| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Кхм... Ну, Коля... слышу, конечно. Хорошая новость. Ноты ведь у нас есть?
— Хорошая?! Да отличная новость! Я, откровенно говоря, не очень верил... Но ты оказался прав! Ты молодчина! Есть ноты! Все есть... Там, при записи, ребята основное набросали... Я все забрал!
— Отлично! Тогда договаривайся о встрече. Мы готовы будем подъехать, куда скажешь. Ждем твоего звонка...
Я повесил трубку, не дослушав эмоциональный поток Николая. Накатила какая-то опустошенность и слабость, даже задрожали колени. Я прижался горячим лбом к холодной коробке висящего на стене телефона...
"Если он сейчас затрезвонит — голова, наверное, взорвется. Всё. Шутки закончились. Кто-то из них — Сенчина или Пьеха — споют точно. А это значит, что песня из будущего поменяет "свое" время, и у нее будет другой автор. Это будет первое, на самом деле реальное(!) доказательство, что я что-то могу и СУМЕЛ ПОМЕНЯТЬ. Хоть на чуть-чуть... Хоть на микрон...".
Я оторвался от слегка запотевшего телефона.
"Упс. Как у меня подскочила температура... А может, я сейчас умру?! Может быть, само ВРЕМЯ так борется с такими, как я. Ведь если я сейчас умру, то все закончится, и никакого изменения реальности не случится! Господи, как досадно и обидно!".
Я даже застонал сквозь зубы от обиды и страха.
"Интересно. Я умру совсем, или вернусь в свое время? Нет!!! Я не хочу ни того, ни другого. НЕ ХОЧУ!".
На подгибающихся ватных ногах я доковылял пару метров до двери в Лехину комнату, и с трудом ее открыл.
— Леша... — воздух из горла выходил с каким-то булькающим клекотом, только усиливая накатывающую панику, — Дай скорее аспирин... валидол, или стакан водки... Быстрее!.. — я сполз по косяку на пол.
Разговаривавшие о чем-то веселом "мамонты" смолкли на полуслове — застывшие улыбки начали медленно сползать с лиц. Но, видимо, морпехи есть морпехи. Обоих выбросило ко мне из кресел, как пружинами! Оба столкнулись около моей обмякшей тушки — Леха изменил движение к теткиной аптечке, а Димон схватил меня в охапку, и в мгновение ока переложил на диван.
Никаких "охов" и "ахов". Через секунду около моего носа маячит бутылочка с корвалолом, и Леха, спокойный как кобра, спрашивает, сколько капель лить в стакан.
Трясущимися руками — чувствуя, что сердце лихорадочно колотится уже где-то в горле — я хватаю спасительный пузырек, зубами выдергиваю пластиковую "капельницу", и опрокидываю все содержимое прямо в рот.
Грудь изнутри разрывает объемным взрывом холода. Откидываюсь на подсунутую под голову подушку. Прислушиваюсь к ощущениям. Сердце бьется ровно, но такими сильными толчками, что боль от них отдает в виски.
— Аспирин... — свой голос слышу как будто издали.
Перед моим носом появляется бумажная упаковка и стакан с водой. Дрожащими пальцами выковыриваю пять таблеток, сую их в рот, и делаю глоток воды. Снова взрыв холода, только теперь во рту и горле. Крупные капли холодного пота стекают по лицу, оно все мокрое.
— Ну, ты как? — спокойным голосом Лехи можно резать стекло.
— Умру, но не сегодня... — голос все еще звучит "со стороны", но я уже понял — и правда, "не сегодня"...
— Дим, вызывай "Скорую".
— Нет! — власть над собственным голосом вернулась, — Это случайность. У меня так бывает...
Бесполезно. Меня никто не слушает. Димон вызывает "Скорую", меня накрывают одеялом и насильно удерживают в лежачем положении...
...Когда минут через двадцать в комнату входит высокая пожилая врач с дерматиновым чемоданчиком, я чувствую себя совершенно здоровым. Все еще слегка напуганным, но... совершенно здоровым.
Доктор добросовестно исследует меня, как может, даже проверяет горло. Температура 36,6, давление сто двадцать на восемьдесят, пульс семьдесят. Она озадаченно рассматривает сначала меня, потом пустой пузырек корвалола и разорванную упаковку аспирина.
— Сейчас все нормально. — врач усталым взглядом смотрит на обоих "братцев", нависающих рядом, — Но если был приступ, предположительно стенокардии, да еще в таком раннем возрасте и без видимых причин, то сейчас требуется госпитализация и углубленное обследование.
"Вот оно, мое спасение!" — мелькает в голове мысль.
— Доктор! — мой голос звучит звонко и уверенно, — Причина была, я просто не успел рассказать! Это я от радости разволновался, а целый пузырек выпил от испуга, что сердце стучит сильнее. Я от этого не заболею? — придаю своему голосу волнение, а лицу придурковатое выражение.
— Какая радость? — недоверчиво спрашивает Димон — по выражению его и Лехи лиц я понимаю, что они готовы отправить меня в больницу.
Врач тоже прищурилась с недоверием:
— Это что же тебя так обрадовало, что ты таблетки стал глотать горстями?
Делать нечего — а то упекут в больницу:
— Позвонил знакомый с важной новостью, вот от радости, видимо, сердце и застучало. А бабушка говорила, что если сердце колотится, то нужно принимать корвалол и аспирин — вот я и принял. Наверное, много за раз? — я "доверчиво" смотрю на доктора и хлопаю глазами.
В этот момент телефон в коридоре вновь разражается своими мерзкими трелями. Все от неожиданности вздрагивают.
— Дима, это наверное Николай! Поговори с ним — он подтвердит! — я "давлю" голосом, и пока докторша провожает взглядом Димона, я со зверским выражением лица кручу пальцем около виска и грожу кулаком Лехе.
Минуты через три Димон возвращается с озадаченным видом, и мямлит под взглядом врача, что "И правда, новость неожиданная".
— Зачем же ты принимаешь лекарства в таком количестве без назначения врача, и от радости? Что за глупость?! — врач возмущенна, — Ты же взрослый мальчик, и должен понимать, что то, что для больного человека — лекарство, то для здорового — яд!
Димон, открывший рот — видимо, возразить, что на "здорового человека" я похож ничуть не был — так же молча его закрыл, остановленный Лехой.
Врач, еще немного повозмущавшись моей глупостью, выписала направление в районную поликлинику к кардиологу, и предупредила, что сообщение о вызове "Скорой" там получат — так что бы я не вздумал "прогулять" врача. На этом ее визит подошел к концу, и под наши дружные извинения она удалилась с недовольным видом.
* * *
— Чаво смотрите?! — я уже встал с дивана, и расхаживал по комнате под малодружелюбными взглядами "мамонтов", — Ну психанул немного от радости, спасибо, что вовремя помогли!
— Это не было похоже "от радости"... — набычившись, хмуро возразил Леха.
— А если и не было, — я остановился и устало потер затылок, — то в любом случае, в больнице ничего не найдут. Мне через неделю ехать в санаторий — там обследование и пройду.
— Пообещай! — потребовал Леха.
— Чтоб я сдох! — и вскидываю над головой пионерский салют.
— Виктор! — так, сейчас Леха не шутит.
— Ладно, обещаю — самому интересно. К тому же, можешь проследить — вместе же едем. Дима, что Завадский сказал?
— Клаймич ждет нас сегодня к семи часам вечера, у себя дома. Я сказал, что перезвоню...
— Вот и отлично. Он принял наши условия — сегодня продадим ему песню, и со спокойной душой поедем отдыхать! — я победно потер руки, взглядом приглашая "братцев" присоединиться к общей радости.
— А ты так обрадовался ПЯТИ тысячам, что аж до сердечного приступа?! — хмуро уточнил Леха, выделив интонацией сумму.
— Леша, перестань... — я ответил ему таким же хмурым взглядом, — Что получилось, то получилось. В санатории посмотрим — уверен, что это случайность. Димон, звони Завадскому — скажи, что мы приедем к девятнадцати часам, адрес узнать не забудь. Леха — заводи, время уже поджимает. Пошли... — Леха поднялся, Димон остался сидеть за столом.
— Я охреневаю... Вот сколько дней смотрю — столько и охреневаю... — "средний брат" задумчиво рассматривал меня, подперев голову рукой, — То, что этот "мелкий" нагло командует и диктует инструкции — это еще ладно. А вот с какого лешего мы это исполняем? Вот это непонятно...
Леха молча замер посреди движения.
"Мдя... Невовремя гад приезжий "разборку" затеял. Что ж, как говорится: "Паровозы надо убивать, пока они еще чайники!" И так уже затянул слишком".
— Дим, давай сейчас отношения выяснять не будем. Не место и не время. Ведь у нас же все получается! Тут, в конце концов, так: "Кто не с нами — тот против нас". Ты ведь, надеюсь, с нами?! — я дружелюбно улыбаюсь.
— Не знаю... Пока до конца не решил. — Димон на "дружелюбие" не отвечает и в ответ не улыбается.
"Как все серьезно. Пф..."
— Что, и даже к Клаймичу с нами не поедешь? Позвонить Завадскому и узнать адрес я и сам могу, если тебе так сложно. — я перестаю улыбаться и "делать вид".
— Ну, съездить можно — даже интересно. — Димон легко поднялся из-за стола, — Адрес Коля мне уже сказал. Позвоню, что мы выезжаем. — с этими словами он вышел в коридор.
Мы с Лехой встретились взглядами:
— Так не пойдет. Ты же понимаешь. Он или с нами, или просто лишний...
Леха недовольно поджал губы:
— Погоди... Не гони коней.
* * *
Мы сидим за большим столом в гостиной шикарной квартиры Клаймича, на Невском. Обстановка и мебель откровенно "дореволюционные": обитые материей стены, причудливо изогнутые спинки изящных стульев, зеркальный бар, статуи в эркерах, картины с пейзажами, и в довершении всего этого "безобразия" — белоснежный рояль с канделябрами над клавишами из слоновой кости.
"Мдя... Некоторые красиво жили и при советской власти".
— Таким образом — подытожил итог полуторачасового общения уважаемый "Григорий ибн Давыдович", — текст этой песни вы официально зарегистрировали в ВААПе, а ноты зарегистрируете в ближайшие дни. Никому из других исполнителей песня не предлагается, текст и музыка не передаются. Во всех возможных интервью и телепередачах вы говорите, что данная песня была написана специально для Эдиты Пьехи. Помимо оговоренных пяти тысяч, я передаю Николаю еще три тысячи, если эта песня будет отобрана на "Песню года" по письмам телезрителей.
Вся эта "говорильня" меня не касается. Я разве только в носу от скуки не ковыряю, и периодически этим же самым носом "клюю", имитируя одолевающую меня дремоту. Клаймич давно потерял всякую надежду втянуть меня в разговор, и сейчас общается только с Завадским.
Димон с нездоровым интересом рассматривает голых скульптурных баб, а Леха просто смотрит перед собой.
Наконец, после утрясания еще каких-то мелочей, Клаймич скрывается за большой белой двустворчатой дверью с золотыми ручками, и через несколько минут возвращается с пятью пачками десятирублевых купюр. По знаку Николая Леха принимает деньги, и не считая, прячет их в "дипломат", который Завадский захватил с собой из дома "для солидности".
— Вы не пересчитаете? — вяло любопытствует Клаймич.
— А нужно? — недоуменно интересуется Завадский.
Николай сегодня великолепен! Осознав, что мы выиграли, он ведет свою партию безукоризненно.
Все вопросы выяснены, все условия согласованы, деньги получены — мы откланиваемся.
— Виктор, — Клаймич уже в прихожей проникновенно смотрит мне в глаза, — значит, мы можем рассчитывать, что это наше взаимовыгодное сотрудничество не последнее?
— Однозначно. — лаконичностью ответа я опять соревнуюсь с древними спартанцами...
* * *
Николай снова в ударе!
В начале "званого" вечера у нас дома, когда все еще чувствовали естественную скованность, он толкнул такую речь обо мне — таком замечательном и неповторимом — что прослезились и мама, и дедушка, и сам Завадский!
Пока Николай вдохновенно говорил, я задумчиво потягивал из бокала холодный "Тархун". Когда же все выпили — уж конечно, не "Тархун"(!) — а некоторые из присутствующих промокнули салфетками глаза, я встал:
— Спасибо тебе, Коля... Я, как говорит дедушка, "на алаверды"...
— Прочитал в одной книжке, что когда приходит время умирать, то каждый вспоминает, не напрасно ли он жил...
Присутствующие перестали закусывать, и удивленно уставились на меня. В маминых глазах зажглась тревога.
— У меня планов умирать нет! — я дурашливо хихикнул, и обстановка за столом сразу разрядилась, народ заулыбался, — Но если вдруг мне завтра на голову упадет кирпич — то я всё же прожил даже эти четырнадцать лет не зря. Пусть Саша — твоя дочка — будет счастлива! Пусть будет счастлива вся твоя семья...
У Завадского опять на глазах выступили слезы.
Я обернулся к деду:
— Дедуль! Я не знаю, что значит воевать. Но когда смерть оказывается рядом — человек меняется. Это я уже точно узнал на себе. Я изменился. Может, это и нехорошо, но это произошло. Я стал взрослым. На войне, наверное, взрослели так же...
У деда заблестели глаза, он опустил голову.
— Вы простите меня, если я иногда веду себя не так, как вы ожидаете. Просто я как-то сразу повзрослел, тогда... И это не проходит... как я не стараюсь.
Мама неотрывно смотрит на меня, и из ее глаз катятся слезинки.
Сопит дед. Отвернулся Николай. У Димона лицо, как застывшая маска. Леха смотрит в сторону, крепко сжимая огромные кулаки.
Мама порывисто встает и крепко прижимает меня к вздрагивающей груди.
Я делаю вид, что тоже плачу — плечи вздрагивают, я всхлипываю.
"Какая же я сволочь...".
* * *
Ужин, начавшийся "за упокой", сначала перешел "за здравие", а затем превратился в удивительную пьянку! Казалось, все присутствующие одновременно отпустили тормоза... И понеслось: выпили, закусили и снова выпили...
Николай уже не совсем трезвым голосом победно стал рассказывать маме и дедушке о наших выдающихся "музыкально-финансовых успехах"! А уж когда на стол были выложены и торжественно переданы маме ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ(!), то дальнейшее "отмечание успехов" понеслось вихрем! Народ сильно расслабился — и я тоже позволил себе лишнего, втихаря выдув на кухне грамм пятьдесят водочки, и шустро отправившись обратно — закусывать.
Дальнейшее непривычный к алкоголю подростковый организм запомнил какими-то урывками: вот мы, все вместе, под дирижерством деда, поем почему-то "День Победы"; вот Николай аккомпанирует на пианино, а я пою "Семейный альбом", пародируя акцент Пьехи; вот я, Леха, Димон и Завадский хором изображаем вторую записанную песню — "Городские цветы" — а я всех уверяю, что ее непременно должен исполнить только Боярский... Потом они снова за что-то пьют, а я снова отлучаюсь на кухню. Потом мы всей гурьбой идем до Лехиного дома, потом вроде возвращаемся... А потом... Занавес.
* * *
В Сочи мы уезжали на фирменном экспрессе "Северная Пальмира".
Волнующая атмосфера вокзала, над вагонами дымок от сгорающего в титанах угля, крики носильщиков и плотная суета на перроне — я почти задыхался от давно забытых воспоминаний и ностальгии! Как же давно все это было. Как же я все это любил...
Нас с мамой никто не провожал. Да и кому было провожать?! Дедушка был на работе, Леха с Димоном устраивались в соседнем СВ, а Завадский с женой Светланой и дочерью Сашей заняли целое купе в паре вагонов от нашего.
Именно так... В Сочи мы поехали все вместе! Ну, Лехе нужно было ехать в любом случае, на суд. Благо, на работе не возникло проблем с июлем "за свой счет", а в августе у "Большого брата" и так был очередной отпуск. Димону вообще нечего было делать до самого сентября. А безработному Завадскому "сам бог велел" вывезти семью на море после всего произошедшего.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
