась с подлокотника. И бросила что-то на ступени, хотя его горсть была пуста.
По полу раздалась веселая дробь. Рикона с участившимся сердцебиением смотрела, как быстро приближаются весело подскакивающие в половину её роста шестигранники. Сорок шагов. Кости замерли у самых носков её туфель.
Шесть-Шесть. Уж кто бы сомневался. Она подняла кости с изображения пирамидальной модели мира, лишь мельком осмотрев их из любопытства. Прозрачные словно из александрита с золотыми точками очков.
— Используй их, — сказал пророк, опуская свою изможденную руку назад. — И можешь, если выполнишь задание, оставить себе.
Оставить их у себя? Вот это поистине царский подарок! Рикона не могла поверить своим ушам. Кто же таков этот Грай, если для его поимки остров отправляет Стратега?! Да еще с 'белым цветком'! Да еще и с вот этим подарочком!
— Это все. Можешь идти, готовиться к отплытию. Прощаться с друзьями.
Последние слова снова болезненно резанули слух. А пророку, очевидно, было плевать. Самый талантливый среди Стратегов, которого изменили Архитекторы, даровав силу видеть вероятности? Не-е-ет. Это точно чушь, которую выдумывают непосвященные, чтобы хоть чем-то занять умы.
Её взгляд выделил самую главную деталь в облике пророка. Ту, на которую обычно
старались не обращать внимания. Тяжелые браслеты на хрупких запястьях. И внушительные цепи, которыми пророк был прикован к трону. Их не снимают с живого. Это единственная истина, которую о пророках доподлинно знали все Стратеги. И самый умный из них никогда не позволил бы, оказать себе такую честь.
Тонкая как игла башня из белого камня пронзала солнечное небо, вздымаясь над серебрящимися снегом крышами домов и густым белым дымом из печных труб. Город Светлынь, один из крупнейших в Брайдерийском Царстве, всегда славился своими волшебниками. Не меньше чем известными по всему континенту стеклодувами, чье мастерство по заслугам оценивали даже за границей.
Стоящий ближе всего к западной границе, за которой темным змием притаилось Триградье, этот город был своеобразным заслоном Царства перед текущими из вотчины Мрака веяниями. Поэтому во многих смыслах был передовым. Здесь, кроме всего прочего располагалась единственная во всем Царстве (а может и мире) Семинария Волховства. Достойных молодых людей обучали премудростям таинства волхования, знахарства, боевой магии и другим тонкостям.
И хотя некоторые старые волхвы нередко ворчали, что 'негоже божий промысел, в ремесло превращать', на работу Семинарии это никак не влияло. Больше того из года в год число желающих обучаться только росло — сам Яромир Славный одобрил идею 'школы чародеев', помогая деньгами и царским благословением. Еще бы — ранее волхвы учились друг у друга, в закрытых Капищах, перенимая традиции 'из уст в уста'. Из десяти достойных только одному везло стать учеником настоящего волхва. Теперь же проблема такого дефицита была почти решена и из десяти восьмеро могли обучаться в Семинарии. Конечно, аколиты обязаны были получить сначала благословение кого-то из Богов — эту традицию отменять нельзя, но в целом процесс преумножения магической мощи Царства ускорялся значительно.
В этом кстати некоторые старые служители Культа Семаргла, видели лихое — ведь волхв это в первую очередь посредник между мирами, а Семинария низводила его, до обычного 'чина', сродни писарю или тиуну. Не насмешка ли? Поэтому старообрядцы не торопились идти учить своим секретам молодые поколения, игнорируя личные просьбы приближенных Яромира.
Однако по странному совпадению, после жутких побоищ устроенных людьми магам, во время 'сна магии', Царь сумел-таки убедить служителей Богов, что им следует распространять свои знания в народе. Хотя бы и для того, чтобы обезопасить себя в дальнейшем.
На том и порешили. И теперь Семинария стала действительно процветающим местом, где уроки мастерства давали подчас и Старейшины Капищ. Больше того, среди семинаристов ходили упорные слухи о том, что Царь хочет лично покровительствовать расширению числа преподаваемых наук — приглашать в Семинарию профессоров алхимии из Балбараша, например. Сперва это намерение считали шуткой, но шла уже середина зимы и нежданно-негаданно в Семинарии произошли крупные перемены.
... Певуче-нежно прогудел медный колокол над Палатой Познания. Время занятий началось.
— Итак, — Старейшина Семинарии сидел, по-своему обыкновению сложив болезненно-тонкие пальцы шпилем перед лицом. Невысокий, в снежно-белом одеянии с красными оборками и вышитыми на нем рубиновым цветом оберегами. Его гордость — ухоженная умащенная ароматическими маслами борода, доставала до колен. — Братья волхвы. Прошли две полные седмицы, с той поры как Капища обратились к нам за помощью.
Совет Семинарии с некоторых пор представлял собой серьезную силу. Волхвы-наставники, все чаще именуемые более общим словом 'маги', здесь подобрались далеко не самые слабые. Более того, опыт старших собратьев, прикипевших к ритуальным местам и традициям, они искупали живостью ума, тягой к разного рода экспериментам. Словом, несмотря на тщательно скрываемое недовольство прочие волхвы относились к семинарским с изрядной толикой уважения. Не брезговали порою применять рецепты своих 'ученых' собратьев на практике.
— Как вы все разумеете, отказывать в помощи собратьям нам негоже, — обводя совет пытливым взором продолжил Старейшина. Волхвы новой формации понимающе кивали. Все они прекрасно сознавали истинное значение звучащих слов — 'это вызов нам и нашему делу, если сейчас откажемся, грош нам всем цена'.
— Однако. Вынужден признать, что за прошедшее время мы не почти не сумели сдвинуться с места, — речь его правильная и отточенная часами ораторских споров, совсем не походила на пестрящее архаикой и устаревшими оборотами бормотание придерживающихся традиционных взглядов братьев. — Явление, или даже скорее феномен... позволю себе употребить слово наших ученых коллег из Балбараша, настолько необыкновенно и непохоже на все с чем мы доселе могли столкнуться, что совершенно ясно только одно. Привычные категории познания в случае с феноменом не работают.
Уточнять не требовалось: все наставники Семинарии отчетливо понимали о чем идет речь.
— Феномен? — грубо прорычал Годун. Даже в хорошо натопленном помещении косматый волхв не расставался со своей излюбленной шубой, добавляющей ему сходства с известным зверем. — Очень мягкое описание этой дряни! Я потратил почти все свои запасы весеннего сбора трав и не добился ровным счетом ничего!
— Да и времени на исследование маловато, — поддержал его костлявый мужчина, более похожий на подростка, шутки ради запущенного на совещание мэтров волшебства. — Подопытные ведут себя очень неспокойно. А их тела подвержены разрушению в кратчайшие сроки. Похоже на одержимость.
— Нет, — как всегда в кулак себе пробасил кривоносый великан с распущенными на спине мышастого цвета волосами. На мощной шее висело ожерелье из мелких косточек и разноцветных перьев. Одеждой ему служила дерюжная рубаха и безрукавка из волчьего меха. На поясе он держал ритуальный кривой кинжал. — Не одержимость. Говорю же, духа-держателя можно вызвать на разговор. И повадки у человека другие при одержимости.
— Трудно не согласиться с друидом, — с достоинством ответил костлявый маг, по имени Милош. Хороший заклинатель погоды и природных сил. — Вы знаете о чем говорите. Но нужно же хоть как-то обозначить эту чудасию. Они не одержимы духами, но ведь это не значит, что они нормальны. А мы до сих пор не можем понять даже и то, почему загадочная болезнь избирает тех, а не иных людей. И как она передается, мы тоже не знаем.
— Зато мы очень хорошо знаем кто может быть повинен, — грозно сказал заместитель Старейшины. — Болезнь проявилась после того как проснулась магия! Когда все мы ощутили черное дыхание, возмутившее наших Богов!
— Ну-у, Эльмеор дорогой, что вы такое говорите! — поморщился Старейшина. — Всплеск конечно зафиксировали, но утверждать, что за всем безобразием стоит наш давний враг... это непрофессионально.
Заумные обертоны в речах типично деревенского деда-коротышки звучали забавно. Но едва ли на всем белом свете нашелся бы тот, кто добровольно признал их таковыми. Вот и присутствующие хранили на лицах благожелательное почтение.
— Вы все прекрасно знаете, когда начался 'сон магии'. Мы еще подумали, что он погиб. Но нет, этот хитроумный честолюбец выжил. И я считаю, что он и никто иной стоит за всеми этими кознями.
