Вот, говорят, приближается Комета. А чего приближается? Может, на другом конце великой причинной цепи какой-то хулиган жестоко пнул кошку, и возмездие за его поступки так разрослось, что вышло даже за территорию планеты? Или на другом конце сидит сам Триликий, лениво дёргая за цепочку, когда становится особенно скучно наблюдать за жалкими людишками? А может, эта цепочка и не в руках его вовсе, может, она держит кандалы, и каждый раз, когда Всевышний пытается сбежать от своего нелепого творенья, срабатывает закон возмездия и повсеместно происходят странности и чудеса? А люди молятся, благодарят, а Богу уже тошно от их гудения...
Всё это проносилось в головке Алеандр Валент чередой ярких картинок из лубочных историй на манер приключений Капината Эла. Впрочем, скорее неуёмная травницкая фантазия дорисовывала их из вереницы звёздочек и пятен, мелькавших перед глазами. Девушка лежала навзничь прямо посреди просторной комнаты и с трудом пыталась соскрести в кучу разбросанные по закуткам гудящей головы мысли. Рядом на полу практически равномерным слоем простирались мусорные горы и пыльные долины, создавая пейзаж идеальной комнаты молодого изобретателя. По углам жались тщательно копящиеся ещё с приходской школы поделки: кривоватые заготовки под артефакты, альбомы первых гербариев, глиняные скульптурки, самодельные куклы и настоящие холсты с первыми набросками. Их было так много, что углы помещения практически сгладились, образовав овал. В нём располагалась большая, заваленная разноцветными подушками кровать, обвисая слоями пледов и покрывал; многоуровневый стол для опытов, что почти сливался с многочисленными полками причудливым органом, и высокие стойки изогнутых вешалок, томящихся под грудами одежды, сумок, платков и засушенных цветов. Последние, к слову, сейчас были опрокинуты и валялись по бокам от хозяйки верными телохранителями. На месте падения вокруг их тел образовался ореол чистых дубовых досок, казавшихся неприлично яркими на фоне остального, усыпанного раструшенными зёлками, канареечным порошком и совершенно не опознаваемыми (возможно, даже съедобными) хлопьями.
Алеандр Валент было плохо. У Алеандр Валент ныло всё тело, болел отбитый копчик, и отчаянно чесалась подживающая после укуса зомби-козла ладошка. Почесать ладонь она не могла: в ней было плотно зажато горлышко от флакона с редким в этих краях устричным соком, который удалось выиграть в карты у хозяйского сына. Тот, бедный едва не рыдал, расставаясь с папенькиной незаменимой настойкой, без которой почтенный ратиш не мог посещать своих многочисленных фавориток. Поэтому девушка скорее скончалась бы от чесотки, чем позволила пролиться столь ценному ингредиенту. Вторая рука была практически свободна, аки специализированная ложка для помешивания зелий погнулась очень странным браслетом. Эл попыталась дрыгнуть ногами, в ответ, чудом уцелевший тапочек сорвался с пальцев, громко звякнув о стекло.
— А это была моя любимая тарелка с танцующей коровой, — задумчиво проговорила Алеандр Валент и тяжело вздохнула (на большее её пока не хватило).
В ушах всё ещё стоял гул и противное потрескивание алхимической реакции, идущей вразрез со всеми правилами смешивания эссенций, смутно хранимыми в переполненной травницко-лекарскими познаниями памяти. Девушка давно подозревала, что алхимия, как вид чародейства, был создан великими предтечами исключительно для того, чтобы свести в могилу одну конкретную дочь Академии Замка Мастеров. При этом наука сия умудрилась обзавестись собственной дурной волей и норовила злонамеренно испортить своей врагине жизнь. Ведь по ряду принципов и норм не так уж и далеко располагалась она от травничества и зельеварения, чтобы быть тёмной и далёкой для девицы, столь поднаторевшей в смешивании растительных и животных составов. Юная чародейка даже серьёзно полагала, что ранее эти науки были едиными, а травничество вынесли исключительно во избежание перенасыщения факультета отчаянными студиозами. Следовательно, любой хороший травник по определению должен быть не дрянным алхимиком и наоборот.
Суровая же реальность в который раз доказала глупость всяких теоретических выкладок. Доказательство было более чем наглядным и крайне доходчивым. Валент, допустим, до сих пор не могла отойти от первого впечатления и только гадала, не полыхает ли в данный момент её любимый рабочий стол, не смотря на все слои огнеупорных чар и пропиток.
Рядом непозволительно громко для воцарившейся в комнате тишины вздрогнула обрушенная вешалка и с душераздирающим скрежетом отъехала в сторону, освобождая крышку напольного люка, связывающего комнату Алеандр с остальным пространством флигеля. Дверца приоткрылась и из округлого проёма свежепризванным демоном появилась голова заспанной и отчего-то чрезвычайно злой духовника.
— Если ещё раз, — хрипло проговорила она, шипя, как заправская гадюка, — у меня над головой что-то будет грохать, то, клянусь Триликим или кем ещё сейчас принято клясться, я устрою Чёрную Мессу в одном конкретно взятом поместье!
Алеандр с трудом повернула голову на звук и попыталась сфокусировать взгляд на подруге, поскольку после удара глаза всё время норовили сбежаться к переносице. Чуть опухшая спросонья, взлохмаченная блондинка в старой застиранной ночной рубашке и клетчатом шейном платке была далеко не тем зрелищем, которым можно любоваться с утра пораньше. Широкие, проникновенной глубокой синевы полукружия под её глазами смотрелись первосортным фингалом, покрасневшие веки выдавали бессонную ночь, а оголённые клыки не менее содержательное утро. Казалось, духовник начинала мутировать, приближаясь к своим обычным клиентам, как на физическом, так и на ментальном уровнях. И если вопль баньши из-за травмированного горла блондинке стал недоступен, то покусать вурдалаком точно могла и, судя по выражению лица, собиралась.
— Та-а-анка, — голосом умирающего, что на смертельном одре умудрился собрать всех своих кредиторов, простонала поверженная травница, простирая к подруге закованную в ложку руку, — посмотри, как там стол. Не горит?
Утончённые черты лица Чаронит, слегка заострившиеся от пережитых приключений, исказила такая рассерженная гримаса, что, будь у Алеандр побольше сил, непременно бы отскочила подальше. В её представлении именно с таким выражением морд бойцовская нежить рвала друг друга на аренах закрытых клубов.
— Дым под потолком есть? — поспешила уточнить Эл, пока не выспавшаяся подруга не разбушевалась: подниматься на ноги, когда в воздухе распылён неизвестный результат неудачного опыта, совершенно не хотелось.
Были прецеденты, когда после таких легкомысленных подъёмов Замок недосчитывался парочки алхимиков, а иногда и десятка учеников. Один раз Мастер вообще впал в неистовство, перекусал подмастерьев, бегал по Академии со спущенными штанами и поджёг бороду Старшему Мастеру. Последнее, как полагала Валент, было никак не связанно со спорами берсечной плесени.
Яританна её предусмотрительности не оценила.
— Ты меня поняла? — копируя одну из самых страшных интонаций Воронцова, проговорила она, нехорошо щурясь, и поспешила скрыться в люке.
— Постой-ка! — взвизгнула Алеандр, рванувшись наперерез ускользающему источнику информации, которой в гудящей после падения голове было катастрофически мало. — Ты сказала ещё раз? А что до этого грохало? Я же тихонько кровь той нежити растирала.
Как ни силилась, травница не могла вспомнить, когда ещё могла так шуметь, чтобы разбудить духовника. Помнится, вчера после ужина они расходились спать поздно, а когда на рассвете Эл поднималась в лабораторию, Танка спала так крепко, что у неё на макушке могли отплясывать пьяные леприконы. Лестница, под которой Ригорий Валент расположил диван для редких гостей дочери, конечно, скрипела и раскачивалась порой, но Эл наловчилась взбираться по ней совершенно бесшумно. Да и консервация ингредиентов, извлечённых из загривка нежити, кусок чьей кожи красовался теперь в рамке на стене рядом с дипломом об окончании образования старшего брата, проходила практически бесшумно. Единственным исключением был недавний взрыв, хоть Эл была готова поклясться на большом гербаристике, что белковые соединения так с устричным соком реагировать не должны. Как именно реагируют ткани неизвестной нежити на этот состав, должен был показать проводимый эксперимент, но травница была уверенна, что точно не таким выбросом силы.
Яританна Чаронит отнеслась к её заявлению скептично и даже соблаговолила высунуться из лаза обратно, чтобы этот скепсис продемонстрировать.
— Дай припомнить... — изобразила раздумья она, постукивая сине-зелёным от свежего синяка пальцем по подбородку, — кроме оброненных чашек и хлопанья сундука? И кроме топота твоих дорогих кузин, имеющих второй ипостасью, определённо коров или мастодонтов, чтобы так отбивать пятками ступени?
— Каких кузин? — придушенно выдохнула Эл, стремительно белея от нехороших предчувствий.
— Не моих же!?! — возмутилась Танка. — Да я от их топота и проснулась в первый раз. Ломились к тебе, как угробьцы в винную лавку, хотя даже я помню, что тебя за экспериментами нельзя беспокоить. Потом назад ещё едва ли не свалились. У-у-упырицы.
С Яританной стоило дружить уже хотя бы за то, что она терпеть не могла большую часть представительниц своего пола и подчас очень метко подбирала определения. Сама Эл сейчас справиться с этим просто не смогла от переполнявших её возмущения и обиды. Она лишь беззвучно хватала ртом воздух, силясь сформулировать обуревающие её чувства одним словом, а лучше полноценным проклятьем.
Сколько раз на семейных обедах поднимался вопрос неприкосновенности личного пространства! Сколько раз вешались замки и листовки с предупреждениями! Сколько раз сами нарушители страдали, надышавшись опасными испарениями иль натершись неизвестной мазью! Всё нипочём! Дамам из семейства Бельских, что по какой-то, только им известной, причине считали именно себя законными хозяйками не только дома управляющего, но и всего поместья, в скромной комнатке Алеандр словно манок установили. Тянуло их к развешанным под потолком травам, манили неподписанные чуть светящиеся пузырьки, сами просились в руки баночки с настойками и притираниями. И бес толку было доказывать, что мази недоработаны, а порошки дороги. Непередаваемое трио считало себя вправе распоряжаться имуществом какой-то там родственницы по собственному усмотрению. Чаще всего их усмотрение простиралось на всё, хоть отдалённо напоминающее косметику и заканчивалось слезами, причитаниями и лечебницей за счёт "отравившей" стороны. При этом стоило самой Эл хоть зайти без стука в комнату кузин, как Гала Бельских уже рыдала на груди брата, сетуя на притеснение несчастных сиротинок.
Алеандр Валент приподнялась на локтях и привычно окинула взором лабораторное пространство. Несмотря на вечный бардак и полный хаос, травница каким-то специфическим, исключительно травницким чутьём опознавала, когда в её комнате что-либо двигали. Процедура походила на детскую игру "Найди десять отличий", но не раз уже спасала девушку после визитов дорогой родни, когда неподписанные флаконы исчезали, а результаты экспериментов менялись местами. Пока единственным отличием в комнате был отъехавший от удара стол и расколовшийся подоконник. Это наталкивало на печальные выводы. Эл подозрительно принюхалась, а потом с преувеличенной осторожностью отхлебнула из зажатого в руке флакона.
Что за субстанция оказалась во внутри, Танке догадаться не удалось. Эл долго кривилась, морщилась и фыркала, что для ядов было несвойственно, потом вытащила из-под рубашки болтающийся на шнурке потрёпанный свиток, нащупала под собой огрызок карандаша и тщательно записала свои выводы.
— Точно, — кивнула собственным умозаключениям Валент, — всё сходится. Только они могли это утворить. Вот гадины!!! И ведь уволокли одну из самых дорогих эссенций! Нет, чтобы укропную настойку стянуть, так им дефицит подавай! Хорошо, конечно, что ещё на спирт не подменили, с них бы сталось. Но всё равно такое не прощается!
Травница с надрывным стоном перевернулась на живот и по-пластунски поползла к люку, подволакивая за собой прихваченную вешалку, как боевой штандарт.
— Вот, подержи-ка у себя пока, — растерянной Танке впихнули в руки недопитую колбу и свиток. — Надёжней будет.
Пышущая благородной жаждой мщения и ещё совсем чуть-чуть дымящаяся после недавнего взрыва, Алеандр с улыбкой начинающего маньяка протиснулась в лаз мимо замершей подруги, вполголоса костеря ближайшую родню и грозясь всеми мыслимыми карами. Танка рассеянно проводила её взглядом и только порадовалась, что массивная вешалка застряла между балясин: рассерженной столь качественно давнюю приятельницу она видела не часто. Не то, чтобы Эл была способна кого-нибудь холоднокровно забить до смерти, но вот покалечить в пылу ссоры и покалечиться самой — запросто.
С улицы уже доносились разгневанные вопли назревающей драмы, участники, перекрикивая друг друга, проясняли предысторию, занимали диспозиции относительно главных действующих лиц и "распевались" сплошным визгом. Отставив в сторонку неизвестный реактив, духовник меланхолично присела на относительно чистый участок пола и развернула рабочие пометки будущей заведующей кафедры Зельеварения. В отличие от приватных писем и повседневной речи в исследовательских изложениях Валент оказалась чрезвычайно лаконична:
"Льняное масло — зашибительный бабах. Нужно ещё попробовать".
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
Трапезы в семействе Валент проходили исключительно интересно.
Во всяком случае, интерес они вызывали у Яританны Чаронит первое время, когда обилие народа за общим столом слегка шокировало, непривычную к большим семействам девочку, а ряд ритуалов казался едва ли не диким. Чего только стоили негласные бои за почётные места? Когда по торцам стола с размеренной важностью и чувством собственного достоинства усаживались немногочисленные мужчины, расправляли салфетки на коленях и наполняли себе бокалы, следующим этапом обсаживались гости, а потом жена и сестра хозяина (а позже и все женщины в доме) всеми правдами и неправдами рвались занять места возле господина управляющего, при этом демонстративно не пихаясь и не оттаскивая за волосы соперниц. Счастливица имела прекрасную возможность на протяжении всей трапезы беззаботно щебетать и мило улыбаться, выпрашивая себе поблажки на милые девичьи слабости и исподволь чернить менее удачливую соперницу. При этом всё делалось с таким изяществом и профессионализмом, что никто из посторонних не мог углядеть в происходящем холодный расчёт, а сам Ригорий Валент и вовсе пребывал в счастливом неведенье, полагая себя чрезвычайно любимым. Остальным участникам темы для обсуждения тоже подбирались с особой тщательностью. Нет, никто не вывешивал над столом список требований, но вот тон и манера повествования для всех казались тщательно отрепетированными: весёлые, энергичные, с внутренним задором, непосредственной радостью и острой критикой в адрес других. Будто бы каждый представлял собой звезду беседы и был одновременно княжеским ревизором и приглашённым скоморохом. В этом напыщенно-доброжелательном окружении Танка часто терялась настолько, что и сама начинала вести себя подобным образом, опасаясь раствориться в обилии эдакой непринуждённости. Чтобы не слишком вязнуть в творящемся, есть приходилось оперативно, избегая добавок и проявления возможного неуважения к труду хозяйки: становиться следующей темой "обеденного трёпа" не слишком хотелось.
